— Какой ужас, — прошептала Зенка, зажимая рот.

— У этого урода на барже плыли наши командиры, — прокомментировал Нож. — И он за ночь двух девочек снасильничал. А потом приказал баржам отойти от берега и не стал помогать нам во время бойни. Ты точно жалеешь именно его?

Зенка промолчала. Лестница тоже оканчивалась дверью, которая была закрыта на засов с нашей стороны. Пятнадцатая подошла к двери и прислушалась. Некоторое время она молчала, а потом повернулась к нам.

— Нежить там есть, — тихо сказала она. — И не одна. Мне показалась, я слышала голоса.

— Может, кто-то из команды выжил? — предположил я.

Никто не ответил.

— Надо, чтобы кто-то закрыл засов за нами, — проговорила десятник. — Если мы пропустим кого-то… На палубе никто не ожидает нападения.

— Я схожу и позову, — ответила ей Ладна.

Через минуту перед дверью стоял мрачный Хохо. Он тоже прижался к двери ухом, послушал, поморщился — и помотал головой.

— Мне ваша идея не нравится совсем, — сказал он.

— И что ты предлагаешь? — поинтересовалась Пятнадцатая.

— Мы нашли весла вдоль бортов, — ответил он. — Управлять кораблем можно и с палубы. Еда в кладовке есть, нам её хватит. Не стоит туда лезть.

— Плыть с нежитью в трюме — тоже не самая хорошая идея, — ответила ему Пятнадцатая. — Мы же не знаем, сколько её там. Вдруг там много полегло? А если они обратятся и ночью выломают дверь?

Хохо вздохнул.

— Ладно, — сказал он. — Мне только дверь закрыть. Но будьте осторожны. Мне вообще тут всё не нравится.

— Будем, — пообещала ему Пятнадцатая.

Прямо за дверью нас никто не ждал, однако нежить тут явно побывала. Пять моряков лежали на полу в лужах крови, которая только начала застывать. Некоторых частей тел они лишились, но есть их целиком не стали. Нежити не это было нужно — обычно она просто выкачивала жизнь, как нам мельком объясняли ещё в школе нерождённых. Как только жертва окончательно умирала, тварь вскоре теряла к ней интерес и уходила.

Мы оказались в небольшом зале, из которого вело ещё несколько дверей. Три двери со стороны кормы были заперты, ещё четыре — по две с каждого борта — тоже. Дверь, уводившая вглубь посудины, была открыта. За ней тянулся темный коридор.

Сразу соваться туда мы не стали и заперли дверь на засов, найденный рядом с одним из трупов. Трупы обыскали, но ключей не нашли. Вернувшись и попросив Хохо открыть нам, проверили и капитана. У того и обнаружилась связка ключей. За запертыми дверями были неплохо обставленные каюты, где жили, видимо, знатные пассажиры. В каждой комнате было по две кровати с матрацами и подушками, имелись сундуки для вещей и небольшие столики. И сундуки, и шкафы в шести каютах были пусты. Только в одной кто-то явно жил до нападения. Мельком глянув на содержимое, Пятнадцатая только головой покачала.

Каюты мы закрыли. Сняв засов, мы крадучись прошли дальше — и почти сразу обнаружили двери в большие комнаты. В каждой из них было по десять двухъярусных кроватей. Здесь, видимо, обитали матросы. Некоторые, если бы мы не пришли, продолжили бы тут обитать в несколько ином обличье. Похоже, команда корабля успела проснуться и пыталась оказать сопротивление, но враг оказался сильнее. Тела лежали в обеих комнатах у порога. Матросы пытались не пустить в свои каюты тех, кто пришёл из глубины баржи. Коридор вполне предполагаемо заканчивался дверью — за которой оказался знакомый по переправе на барже зал. Большую его часть свет фонарей не освещал, но, задрав голову, я заметил створки большого люка, закрытые на замок, и лестницу, которую можно было опустить вниз. В наши каюты нас заводили именно через такой люк — похоже, что баржи были практически одинаковыми. Значит, с противоположной стороны должны быть два коридора и двухстворчатая дверь между ними. Если идти по коридору, то вдоль борта баржи будут двери в такие же каюты, в которых перевозили нас.

Мы сделали несколько шагов прежде чем услышали, как дверь за нами начала закрываться. Обернувшись, я успел увидеть одного из матросов, которых мы видели раньше — лицо его уже начинало меняться, превращая труп в будущую нежить. Ладна, стоявшая последней, попыталась остановить его, но створка хлопнула — и громыхнул засов. Мы оказались заперты внутри.

— Госссти, ррррр, — произнесла темнота. — Не-сссссвет!

В зале было много фонарей. Все они давно потухли — но, повинуясь голосу неизвестного, снова вспыхнули странным призрачным сиянием. Оно не только не слепило… оно даже подчеркивало разгоняемую темноту. Размытая граница тени и света исчезла. Теперь там, куда падал странный свет, было видно всё, а там, куда он не дотягивался — царила кромешная тьма.

В противоположном конце зала сидела на досках тварь, которая неуловимо напоминала мурло, памятное мне по кладбищу. Пропорции тела уже изменились, в глазах появился разум, а зубы стали короче, но не утратили остроты. Когти тоже укоротились, превратившись в узкие тонкие лезвия. Костяные пластины изменили свой узор, напоминая подобие воинских лат. Одной задней лапы у твари не было — вместо нее был обрубок, сочащийся черной кровью. С одной стороны от твари скопилась толпа нежити — поднятая мелочь и, судя по остаткам брони, бывшие ааори. Было их около двух десятков. С другой стороны — несколько ааори, раздетые догола и сжавшиеся, но явно ещё живые.

— Глассса уже не те, — просипела тварь. — Темно — не вижу….

— Мудорь, — Пятнадцатая проговорила это таким голосом, что мне стало за неё тревожно. В нём была обречённость, страх, решимость — всё вместе.

— Так насссывают, — мудорь зашипела и срыгнула на пол какую-то слизь. — Сссмешшные….

Тварь продолжала нас разглядывать, а мои соратники молча стискивали копья и заслонялись щитами.

— Вы сссслужить? — спросила мудорь, но, верно расценив наши лица, пояснила: — Мои ссслуги! Мошшшно так!

Тварь махнула в сторону живых.

— Мошшно так! — другая лапа махнула в сторону нежити. Прерывистый кашель был смехом, наверно. Я моргнул, пытаясь убрать из глаз искры, возникшие при включении «несвета», но те и не думали пропадать. Более того, они заняли только им ведомое положение в пространстве.

— Эти сссами ссслуги, — мудорь лениво протянула лапу к одному из живых ааори и погладил по спине.

К моему ужасу, ааори выгнулся дугой, как кошка, принимая ласку. Не выгнулся, выгнулась. Злата во всей красе.

— Да кто бы сомневался, — не выдержал я. — Эта подруга всегда служит кому выгодно и тому, кто посильнее будет. Потом предаёт. Ты у нее уже третий… Нет, четвертый, если с командованием считать.

— Сссс? — удивилась мудорь, разглядывая Злату, которая с преданным взором терлась о его здоровую ногу. — Предайооот? Меня — не ссссможет!

— Все так говорили, — согласился я, гоняя взглядом искры. — Все-все!

— Шрам! — прошипела Пятнадцатая, но я положил ей руку на плечо и слегка сдавил.

— Вссссэ? — мудорь посмотрела на Злату с куда большим сомнением.

— Точно — все! Так что ты с этой ссслугой себя аккуратнее веди! — посоветовал я от чистого сердца.

Мне не было страшно. Может быть, оттого что я пока не знал, на что способна эта нежить — а, может, просто устал. Было страшно, когда накатывали серые у переправы. Было страшно, когда мы выплывали к берегу у порогов, когда встали против бунтарей и когда шли по темному трюму. А тут — как отрезало.

Мудорь снова посмотрела на Злату, которая упала на пол, подставив ему незащищенную грудь и живот.

— Слуга, слуга, — лепетала девушка.

— Да, она всегда была очень убедительна! — подтвердил я.

— Молчи! Тряпка, урод! — заорала Злата, приоткрыв свою сущность.

Мудорь резко подняла лапу, намереваясь проткнуть девушку когтями, но Злата вывернулась. Только каре золотистых волос мелькнуло в призрачном свете. С неприятным чувством я отметил, что девушка за последний месяц стала очень быстрой и ловкой. Когти пробили доску и застряли. А девушка попыталась дотянуться до глаза твари.