Пятнадцатая фыркнула.

— Пришли уже, — ответила она. — Помнишь, сегодня наши перерывали трюм и искали лекарства?

— Ага…

— Ладна с Зенкой добрались сюда. Ну и глазастая обнаружила, что здесь настил отходит слегка. Приподняли они досочки… Смотри и знакомься!

Под досками я обнаружил три ящика, наполненные продолговатыми высушенными стручками. Подняв один, рассмотрел со всех сторон и положил назад.

— Мы познакомились. Теперь представишь?

— Сережки икана. Дерева, растущего здесь, в Пуще, — возбуждённо ответила Пятнадцатая. — Измельченные в пыль, они становятся одним из самых сильных алхимических элементов… Или самым сильным наркотиком из тех, что людям известны.

Слово «наркотик» дёрнуло память, но воспоминания так и не смогли выдать что-то осмысленное. Я вопросительно посмотрел на Пятнадцатую, и та объяснила:

— Наркотик — это вещество, которое раз примешь, и будет требоваться ещё и ещё. Каждый приём ты убиваешь себя. Прямо раз за разом. Маленькая щепотка икана дарит принявшему неземное блаженство. Говорят, людям сложно удержаться от новой. После того, как примешь эту гадость несколько раз, требуется еще. Если не найдешь — будешь постоянно чувствовать боль и ломоту в теле. Она будет всё сильнее, сильнее… Люди умирают от судорог, если не найдут дозу за несколько дней. А новая доза — и новый ущерб. С каждым разом доза требуется всё чаще, и в конце — либо смерть от судорог, либо смерть во время блаженства.

— Это как?

— Не знаю… Но так говорят.

— И такое можно продавать? — с тихим удивлением проговорил я.

— Нет, — усмехнулась Пятнадцатая. — Нет, Шрам, такое продавать запрещено. Этим торгует только государство и продаёт только в руки алхимиков. Один эо пыльцы икана стоит сотню ули.

— Подожди-ка… Это что, незаконный товар?

— Да, команда торговала контрабандой, — кивнула Пятнадцатая.

— Тогда почему мы нашли так мало денег? — оживился я.

— Молодец! — Пятнадцатая улыбнулась так гордо, как будто в этом была её личная заслуга. — Не сомневалась в тебе ни на секунду. Эти деньги никак не отображаются, и их не должно быть на барже, если стража затеет обыск.

— И где-то тут есть тайник с кучей золота…

— Неподотчётного…

— Никто не знает, сколько там могло быть изначально…

— И если мы стянем оттуда ещё чуть-чуть, никто и не узнает, — Пятнадцатая улыбнулась. — Стоит поискать, не находишь?

— Найду, — пообещал я. — Найду…

Тайник был в каюте боцмана. Там, где и не заподозрят. В крышке одежного шкафа. Не в стенке, не в основании — в крышке. Чтобы до него добраться — пришлось эту самую крышку долго осматривать. Выглядела она цельной доской, и стук пустот не обнаружил, но мне удалось заметить почти невидимый шов, которые разделил доски поперёк на две части. В вырезанном углублении, засыпанном песком, и лежали монеты стопками по пять штук. Большие, с отличной чеканкой и совершенно неизвестного достоинства. Приглашённые эксперты в лице Хохо и Пятнадцатой застыли.

— Короны, — произнёс Хохо. — Монеты торговых городов. Каждая стоимостью в 100 ули. Двадцать столбиков по горизонтали и шесть по вертикали. Что получаем?… Получаем шестьдесят тысяч ули… А вот эти столбики неполные. Значит, чуть меньше. Итого — 59400 ули.

— Эти монеты можно использовать без обмена в Мобане?

— Эти монеты везде можно использовать без обмена, — кивнула Пятнадцатая. — Только нам, ааори, их не выдают. Всё бесполезно.

— В корабельной казне такие монеты были?

— Были, — ответил Хохо. — И немало.

— А всего там сколько денег?

— Я не считал, — Хохо пожал плечами. — Мы же не собирались их брать. Навскидку тысяч двадцать.

— Значит, корон в казне станет на четыре десятка больше, — ответил я. — А пустое место тут заполним песком.

— Я тебе говорила, что он бандит? — сказала Пятнадцатая Хохо, и тот нервно засмеялся.

Все наши манипуляции, к счастью, остались незамеченными для остальных бойцов. Никто не собирался их обделять, но посвящать команду во все тонкости нашей афёры тоже не стоило. Деньги осели у Пятнадцатой и Хохо — как деньги отряда. Часть спрятали в вещевых мешках, часть зашили в пояса. Из тайника извлекли 4500 ули, обменяв короны на монеты другого достоинства в казне корабля. Теперь, если удастся выжить — за доспехи можно было не беспокоиться.

Плохо было то, что лечебной мази и бинтов нашлось совсем немного. Конечно, было бы хуже, если бы их не нашлось вообще, но стало понятно, что самим поставить на ноги спасённых в море нам не удастся. Оставалось надеяться, что с этим справятся лекари в Форте Ааори. Сегодня Пятнадцатая не расщедрилась на вино, но ужин был сытным и плотным. Уснул я быстро и со счастливой улыбкой на лице.

Когда зазвонил корабельный гонг, я вскочил как ужаленный и выскочил вместе с щитом и копьем в коридор. Вместе с Пятнадцатой, Хохо и Шастем мы первыми выбежали на палубу.

— Что? — крикнула Пятнадцатая часовому, который стоял ближе всего к нам.

Тот молча указал в сторону Линга. От ближайшего пляжа, который располагался в переходе от нас, плыло четыре плота, набитых серыми людьми.

— Да когда они успели? — удивился Шасть.

На палубу вышел Суч, оценил ситуацию и посмотрел на небо. Я тоже посмотрел на небо: ясное, рассвет только начинается. От вчерашних низких туч и следа не осталось.

— Ветер, северо-восток, — бросил Суч. — Парус можно.

Плоты не успели приблизиться на полёт стрелы к нам, когда баржа, гордо подняв парус и помахивая вёслами, начала быстро уходить в сторону открытого моря. Как ни спешили серые, как ни была неповоротлива наша баржа, но догнать нас уже было невозможно. Плоты ещё час пытались нас преследовать, а потом бросили это неблагодарное дело и поплыли назад, к берегу.

Баржа проскочила узкое место залива на рассвете, и мы изменили курс. Рыба и Суч долго упирались, но согласились срезать изгиб берега по глубокой воде. После завтрака мы снова сели на весла и снова гребли без остановки до самого обеда. За обедом мне удалось осмотреться: земля отдалилась, справа остался большой изгиб, который мы срезали по прямой. Там, на суше, всё ещё продолжалась Пуща. В этом месте она вплотную подступала к берегу, оставляя узкую полоску гальки, которую себе отобрало море. Подробности рассмотреть уже не удавалось — слишком далеко отошли.

— Если сохраним скорость, то к ночи найдем место для стоянки, — объяснял Рыба Пятнадцатой, которая устроилась рядом со мной и превратила обед в совещание. — Там дальше будет длинная отмель под водой, вот на ней и попробуем зацепить якорь.

— А если не удастся? — поинтересовалась Пятнадцатая.

— Ну подежурим с Сучем, — пожал плечами Рыба. — Парус спустим и будем дрейфовать. Скорость станет совсем маленькой, и можно будет не опасаться того, что налетим на берег.

— А если мель, Рыба? Эта баржа — наш единственный транспорт! — нахмурилась Пятнадцатая.

— Да нету там мелей, Пятнадцатая, — объяснил Рыба.

— Ты сам сказал — отмель, — упорствовала девушка.

— Отмель — не мель, — веско закончил спор Суч.

— Хорошо, — кивнула девушка. — Делайте, как считаете нужным.

Пятнадцатая уткнулась в тарелку, но есть молча долго не смогла.

— Шра-а-ам, — растянутое «а» в обращении ко мне я что-то раньше у неё не замечал. — У тебя волосы отросли.

— Знаю, — ответил я. — Пока не решил, что с ними делать.

— Давай мы тебя побреем. Налысо, — предложила Пятнадцатая и рассмеялась, когда я с широко открытыми глазами уставился на нее. — Да ладно, я шучу.

— Шутит она, — проворчал я. — Я отращивал-отращивал, а она брить собралась.

— Чего ты вредный такой? — удивилась Пятнадцатая.

— Я просто ем, — ответил я, поспешно глотая пищу. — Сложно говорить и жевать, чтобы у тебя еда изо рта не выпадала.

Пятнадцатая засмеялась, но больше меня не дёргала.

После обеда мы снова гребли, помогая парусу тащить нашу баржу вперёд, к намеченной цели. Решено было плыть, пока солнце не зайдёт. Если успеем к отмели — остановимся на ночевку. Если не успеем, то к темноте спустим парус и попытаемся бросить якорь. Не достанем до дна — будем дрейфовать. Суч периодически взбирался на мачту, поглядывая на воду, но отмель определить не удавалось. Когда на море уже опускались вечерние сумерки, мореходы наконец сообщили, что мы достигли цели. Как они определили — я так и не понял.