— Что будем делать? — спросил Гавер, не сомневаясь в намерениях командира.

— Я выполню своё обещание! — заявил Конан, мрачнея. — Тутхемес получит Нинуса в обмен на свою голову.

— Грамотный подход. — одобрил Акула, вцепившись в рукоять меча. — Позволь, я…

— Нет. — отрезал Конан. — Это дело чести. Мой меч разрешит этот спор в честном поединке.

— Дуэль? — удивилась Капна. — А не проще ли…

— Нет. — ещё жёстче отрезал варвар, тряхнув взъерошенными волосами.

— Я слышал, что Тутхемес весьма недурно обращается с оружием. — припомнил Катамаи Рей. — Он не только король-колдун, но и сильный соперник в ратном деле.

— Тем лучше. — Конан был непреклонен и, сжав в руке амулет, добавил:

— Магией он не воспользуется, сталь решит исход поединка.

— Тогда пришло время отправляться в пирамиду. За Нинусом и упырихой. — улыбнулась Капна, потирая руки в предвкушении встречи с легендарной принцессой Акивашей, которой, волею богов, уготована участь стать прислугой в Чёрном замке.

— Да. — коротко кивнул варвар.

— Ненавижу вампиров. — уныло произнёс Гавер и сделал пасс рукой, будто отгоняя назойливое насекомое.

— Можно подумать, ты кого-то любишь. — съязвила Капна.

— Уж точно не тебя. — не остался генерал в долгу.

Катамаи Рей подошел к жрецу и уколол его в шею остриём дротика, смазанного соком пурпурного лотоса. Глаза жреца округлились, и он в бессилии осел на пол, с застывшей на лице миной крайнего изумления.

— Он помог нам, но об этом не расскажет никому ещё очень долго. — пояснил Катамаи Рей, пряча дротик. — Нехорошо платить злом за добро, пусть и жрецу Сета.

— Мягкотелые вы. — проворчал Конан, всё ещё держа руку на рукояти меча.

— Отрубить ему голову и всего долов-то. — согласился с варваром Акула.

— Не стоит. — покачала головой Капна. — Пусть будет хоть один человек, который разнесёт молву о столь дерзком осквернении стигийской святыни. Люди должны узнать, что бог-змей не всесилен, и что мы плевали на него…слюной.

— Ну, если дело обстоит так, то ладно. — расхохотался Конан, и направился к выходу из библиотеки.

Культ Сета бедностью не отличался, однако храм змеебога никак роскошным назвать было нельзя, скорее он походил на логово змеи, мрачное и пустынное. Всем его достоянием являлся каменный алтарь со статуей огромной змеи, жертвенник и несколько чадящих масленых ламп на стенах из серого камня. Бесспорно, в состоятельности культа мало кто сомневался, и тяга Тутхемеса, как и большинства верховных жрецов к роскоши являлись тому лишь подтвержденьем, хотя сам Сет был аскетом, видящим ценность отнюдь не в золоте. Злейшего врага рода людского привлекали омерзительные ритуалы, которые заканчивались человеческими жертвоприношениями, крики боли и ужаса, запах страха и предсмертная агония несчастных тешили его чёрную душу. Но ночные гости вторглись в храм не воровать, а посему и удалились без особых сожалений о не состоявшейся поживе. Вдобавок ко всему, Капна потешила друзей ещё и тем, что белой краской, найденной в подвале, вывела на приплюснутой змеиной морде митрианский символ жизни. Эта выходка впоследствии могла быть истолкована жрецами Сета, как верх святотатства, смертельно оскорбляющего их тёмного бога.

Тем же путем Конан и его спутники вернулись к рыночной площади, от которой направились к конюшням за скакунами. Чтобы не привлекать к себе внимания стигийских властей, им нужно было засветло добраться до пирамиды. Украсть лошадей труда не составило. Хозяев эти скакуны не знали, поскольку их готовили к продаже, а расположить животных к себе несколькими яблоками, конокрадам удалось без особых хлопот.

Чёрным вихрем промчались всадники по спящему городу, осадив коней лишь у городских ворот. Не смотря на давешний инцидент у северных ворот, стражники, на сей раз, были куда сговорчивее, да и бумага с личной печатью короля и несколько золотых в довесок, оказались весомыми аргументами, позволившими им покинуть город без лишних вопросов. До рассвета оставалось всего несколько колоколов, и отряду предстояла напряженная скачка, чтобы до первых лучей солнца успеть войти в Большую пирамиду, поэтому каждый наездник вёл за собой на уздечке по сменной лошади.

Проскакали галопом два колокола подряд и лишь единожды остановились, чтобы пересесть на свежих сменных скакунов и продолжить бешеную скачку. Ближе к рассвету, когда краешек светила озарил южное небо первыми всполохами будущего пожара, впереди замаячила чёрная громадина Большой пирамиды, поражая усталых путников своими воистину титаническими размерами. За громадиной Большой пирамиды в предрассветном небе проступали неясные тени ещё двух стигийских титанов, и одинокий бесхозный верблюд на фоне редких чахлых пальм лишь дополнял собой мрачную картину безысходности.

Всадники сбавили темп, а когда до входа в пирамиду оставалось не больше полулиги, спешились, привязав лошадей к чахлой пальме на окраине пустыни, которая окружала это проклятое богами место. Вид этих громоздких сооружений глубокой древности приводил в трепет и заставлял биться чаще даже самые отважные сердца. Ходили легенды, что пирамиды были воздвигнуты ещё задолго до того, как смуглый народ, ныне гордо именующий себя стигийцами, заселил берега Стикса. Пирамиды излучали саму древность и то древнее вселенское зло, которое копилось веками в их потаённых коридорах.

Бегом, Конан и его спутники покрыли расстояние от островка с пальмой, где мирно паслись оставленные ими лошади, до входа в портал, охраняемый большими каменными львами с головами женщин, у подножья которых были разложены небольшие костры. У самого входа в пирамиду путников в чёрных плащах встретил жрец в багряной рясе, недоуменно и с опаской уставившийся на незваных гостей. Не успела его рука метнуться к посоху, как смазанный соком пурпурного лотоса дротик, застрявший в шее, надолго отправил его в страну грёз. Акула перебросил обмякшего жреца через плечо и отнёс в тёмное место, чтобы ненароком бесчувственное тело служителя Сета не попалось кому-нибудь на глаза. Конан сорвал со стены факел и первым шагнул в тёмный портал, держа перед собой обнаженный меч. Каждый из них почувствовал, как по мере приближения к пирамиде похолодел и разгорелся таинственным свечением талисман на груди, ибо камни Шарана предупреждали об опасности, таящейся в капище древнего зла.

Варвар ещё не забыл дорогу к залу Мертвецов и уверенно вёл своих спутников тонувшими во мраке извилистыми коридорами. Люди кожей чувствовали, прикованные к себе плотоядные взгляды нежити, которая скрывалась во тьме боковых коридоров и в бессилии лязгала челюстями и царапала камень острыми когтями, ибо тлеющие холодным изумрудным огнём камни, пугали исчадий зла, не позволяя приблизиться к своей добыче.

— Здесь мы разделимся. — Конан, наконец, прервал гнетущую тишину катакомб, указывая Катамаи Рею на боковой коридор. — Иди прямо и никуда не сворачивай, если хочешь попасть в зал Мертвецов.

— Мы отправляется за упырихой, и скоро к тебе присоединимся. — обнадёживающее добавила Капна. — Теперь демоны Савани — твоя работа.

Вместо ответа, колдун лишь коротко кивнул головой и исчез во тьме бокового тоннеля. Ему предстояла непростая задача: сразить стражей зала Мертвецов и найти саркофаг царя Нинуса. Колдун не подозревал, что за дверью усыпальницы его ожидал сюрприз, какой нельзя было себе вообразить…

Оставшись уже вчетвером, искатели приключений направились в потаённую комнату в самом сердце катакомб под пирамидой, где обитала легендарная принцесса Акиваша, возраст которой исчислялся ни одним тысячелетием. Капна удивлялась феноменальной памяти командира и его врождённым варварским инстинктам, которые безошибочно вели его к намеченной цели, не позволяя сбиться с пути. Ведя своих спутников, он каким-то непостижимым цивилизованному человеку способом, умудрился ни разу не ошибиться в этом бесконечном лабиринте одинаковых на вид ходов.

Наконец, друзья остановились перед закрытой, но не запертой дверью, сквозь замочную скважину которой сочился красноватый свет. Конан толкнул дверь, и друзья по очереди вошли в небольшую квадратную комнату, освещенную алым пламенем единственной необычной на вид свечи, которая крепилась на люстре под сводом потолка. Посреди комнаты стояло прикрытое черной шелковой накидкой ложе, рядом с которым на каменном основании возвышался расписанный золотыми рунами саркофаг. Друзья заметили, что в каждой из четырёх выложенных полированным чёрным мрамором стен, имелось по двери из чёрного дерева. Посреди ложа сидела молодая девушка, мраморно-белая кожа лица которой указывала на её принадлежность к аристократическому сословию.