В комнату заглянул Хэйл.

– Уведи его, – прошептал кардинал, впадая в задумчивость.

– В яму? – поинтересовался его помощник.

– Нет. Подбери ему келью в соборе. Кормить, давать умыться. Поставить тройную стражу. Следить за ним денно и нощно, – и добавил, обращаясь к священнику: – Вернемся к нашему разговору позже. Ведь даже пытками не вырвать большего. Я прав?

– Ваша Светлость, я бы мог… – начал говорить Хэйл.

– Брат, ты слышал меня. Пытки не помогут, а умерщвлять мудрого врага ради нескольких минут разговора совсем неразумно, – Грюон исподлобья глянул на священника, надеясь увидеть облегчение, но не заметил даже ее тени. – Делай, как я приказал.

– Послушай меня, брат Грюон! – воскликнул Волдорт, но Хэйл, повинуясь жесту кардинала, уже вывел священника.

Пресвитер обмяк, физически ощущая свою опустошенность, и лишь дрожащие руки выдали его сильнейшее душевное волнение. Он налил вина в хрустальный бокал с серебряным ободком и залпом выпил.

– Неужели? Неужели такая удача? – прошептал он. – Я не могу потерять такую возможность. Неужели Кйорт Ларт – ходящий? Неужели?

Собравшись с силами, негромко крикнул:

– Эй! Кто там есть?

В комнату заглянул молодой страж.

– Ваше Высокопреосвященство, звали? – робея, спросил он.

– Как появится брат Хэйл, направьте его сразу ко мне, – кардинал умело скрыл в голосе нетерпение.

– Будет исполнено, Ваша Светлость, – страж поклонился и затворил за собой дверь.

– Ходящий, ходящий, ходящий, – без конца повторял пресвитер, задумчиво забрасывая в рот одну виноградину за другой. – А ведь все сходится. Все очень даже сходится. Похоже, Волдорт не врал, когда грозил Знаменосцем. Знаменосец был, и этот Кйорт его спугнул. Кто, кроме йерро, способен на такое? Перерожденный? Аватар? Нет, это было бы слишком, да и с какой стати им скрываться. Аргосский Тигр? Едва ли хватит сил даже у него на стычку со Знаменосцем. Я бы мог попробовать, возможно, еще несколько моих учеников смогли бы. А откуда Волдорт так уверенно знает, что любовник Нарциллы был тут? Кто ему мог рассказать, кроме его друга? И кто бы еще смог безошибочно выделить саму Нарциллу в толпе? Даже я бы не смог. Да. Вне всякого сомнения, это – йерро. А поскольку он смог попасть в Немолчание, он ходящий. И теперь он, несчастный, видать, рыщет в поисках выхода. И вот почему у этого старика нашлись такие древние рукописи: этот Кйорт привозил их, дабы священник читал их Истинной Силой, выискивая лазейку обратно. О Небо, какой же я тупица! Я был слеп, но прозрел. Лучше увидеть свою ошибку до того, как она стала фатальной. Я не должен больше ошибаться. Я больше не ошибусь!

В дверь постучали.

– Заходи, брат Хэйл, – дверь приотворилась, в небольшую щель проскользнула тень и замерла на пороге. – Мы собираемся и отъезжаем немедленно. Отправляемся в Ирпис. Пора следовать нашему плану и дальше, хотя с некоторыми изменениями.

Если брат Хэйл и удивился, то вида не подал.

– Пусть готовят мою повозку. И этого священника я забираю с собой, нельзя его оставлять тут, и казнить пока нельзя. Я поеду со всем сопровождением, а для тебя будет совершенно иное задание.

Хэйл нахмурился.

– Поверь мне, брат, оно важнее, чем то, для чего мы тут. И гораздо опаснее.

– Кого убить? – на лице Хэйла не дрогнул ни один мускул.

Было непонятно, шутит он или нет.

– Сначала просто разыскать, – кардинал выплюнул виноградные косточки в ладонь. – Да. Сначала просто разыскать. И помни, живой шакал лучше мертвого льва. Я знаю, что тебя трудно лишить жизни, но рискуй в меру. Без тебя план не выгорит. Но после смерти брата Дована никого другого я отправить не могу.

– Я буду осторожен, Ваша Светлость, – Хэйл поклонился и вышел.

Весна всегда приносила оживление в многочисленные рыбацкие поселки на западном побережье Алии. Большие косяки рыбы плыли вдоль берегов, держась теплых течений, на нерест к южным островам Белого Княжества. По дорогам двигались бесконечные повозки, большие и малые.

Одни, запряженные обычно четверкой лошадей (еще четверка гуськом тянулась следом), с обитыми железом колесами, крепкими бортами, груженные бочками с живой рыбой, двигались быстро, всегда вдоль побережья, и погонщики сменяли друг друга и меняли лошадей. Смотрели в оба, чтобы рыба не поплыла кверху брюхом: никто не хотел рассчитываться за дорогой товар из собственного кармана. Они спешили на рынки в Гиберу: живую рыбу там покупали охотно и за высокую цену.

Другие, тележки одиноких рыбаков или малых артелей, также не отставали. Бочки поменьше, улов попроще, да и вяленой или копченой рыбы в избытке. Но и на этот товар спрос был велик. Не каждый способен купить живого морского окуня за десяток серебряных монет, приходится довольствоваться малым.

Объединяло же всех рыбаков одно. Все они хотели сейчас продать как можно больше, чтобы потом размеренно тратить заработанные медяки, а если повезет, то серебро и золото. Такой богатый улов ведь случается лишь два раза в году, и терять живые деньги никто не хотел. Вот и чуть свет, а часто и затемно отчаливало от пристаней города да от берегов деревушек множество челнов, длинных рыбацких лодок и больших баркасов, чтобы к вечеру успеть доставить улов на берег, погрузить в бочки или продать коптильщикам. И на следующее утро одни снова устремлялись за линию горизонта, другие – на рынки города.

Это утро не отличалось от предыдущего ничем. По дороге, повторяющей контур побережья, двигались повозки. Недалеко над морем кружились чайки да едва виднелись треугольные паруса лодчонок, с берега казавшиеся крошечными кружевными платками, брошенными в пену волн. И никто не обращал внимания на одинокого всадника, который, подставляя солнцу бледное лицо, уверенно правил своего коня, обгоняя растянутую вереницу повозок. Чудной господин, одетый по-дорожному, но в крепкий, наверняка дорогой костюм. Растрепавшиеся иссиня-черные волосы, у седла выглядывает необычного вида костяная рукоять меча: один из путников, не более того.

Кйорт был расслаблен. Вдали от Ортука, у побережья, весна уже давно вступила в силу. Полоса леса по левую руку уже не стояла мрачной грязной стеной, а создавала свое зеленое волнение, словно дразня голубые волны. Те обижались на столь бездарное подражание и злобно показывали белые зубы бурунов. Солнечный диск, с каждым днем поднимаясь все раньше, грел все сильнее. Ходящий снял куртку, свернул ее и, перетянув дорожным ремнем, приторочил к седлу. Ветерок, дувший с моря, приятно обвевал тело. Кйорт на ходу доел остаток вкусной вяленой рыбы и запил вполне сносным кисловатым вином из фляги, купленной за небольшую сумму у встречного торговца. Больше еды не осталось, но он не беспокоился: через три часа он уже будет в Гибере и, если повезет, вечером, а если нет – утром, несомненно, на каком-нибудь торговом судне отплывет к Шинаку.

– Эй, посторонись! – выкрикнули сзади.

Кйорт усмехнулся: что-то в последнее время слишком часто просят «посторониться» – и отъехал в сторону. Мимо, галопируя изящно и легко, пронесся всадник – тонкий, но жилистый юноша на породистом восточном скакуне. Сразу видно – гонец. И не только по яркой гербовой накидке да по широкому ремню, перекинутому через плечо, с футляром из железного дерева. Одного лишь цепкого, внимательного взгляда всадника да напряженного выражения его лица хватало, чтобы понять, что он везет сообщение большой срочности и важности, и горе тому, кто станет у него на пути. Из седельной сумки выглядывал приклад легкого ручного арбалета. Тот был заряжен, но Кйорт успел рассмотреть плотно натянутый предохранитель. Благоразумный шаг. Предохранитель замедлит первый выстрел лишь на время, равное удару ножа. Зато может решить исход нападения, не переводя все в рукопашную. С другой стороны седла покачивался широкий палаш, и завершал вооружение гонца узкий длинный меч у пояса. Простая крестообразная рукоять, обернутая для удобства хвата кожаной полосой, потертой, но все еще крепкой, говорила, что гонец умеет достойно управляться не только с поводьями. Ходящий проводил уносящегося вперед всадника подозрительным взглядом.