Из мэрии комиссар вышел окрыленный, не скорее даже вылетел как пушечное ядро, чуть не сбив с ног по дороге обалдевшего от такой перемены сторожа-привратника. Еще бы, тысячи матерых профессионалов весь год искали злоумышленников, и безрезультатно – даже близко не подошли, а он – Жавер всех их уделал! Единым порывом он настрочил доклад, адресовав рапорт сразу на имя самого Фуше, минуя промежуточные инстанции, чего уж мелочится? Пусть министр полиции узнает, какого ценного сотрудника потерял поверив наветам завистников.

Остаток времени до темна Жавер провел в праздности, впервые за много лет он дал себе время расслабится и отдохнуть в полной мере – к черту дела и заботы. Собственная ферма в уютном захолустье Швейцарии и небольшой заводик по выделке сыра – что еще нужно отставному полицейскому для полного счастья. Получит он 100 тысяч франков и как кой черт ему дальше эту лямку тянуть? Он свое уже давно отработал пора и на покой, с деньгами можно и попробовать женится, приискать удачную партию, а тот тут в городке на него только старые грымзы и засматриваются. Комиссар уже был одной ногой там в далеком кантоне и вдыхал живительный горный воздух, наполненный ароматами трав и тут – БАЦ! Грубая реальность бытия безжалостно нанесла ему первый жестокий удар. "Обойдут!" – словно раскаленным железом обожгло мозг, пребывавший в сладкой полудреме Жавер моментально проснулся. Как он мог забыть? Как? Полностью награда за розыск преступника выдается только "штатскому" доносчику, а ведь он на государственной службе, числится генеральным комиссаром полиции в этом трижды проклятом городишке. Следовательно из общей суммы вознаграждения ему причитается только определенная часть, причем скорее всего – меньшая. Львиную долю заберет тот чиновник, кто "расколет" подозреваемых, и представит готовое дело до начальства или как вариант – сам возьмет негодяев с поличным. Да ему так вообще ничего дадут, ни единого луидора, донесение обязательно перехватят на уровне префекта, или в канцелярии министра, знает он столичных ловкачей, сам недавно таким был, эти ребята на ходу подметки режут. Подозреваемых заберут и дело представят так, как будто дурак Жавер просто задержал парочку клошаров за мелкую провинность, а они, такие красивые и умные, сумели распознать в ничтожных оборванцах важных государственных преступников. Точно ошпаренный комиссар полиции вскочил с кровати и заметался по маленькой холостяцкой комнатушке, натыкаясь в потемках на стулья. Деньги, столь осязаемые уже у руках таяли как призрак, как зыбкий утренний туман. Что теперь делать, что? "Стой, Жавер, успокойся!" – приказал он себе, еще ничего не потеряно и есть время для различных телодвижений. Первым делом надо забрать и уничтожить рапорт, прямо сейчас. Второй час ночи, а значит придется поднять с постели почтмейстера и может быть еще кого-то… плевать, на кону 100 тысяч франков, дело того стоит. Началась большая игра и теперь уже с этого пути не свернуть.

– Месье Ренн проснитесь! Дело государственной важности, не допускает отлагательства! – Жаверу потребовался не менее часа, что бы разбудить сперва ленивую прислугу, все никак не желавшую его впустить в дом, а затем уже и самого "главного почтаря", – Да вставайте же черт вас подери!

Хорошо хоть писем и прочей корреспонденции в этот день было немного и его пакет отыскали быстро. Когда они закончили копаться в ящиках и столах почтовой конторы, Ренн на него еще так посмотрел, видимо решил – свихнулся окончательно комиссар от провинциальной скуки. Но Жаверу уже все равно, его занимала одна мысль – надо быстрее добраться до Парижа, опередить тех ребят хоть на пять часов, а лучше на сутки и организовать им встречу. Почему он сразу не арестовал подозрительных клошаров, ведь не трудно же взять пяток жандармов во главе с их бравым командиров Анри и повязать преступников, догнав в дороге, пешие от конных далеко не уйдут. Легко сказать… существовало в версии Жавера одно значительное уязвимое место, одна ахиллесова пята. Оружия из которого предполагаемые преступники должны были застрелить Наполеона никто из жителей городка не видел. Не было у бродяг с собой ни ружья, ни карабина, ни даже простенького паршивого пистолета – ни один из свидетелей не заметил, а ведь такой предмет в карман не спрячешь. Впрочем, в этом случае парочка переходила бы уже в разряд "разбойники" или "браконьеры" и вряд ли жандарм отпустил бы их с миром. У них на первый взгляд вообще никакого оружия, кроме обычных ножей не было. Вот задержит их Жавер, но ведь еще доказать надо, где гарантия скажите, что в Париже не поднимут на смех ретивого провинциального комиссара? И ладно бы это случилось в начале года, а теперь когда для Фуше уже наверняка наловили тысячу и одного "русского террориста", играть с такими вещами рискованно, могут последовать со стороны начальства неприятные оргвыводы. И всегда найдутся доброжелатели, которые подскажут министру, что опять "отличился" тот самый идиот Жавер… так можно и оказаться ненароком в соседней камере, по соседству с этими клошарами. Бродяг, или рабочих-сезонников, под которых эта парочка подделывается, помытарят в участке пару дней и выгонят взашей – кому они нужны, ему же могут припомнить все старые грехи, коих надо честно признаться, за долгие годы накопилось немало. Самый минимум, что последует за такую попытку реабилитировать себя путем обмана – удаление со службы без выходного пособия и без пенсии. Черт его дернул тогда ввязаться в политику, в заговор против "папы Жозефа", казалось ведь дураку, что дело верное и место префекта Сите уже в кармане.

До утра он не сомкнул глаз, теперь уже не до отдыха. Приходится ждать, пока обыватели проснутся, на казенных лошадей комиссар и не рассчитывал – надо объяснятся со скрягой-мэром. В Париж, быстрее в столицу, надо опередить русских хотя бы на несколько часов, а лучше на сутки. Тогда можно будет организовать этим двоим придуркам достойную встречу. Проследить за ними по дороге в принципе можно, но уж очень рискованно, тем более людей подходящих в распоряжении комиссара для такой миссии нет.

Сержант Анри прикроет отсутствие Жавера на неделю-другую, все равно полицейскому его калибра в этой глуши работы практически нет. Отпуск генеральному комиссару формально не положен, но отпросится на некоторое время "по семейным обстоятельствам" труда не составляет.

Из мэрии он отправился на самый конец города к одному офранцузившемуся фламандцу Скоффлеру, который "отдавал внаем лошадей с кабриолетами по желанию". Чтобы добраться до этого Скоффлера, самый короткий путь лежал по захолустной улице, где помещался дом священника того прихода, к которому принадлежал Жавер. Кюре прихода был, говорят, человек почтенный, достойный, всегда подающий добрые советы. Но напутствия комиссару были не нужны, да и заказывать церковную службу ради успеха дела он не собирался, жизнь давно уже сделала Жавера убежденным атеистом.

Фламандца он застал дома, то был занят починкой поврежденного хомута и прочей упряжи.

– Дядя Скоффлер, есть у вас хорошая лошадь? – спросил Жавер, стараясь не выдать охватившего его возбуждения.

– У меня все лошади хороши, господин комиссар, – меланхолично заметил фламандец, не прерывая своего занятия. – Что вы называете "хорошей" лошадью?

– Лошадь, которая в состоянии сделать двадцать миль и более в один день. Мне нужно срочно отлучится в столицу по личным делам. Думаю за неделю обернутся.

– Черт возьми! Это вам не шутка! И в упряжи, позвольте узнать или под седлом?

– Да, пожалуй. Я наездник никудышный.

– А сколько времени ей можно отдыхать после путешествия?

– В случае надобности, она должна пуститься в обратный путь на другой же день.

– И пробежать опять то же расстояние?

– Обратно можно и не спешить, а вот в Париж мне надо прибыть побыстрее.

– Эге-ге! Вы сказали – двадцать? Почему так много? Никак крюк намерены сделать? По прямой выйдет меньше, я тут наскоро подсчитал…