Девушка и парень переглянулись. Вроде даже десятники какие-то, но — нори, причём безымянные.

— Небось высматриваете, что бы утянуть, да? Это в вас натура ваша грешная говорит! Это всё — старые грехи! Если бы вы жили, как хорошие уважаемые люди — вы бы тут не оказались.

«Если бы мы тут не оказались, ты бы уже в амбаре гнил», — подумал я, заметив, как у Пятнадцатой дёрнулась бровь. Мы расслабились в Форте Ааори и в походе, привыкли к совсем другому отношению. И смело отправились в указанную Гун-Нором гостиницу одни. До гостиницы было шагов сто, но надежды, что Гун-Нор или Скас выйдут, было мало. Терпи теперь этого пьянчугу.

— Я двадцать лет… Двадцать лет, слышьте — работал рыбаком! Сразу после завтрака шёл и работал, почти до вечера. Не зная отдыха и усталости! Я — уважаемый человек! А вы — грешники! Вы в своей прошлой жизни наверняка воровали… И снова небось за старое, да?

Было только одно преимущество в том, чтобы быть нори, а не ааори — не надо ничего отвечать. Стой и слушай, даже можешь не изображать заинтересованность. Беспокоило меня только то, что, если пьяница кинется с кулаками — придётся терпеть. Мудрецы города не оказали сопротивления при штурме. Только эрл и его ближайшие дружинники попытались защитить себя, за что и поплатились.

А карающие мудрецы теперь ходили по городу и зорко следили, чтобы какой-нибудь нори чего не натворил. Они пытались и в лагерь сунуться, но тут уже командование не выдержало и просто запретило им входить за ограду, сооруженную вокруг армии ааори. Четыре входа за частокол охраняли бойцы вэри, а от проникновения мудростью лагерь прикрывали мудрецы ааори.

— Помню, Ни-ана тогда удивляться начала, ну как же ты, Аки-анор, так много ловишь. А я ей сразу сказал, что шлюха она. Вот прямо так и сказал. Сначала мне давала, потом Питерну давала, потом Антриа давала, а женой стала у Гинера. А он — неудачник и пьяница! Куда ему до меня…

«Ну если ты не пьяница, то страшно представить и этого Гинера, и эту твою красавицу Ни-ана», — пронеслась в голове мысль. Пятнадцатая со вздохом поправила под брошью десятника шнурок приказа. Шнурок был сплетён из разноцветных нитей — чёрной, зелёной, красной. По идее он должен был показывать, что мы выполняем приказ и нас нельзя отвлекать. Но в Тури всем на эти шнурки наплевать было — проверено многими нори.

— А она мне снова тогда отдалась. Думала, уведу её! — пьяница захохотал и закашлялся. — Ох я её… Два дня я ее пользовал и отпустил с миром. Муж ее в ярости был, а что он мне сделает, а? Кто он — пришлый урод, а кто я — уважаемый человек.

«Буйнопомешанный ты», — мысленно прокомментировал я мерзкий рассказ. Мимо проходили горожане, но никто даже и не думал отвлечь пьяного урода, чтобы мы могли пойти дальше.

— Что вот ты сделал за свою жизнь, а? Вот, а ты? А! Ничего вы не сделали! Дармоеды вы, сидите на шее у нашей столицы, жрете свою баланду — и довольны. А простой народ впахивает! С утра и до вечера!..

«С завтрака и почти до вечера, ага».

— … И так — каждый день, — пьяница взмахнул рукой с зажатым в ней кувшином, и струйка вина чуть не попала в Пятнадцатую. — А вы только отдыхаете. Вам ведь шанс дали — и как вы его используете, а? Да никак! Поди и приворовываете еще! Сколько мы вас ждали, дармоедов? Сколько сидели в этой осаде? Вон у Пентуно все родственники в деревне погибли. Так вы же и проститься не дали — сразу сожгли!

«А не сожгли бы, так были бы виноваты, что всю нежить не вырезали. А вырезали бы, так были бы виноваты, что сразу не сожгли, расстроили уважаемых жителей города вставшими телами родственников. Непробиваемый образ мыслей».

— Я помню, натянешь парус — и на глубину. Где твари эти морские глубоководные! Но мы рыбаки — нам не страшно! — пьяница пошатнулся и опёрся Пятнадцатой на грудь. — О! Тити на дармовых харчах отъели!

Стояли мы рядом, и я так и не понял, кто кого удерживал от необдуманных поступков. Я — Пятнадцатую, или она меня. Мы просто сцепились руками за спиной и сдержались.

— Ничего Анту не оставлю. Неблагодарный недоносок! Всё пропью, и пусть сам строит свою жизнь!

«Да ты уже всё пропил, старый хрен! Даже мозги. Надеюсь, детей ты начал стругать раньше».

— И дом продам. Да-да, продам! Мне этих денег еще на десять лет хватит. У Анта поселюсь — он меня любит! Буду жить… Нет! У Анта не поселюсь! Неблагодарный недоносок! Так буду жить — в гостинице. Пусть девки титястые мне кровать стелют, вино приносят!

«Старый хрен, а всё ещё о девках думает. Да они с тобой ни за какие деньги… Стоп! Деньги!».

Я аккуратно высвободил ладонь из руки Пятнадцатой, заслужив обеспокоенный взгляд, запустил её в кошелек, где носил мелочь — и начал на глазах старика кидать монетки по несколько к-ки на землю, выкладывая дорожку из мелочи. Взгляд пьяницы быстро дёрнулся: туда-сюда. Был бы он пошустрее — попытался бы деньги отобрать, но мелочь у меня быстро кончилась.

— Вот в вас нет никакого уважения к труду других людей! — возвестил нам старый выпивоха, постоянно косясь за спину. — Если бы вы честным трудом… А ну пошли вон, маленькие голодранцы, от моих денег!

Ошибка! Всем известно: твои деньги — в твоём кошельке. А что на улице лежит — никому не принадлежит. Поэтому два пацана и не подумали отвлекаться, кинувшись к следующей монетке. Пятнадцатая подхватила меня под руку и быстрым шагом потащила к гостинице.

— Пятнашка, подожди! Они сейчас подерутся! — выдохнул я, завороженно наблюдая за представлением.

— Шрам, я бы с удовольствием тоже за этим понаблюдала, но лучше валить! — шикнула девушка.

Проследив за её взглядом, я обнаружил мудреца карающего, наблюдавшего за нами. Мы скользнули внутрь и кинулись искать остальных десятников и командиров.

На наше счастье, долго выяснять, где сидят десятники и командование полусотней, не пришлось. На первом этаже гостиницы был трактир, в котором один из столов был занят эром Скаэном. Остальные столы, правда, были пусты, а у входа в зал дежурил вышибала, так что эр Скаэн, скорее всего, снял весь трактир. За занятым столом сидели все наши, а ещё Гун-Нор и Скас. Скаэн насмешливо смотрел на нас.

— Явились. Долго вас надо было ждать? — беззлобно рыкнул он. — Бежали, что ли?

— Чуть-чуть, эр! — выдохнул я.

— Если это чуть-чуть — займитесь тренировками, — бросил Скаэн, но глаза у него смеялись. — А то вон как запыхались.

Дверь гостиницы открылась, и на пороге появился мудрец карающий. С улицы доносился визг и крики.

— Ну что ж, раз все собрались, поделюсь с вами новостями. Аанг в осаде. Часть жителей Линга успели морем туда доставить, но далеко не всех. За срочную доставку себя любимого надо было платить. У кого денег не было — остался в Линге….

Мудрец карающий подошёл к столу и остановился рядом со мной и Пятнадцатой. На вид средних лет, упитанный, глазки прячутся за щеками. Он улыбался одними губами. Глазки его мне не понравились сразу.

— Тебе чего? — неприветливо спросил Скаэн.

— Они пойдут со мной, — произнес мудрец, ткнув пальцем мне и Пятнадцатой в затылок.

— Сомневаюсь, — ответил Скаэн.

— Они спровоцировали драку! — ответил мудрец.

— Так, это что за новости? С кем вы спровоцировали драку? — Скаэн строго посмотрел на нас.

— Мы не провоцировали драку, сиятельный! — я подскочил, с удовольствием двинув палец мудреца затылком. Маленькая месть, но приятная. — Перед гостиницей мы выслушали старого рыбака. Он нам долго что-то рассказывал. Потом — увидел на земле деньги и начал их собирать, а мы пришли сюда.

— Да ты же сам эти деньги рассыпал! — зашипел мудрец и даже попытался схватить меня за воротник. Но я выскользнул и отвесил подобающий поклон.

— Не рассыпал, уважаемый мастер мудрости, — ответил я. — Но мог случайно потерять. Виноват в невнимательности.

Мудрец начала тяжело дышать. Лицо у него стало красным, а взгляд — злым.

— Признание! Он признался! — ткнул в мою сторону пальцем мудрец.

— В чём? — удивился Скаэн.