Я не могла обижаться на крестного. Он и в самом деле заложник своей работы, а я эгоистично требую от него невозможного.

— Позже — так позже, — я поспешила поскорее попрощаться с куратором, чтобы не расплакаться от обиды. Обиды за светлую память матери.

— Лиа, постой! Не обижайся на меня, Лиа!

Мне некому помочь, кроме Агеллара. Вот и проверим, так ли он был честен, предлагая свою помощь в любое время. Отправив короткое сообщение: "Я иду", я ворвалась в спортзал. Дверь в тренерскую была открыта, поэтому я беспрепятственно в нее попала и зашвырнув сумку в район притаившегося за шторой дивана, с размаху приземлилась на стул напротив тренера и ожесточенно потерла лицо руками. Нет, плакать я не стала, хотя очень хотелось.

— Что на этот раз? — поинтересовался он, откладывая прессу.

Агеллар уже должен был уйти домой, но я попросила его подождать.

Тут я поняла, что не могу озвучить просьбу, кто я ему такая, чтобы он решал мои личные проблемы?

— Я не приду сегодня, — глухо проговорила в ладони.

— Хорошо, что предупредила. Обычно ты так не делаешь.

— Я почти что не пропускаю ваши занятия, — огрызнулась я.

— Не "ваши", а твои, Ранхил, — парировал Агеллар, делая глоток кофе. — Эти занятия нужны, прежде всего, тебе.

— Это не важно.

Мы помолчали.

— Тренер?

— Мм?

— Сколько будет стоить такси от Ларосса до Градьяна?

— Тысячи полторы, — ответил он после небольшой паузы. Слишком дорого, а я итак не экономила в этом месяце. — Что ты там забыла?

— Хочу кое-кого навестить, но мне это не по карману. Человек, с которым я договорилась, не сможет меня подвезти.

— И поездку нельзя отложить? — уточнил тренер.

— Нет, сегодня… особенный день.

Он встал, зашелестела надеваемая на плечи куртка.

— Собирайся, или ты предлагаешь мне одному поехать?

— Куда?

Агеллар посмотрел на меня как на умалишенную.

— Минуту назад ты сказала, что тебе нужно в Градьян, или мне послышалось?

— Нет, то есть, да, — стала заикаться я. — Не надо, я поеду на такси.

А потом уже начну экономить.

— Ранхил, ты в своем уме — ехать за город, чтобы возвращаться оттуда поздно вечером в компании абсолютно незнакомого человека? — поинтересовался он, но на самом деле я этого делать не собиралась. Я могла бы позвонить кому-нибудь из знакомых с машиной и заплатить им чуть поменьше с условием, чтобы меня вообще кто-нибудь туда согласился отвезти. — Ты же не собираешься там ночевать?

— Нет, — замотала я головой. — Только навестить и все. Это быстро.

Относительно, если не учитывать времени, затраченного на дорогу туда и путь назад.

— Тогда чего мы ждем? Ты готова?

И в самом деле — я ведь осознанно шла к нему за помощью, так почему же я испугалась, когда он сам ее предложил?

— Готова. Только сумку возьму.

Я всегда думала, что "Хайрем" — это машина проректора. Но когда рядом со мной сработала сигнализация, а в руке Агеллара я разглядела пульт, мои глаза приобрели размер колес этой страшной машины.

— Это ваш зверь? — благоговейно прошептала я, распахивая дверь внедорожника.

В просторном салоне можно было бы жить небольшой хенанской семье.

— Мой, — без лишних эмоций произнес тренер, подталкивая меня, вернее, подсаживая на сиденье. Оно было слишком высоко для меня.

— Вот это да, — я провела рукой по гладкой приборной панели, затем по кожаной обивке сиденья. "Хайрем" явно куплен очень недавно, или же его хозяин очень хорошо за ним следит.

— Это всего лишь машина, Ранхил, — приземлил тренер, и я сконфуженно пристегнулась.

Серые глаза потемнели, словно предгрозовое небо. Алестер был уверен, что рано или поздно она расплачется, но Ранхил сдержалась. Кто знает, каких усилий ей это стоило, но дыхание переросло в трагические всхлипы, и он не выдержал. Он видел женские истерики, поэтому удивить его вряд ли что-то могло, но рисковать он не стал.

Причина оказалась куда как прозаична — сорвалась поездка. Что же это за поездка такая, что из-за нее надо так убиваться? Ему стало любопытно, именно поэтому он принял решение помочь. Да, не ближний свет, однако, если она поедет туда на такси, ему спокойнее не станет, напротив.

Ясно Агеллару было одно — с его помощью или без нее — Ранхил всё равно попадет в Градьян, чего бы ей это не стоило. Она попыталась даже отказаться от протянутой руки, проявляя свой противный характер, но сдулась, и это уж точно заслуга не тренера — ее мучил финансовый вопрос. Знала бы она, что Агеллар, скорее всего, еще и преуменьшил, то согласилась бы, не раздумывая. В итоге они всё же выехали, но прежде Алестер выслушал оду "Хайрему". Он любил свою машину, но такого восторга, как Ранхил, к ней не испытывал, о чем грубовато сообщил. Девчонка молчала всю дорогу.

Градьян — провинциальный город, примыкающий к Анхельсу с противоположной стороны от границы. Это тихое место, с небольшим населением, красивой природой и пока еще нетронутыми людьми заповедниками. Алестер пару раз отдыхал здесь с сослуживцами в соответствующих заведениях и у него остались приятные впечатления об этом месте.

Они доехали до развилки, перед которой Агеллар притормозил. Ранхил ведь еще не сказала, куда они направляются.

— Налево, — бесцветным голосом сказала она, не повернув даже при этом головы.

И Алестеру стало понятно, где в итоге конечный пункт их остановки. Правая дорога ушла в город, левая же вела в обход, проезжая рынок и кладбище. Судя по настроению, Ранхил явно не за картошкой едет.

— Кто-то из близких? — осторожно спросил тренер, пытаясь при этом заглянуть в лицо. Он видел лишь профиль.

— Мать, — коротко ответила она и закусила губу.

Больше он ничего спрашивать не стал. Скорее всего, сегодня день памяти, и осуждать Ранхил за ее поведение он не имел права. Кто знает, будь он девчонкой, не повел ли бы он себя аналогично в случае с его матерью?

Он оставил машину у центрального входа.

— Я забыла цветы, — с горечью произнесла Ранхил, открыв дверь и увидев закрытый киоск ритуальных услуг. — Подождите меня здесь, я скоро.

— Может, мне лучше пойти с тобой? — предложил он, но девчонка покачала головой.

— Нет, я хочу сама.

Ранхил сползла с высокого сиденья его внедорожника и пошла к воротам. Алестер дождался, пока она скроется из виду и завел машину. Через несколько минут он уже въезжал в город с другой стороны.

Мне понадобилось всего пять минут, чтобы навести порядок на могиле матери, и призраки прошлого привычно накрыли меня с головой. Я доплелась до лавочки и устало на нее привалилась.

Говорят, на памятник не делают улыбающиеся фотографии. Народное суеверие. Мы с отцом решили запечатлеть ее такой, какой она нам запомнилась. Фотография с ее тридцатилетия. Она стояла у розового куста и нежно улыбалась отцу в объектив фотокамеры. Черный мрамор не мог отразить в полной мере всю красоту Иветты Ранхил, но в моей памяти она осталась такой, как в тот день — доброй, улыбчивой, счастливой и молодой. Слишком молодой, чтобы умереть в свои неполные тридцать два.

Воспоминания закружились и сплелись вокруг меня в плотный кокон, давя на грудь и мешая дышать. Слез не было, свое я, наверно, выплакала еще тогда, восемь лет назад. Но боль, тянущая, мучительная, как само воспоминание, продолжала мучить меня до сих пор.

Он подошел очень тихо, но так, чтобы я не испугалась. Положил мне на колени длинные белые розы и сел рядом.

— Все, что смог найти, — будто извинился он.

Я бережно взяла это богатство (Кровь Королевы, если не ошибаюсь, самый дорогой сорт, который можно найти в Лароссе) и аккуратно положила на гробничку.

— Спасибо, — поблагодарила я, возвращаясь на место. — Она очень любила розы.

— Ты очень похожа на нее, — сказал тренер, вглядываясь в изображение на памятнике.

Я усмехнулась и покачала головой.

— Мама была очень эффектная, красивая. У меня от нее только фигура.