– Никаких «и», Аннерс, я уже решил её дальнейшую судьбу, и тебя в ней не будет. (не будет места)

– Что ты приготовил для неё, Эрмерик? – настороженно спросил Мёрк. – Я видел, когда мы приехали, Пэтрика на балконе. Что он здесь делает? Ты же не сошёл с ума, вспомнив старый закон?

– Знаешь что, друг мой, а собирайся-ка ты и отбывай рано утречком в свой гуалт. Столько времени он стоит без хозяина, наверняка там у тебя накопилось много дел.

– Ты меня гонишь? Я стал тебе не нужен? В чём-то провинился перед тобой?

– Ну что ты, Мёрк, как я могу в чём-то тебя обвинять, после всего, что ты сделал. Ты же привез мне дочь, ты достоин награды?

– Ну, так награди меня, отдай мне её, пока можно объявить о помолвке, а через пять лет мы обвенчаемся.

– Это я сошёл с ума? – усмехнулся Эрмерик. – Нет, это ты, похоже, повредился в уме, Аннерс.

– А чем тебя я не устраиваю в качестве зятя?

– Тем, что ты Мёрк, а не Яльдир. Домион не встанет под твоё имя!

– Но причем здесь это? Твой сын должен наследовать домион, а не дочь.

– Но у меня нет кровного сына!

– Но будет же когда-нибудь, и ты, и твоя жена ещё достаточно молоды, у вас ещё могут быть дети, и среди них возможен и сын.

– Если бы это было так, – тяжело вздохнул Эрмерик, – но все попытки завести детей ни к чему не приводят. За три года, что мы женаты, первый наш ребенок, а это был мальчик, умер, не прожив и двух дней, затем было три выкидыша. А теперь лекари в один голос твердят, что Далила вряд ли подарит мне ребенка.

– Мне жаль, я не знал. Вернее, я знал, что ваш первый ребенок умер, но не предполагал, что всё так печально.

– Но у меня есть дочь, и ты прав, я вспомнил о старом законе.

– Не делай этого с ней, прошу тебя, Эрмерик.

– А что такого ужасного я собираюсь сделать, Аннерс? Не за старика же я собираюсь выдать её замуж. Я хочу, чтобы за домионом осталось родовое имя Яльдир. И ты меня в качестве зятя ну никак не устраиваешь.

– Но мальчишка…

– Ты думаешь, – перебил Эрмерик друга, – я не справлюсь с ним? Как только он попадёт в мои руки, всё для него изменится.

– Самое главное, чтобы изменился он, – как-то обреченно произнёс Мёрк, – но дело не только в его скверном характере, мальчишка магически слабый.

– Это уже не твое дело. Аннерс, я понимаю, ты, возможно, слишком привязался к девочке, а уж она к тебе тем более, поэтому уезжай.

– Разреши мне остаться, Эрмерик, – попросил Мёрк и, опустив голову, почти шёпотом добавил: – умоляю, позволь мне это, я обещал ей…

– Нет, – жестко ответил Эрмерик, – чтобы через несколько часов тебя и твоих людей здесь не было.

– А если я не уеду? – исподлобья глянул на Эрмерика Мёрк.

– Тогда тебя выставят. Ты этого хочешь? Ты хочешь испортить нашу многолетнюю дружбу? Конечно, сейчас ты твердо стоишь на ногах, но что будет, если лишишься моего покровительства? А, Мёрк?

– Ты мне угрожаешь, Эрмерик? – спросил Мёрк, подняв голову, и прямо глядя в глаза друга.

– Нет, просто предупреждаю и напоминаю, чем ты мне обязан.

– Хорошо, я уеду, – сквозь зубы проговорил Мёрк, – но прошу тебя помнить, что Агния твоя единственная дочь.

– Она моя дочь, Аннерс, а не твоя. И я решаю её судьбу, а ты не смей вмешиваться. Ты всё понял?

– Да, – процедил Мёрк, почти не разжимая зубов.

Через два часа он и его люди уехали. Всю дорогу до своего гуалта Мёрк думал об Агнии и сожалел, что она так мала. Если бы ей было хотя бы шестнадцать, он бы, возможно, решился украсть её, и обвенчался бы с ней. Тогда бы Эрмерик уже ничего не смог бы сделать. Но с такой маленькой девочкой даже самый пропойный и продажный жрец из захолустного храма отказался бы их повенчать. Да и даже, если бы всё-таки он нашёл жреца, который решился бы на это, сам Мёрк не смог бы подтвердить брак, даже думать об этом противно. Без консумации Эрмерик с легкостью аннулировал бы их брак, и забрал бы Агнию. И за кражу ребенка вполне могут четвертовать без суда и следствия, и будут правы. Поэтому ему теперь ничего не остается, как уехать по требованию Эрмерика. Но ничего, отступление не означает поражение.

Проснувшись, Агния не сразу поняла где находится. Потом с трудом сообразила, что лежит на огромной постели под балдахином. Пока слезала с кровати, опять с раздражением подумала о том, что такая высокая и широкая кровать и нависающий над ней балдахин ну совсем ей не нравятся.

В комнате было сумрачно, зашторенные плотные гардины плохо пропускали солнечный свет. Хотя возможно ещё раннее утро и на улице вполне может быть темно.

Агния привыкла вставать почти с рассветом, что в родном доме, что в дороге. В родном доме! Теперь этот дом должен стать ей родным. От осознания этого защемило сердце тоской.

Ежась от холода, она нашла халат на приставленной к изножью кровати кушетке, надела его и вышла в гостиную.

Там в камине весело трещали дрова, отдавая жар, и в высокое стрельчатое окно лился солнечный свет. Агния обрадовалась теплу и направилась поближе к камину. Но услышав звук открывающейся двери, оглянулась. Она ожидала увидеть вернувшуюся служанку, ведь кто-то же зажёг огонь в камине.

Но в проёме двери стоял мальчик. Он, видимо, не ожидал увидеть её и замер на пороге. Ошибся дверью и сейчас, извинившись, уйдет? Но он шагнул в гостиную и закрыл за собой дверь. Сделав пару шагов к Агнии, мальчик, склоняя голову то к одному плечу, то к другому, разглядывал девочку.

Она в свою очередь удивленно смотрела на него. Он, на взгляд Агнии, был не намного выше её. Ярко-синяя короткая курточка, отделанная богато лентами и кружевом, ладно сидела на худеньком теле. Узкие штаны, из того же блестящего материала, что и курточка, длиной были только до колен, а дальше шли шелковые чулки, которые, как подозревала Агния, должны носить только женщины. Туфли с огромными пряжками, украшенными блестящими камнями, на взгляд Агнии тоже могли принадлежать женщине, но никак не мужчине, пусть даже и такому юному. Лицо мальчика, большеглазое, с нежными чертами, обрамляли тщательно уложенные длинные белокурые локоны. А, может, это и не мальчик вовсе, а одетая в подобие мужской одежды девочка?

– Ты кто? – удивленно воскликнула Агния.

– Фи! – скривился мальчик. – Мне сказали, что вы, нэлессита, выросли в варварском и непросвещенном княжестве, но неужели же за долгое время в пути, так и не научились незнакомым людям не тыкать?

– Но и твои манеры желают быть лучше, – огрызнулась Агния, упрямо не переходя на «вы». – Тебя разве не учили, что нельзя врываться нежданно-негаданно к незнакомым людям?

Мальчик, усмехнувшись, подошел близко к Агнии.

– Рыжая и конопатая! – выдал он удовлетворенно, опять по-птичьи склонив голову.

– А ты похож на девчонку! – не осталась в долгу Агния.

Мальчик неожиданно схватил прядь распущенных волос Агнии и резко и больно дернул.

– Ай! – взвизгнула она и, ударив мальчика по руке, вырвала свои волосы, и отскочила от него. – Дурак! Мне же больно! Не смей ко мне прикасаться!

– О! – рассмеялся мальчишка. – А ты забавная! Думаю, мне будет весело с тобой!

Агния услышала звук открывающейся двери и обратила взор туда, мальчик тоже оглянулся. На пороге застыла нэлесса Далила.

– Пэтрик! – воскликнула женщина, как показалось Агнии испуганно. – Что ты здесь делаешь?

«Так этот неприятный мальчишка мой сводный брат», – поняла Агния.

– Доброе утро, матушка, – улыбнулся мальчик. – Что вы так всполошились? Я зашел познакомиться с новой сестрицей. Или не с сестрицей всё-таки? Ах, да, она же вскоре станет…

– Пэтрик! – взвизгнула Далила. – Замолчи! И покинь немедленно покои Агнии!

– Да ладно, ладно, ухожу я, ухожу, – проворчал мальчик, направляясь к двери, – и зачем так кричать…

Уже дойдя до двери, он оглянулся и, лукаво улыбаясь, подмигнул Агнии:

– Скоро увидимся, и вот тогда повеселимся.

Захлопнув за сыном дверь, Далила подошла стремительно к девочке и, оглядев её, обеспокоенно спросила: