1. Время – самое тяжелое, на дорогу до Питера уйдет минимум несколько суток, даже если платить ямщикам по максимуму, а уже через неделю Александра хватятся и начнут ловить. Пферд с Козликом вполне могут за эти дни сесть прямо в Петрограде на иностранный корабль и свалить за рубеж – поди их там достань потом.

2. Деньги – на полигоне он с помощью друзей может собрать только три-четыре сотни рублей серебром, за остальными надо ехать в полк, а там могут задержать на неопределенное время. Таким образом ни подкупить прислугу графа, ни дать взятку полицейскому он не сможет.

3. Сообщники и помощники – кто-то должен укрывать его в Санкт-Петербурге, вести наблюдение за подступами к дому Пферда и за передвижениями графа и его подручного Козлика.

4. Отход после совершения акции – Сашка уже достаточно "остыл", он хочет покарать убийц, но рассчитывает и сам в живых остаться.

Ликвидация Бони, кроме последнего пункта, получалась намного предпочтительнее, тем более, что ему отведена только роль простого исполнителя-стрелка, за организацию самого процесса полностью отвечает Фигнер. Немалое значение имела и полученная гарантия на самом высоком уровне, так облеченный полномочиями от царя генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай-де-Толи дал слово офицера, что с графом поступят строго по закону. Согласно уголовному уложению российской империи двойное убийство карается пожизненной пожизненной каторгой. И надо особо подчеркнуть, что наказание настигнет гада в не зависимости от результата покушения на Бонапарта. Но вот если Пферд вдруг да выживет после встречи с Сашкой – пули ведь не всегда убивают, то второй попытки у него не будет, а граф от этого только выиграет в конечном итоге, с "пострадавшего от бунтовщиков" спрашивать за учиненный погром в Сосновке и за убийство Глаши с отцом Николаем сурово не станут.

Вечером, еще засветло тронулись в путь, в предместье на одном из поворотов спутник толкнул его локтем в бок.

– Смотри, твои? Там слева! – и Александр, как смог высунулся из экипажа, неужели все же пришли?

– Сашка!!! – резануло по ушам криком, кажется одновременно и женскими и детским.

– Софья, Машка, Анна! Прощайте! – только и успел выкрикнуть Александр маленькой женщине в серном салопе с двумя девочками, поджидавшей их на углу одной из улиц, как казенный ямщик резко дернул вожжи и быстрые лошади умчали коляску прочь. Едва-едва друг друга разглядели, так и пришлось прощаться на ходу – буквально считанные секунды, Мария от неожиданности даже пискнуть ничего не успела, кричали вдогонку только Софья и ее старшая дочка, близнецов с ними не было, скорее всего мальчишек не отпустили к матери из кадетского корпуса.

– Кто их предупредил? Сами бы они не узнали. – набросился он на капитана.

– Не спрашивай, все одно не скажу, нашелся хороший человек, за отдельную плату. – ответил тот, все с прощаниями и проводами было закончено, опять судьба, опять ДОРОГА…

Дорога, дорога, дорога, дальний путь – как судьба. С казенным ямщиком и сопровождающим – незнакомым офицером в чине подполковника они расстались на первой же почтовой станции за Москвой. Генерал велел выпихнуть своих "браво" из первопрестольной поскорее, справедливо опасаясь, что "бойцы" могут просто на просто загулять. Был такой давний грех у российского офицерства, обычно таким макаром казенные денежки нередко и растрачивались: картишки, винишко, девки – и вот уже убыль для военного ведомства, и черта два потом с кого взыщешь. Было строжайше запрещено останавливаться в крупных городах, навещать по пути следования родственников, друзей и знакомых и вообще отвлекаться на посторонние дела.

– Прости брат! Попрошеватся тебе не дал? – повинился на прощанье ямщик, еще совсем не старый обладатель роскошной бороды, – Кабы не энтот черт от енерала… У меня, сам знашь, детки и баба в Москве. В Сибирь за вас занепременно грозились определить, коли остановлюсь, али промедлю где.

Александр только махнул рукой, зла он на подневольного человека не держал. Дальше они добирались уже на общих правах, но подорожная – документ, дающий права проезда по почтовому тракту них была самой высшей категории, курьерская. Трасса Москва-Петербург – это не провинциальная дорога, здесь все обустроено на совесть, кроме как нетрудно догадаться самого главного и нужного – дорожного покрытия. Станции большие, обязательно с гостиницей и конюшней, изредка попадались даже каменные двухэтажные дома почти городского типа. Здесь для отдыха служит не жалкая горница в большой избе, разделенная грязной занавеской на "господскую" и "людскую" половины, под которой беспрепятственно взад-вперед ползают дети, кошки и тараканы. За отдельную плату можно получить в свое распоряжение вполне приличную комнату – даже без клопов, а станционная прислуга поставит для уставшего с дороги путника самовар. Публика между двумя столицами катается богатая и знатная, поэтому здешние смотрители и содержатели почтовых дворов живут неплохо, имея стабильный и приличный доход с проезжающих. Никакого сравнения с провинциальными станциями, там станционный смотритель как заяц бежит, даже на зов армейского унтера, опасаясь как бы проезжие не побили, а тут и не ко всякому барину навстречу выйдет. С первым таким "королем почты", или по старому, если верить Радищеву "комиссаром" оба Александра вскоре и столкнулись в первом часу ночи на очередной станции, где следовало сменить "двигатель" начала 19-го века – коней.

– Курьерская! – коротко бросил Фигнер встретившему их конюху, ожидая, что лошадей им быстро заменят. Но какое, там пришлось идти на станцию и подгонять, – Да что вы черти медлите? Я по гривеннику за версту положу и на водку рубль дам! У вас же конюшня полная, чай новых и поставить некуда?

– Ваш милость, ваш благородие, боимся мы энто, без начальника! Почивает оне и будить до утра не велели. – ответили ему ямщики, хотя в свете коптилок развешанных под потолком сарая было видно по бородатым плутовским физиономиям, что перспектива хорошо заработать их прельщает. Рубль, да еще серебром не всякий проезжий генерал отвалит, обычная неписанная такса "на пропой души" вознице – двугривенный, а поверстная плата – пятачок, плюс-минус копейка. Классные у этих парней штаны, полосатые как у коверных клоунов в цирке, Александра тоже в Москве люди Барклая хотели в такие обрядить, но он уперся и тогда дали обычные брюки серого цвета.

Фигнер молнией кинулся во внутренние, "господские" помещения станции разбираться с задержкой, Сашка последовал за ним, вот тут фонарик-генератор и пригодился, поскольку местные на освещении экономили. На аборигенов техника 20-го века произвела определенное впечатление, но падать на колени, креститься и поминать нечистую силу никто не стал.

– Глико, немцы каку хитру штуку измыслили! Сама светит. – подивились местные "водители кобылы" и тут же придумали новинке применение, – А кабы на оглобельку повесить, ладно поди вышло.

Пребывающего в объятиях Морфея станционного чиновника нашли быстро – ориентировались по богатырскому храпу, от которого дробно сотрясались занавески на окнах, и колебалось пламя свечей. Александр потряс легонько спящего за плечо, просыпайся приятель, пришли к тебе по делу.

– Хр-р-р! Кого черт принес? Что за манер выезжать из города на ночь глядя? Лошадей нет и не будет! Очень еще рано! Взойди, пожалуй, в трактир, выпей чаю или усни. – ляпнул со сна, не открывая глаз, господин чиновник и презрительно отвернул толстую ряшку к стене. Захрапел он так, что стало страшно за целостность здания, казалось, что стены в такт трясутся. Того и гляди – резонанс и все строение рухнет, сложится как карточный домик. Нет, определенно надо спасать казенное имущество от неминуемой порчи.

– Эй уважаемый, проснитесь – у нас курьерская подорожная! – за дело взялся капитан Фигнер, но и ему не повезло, и его просьбу проигнорировали.