Фамилии недостаточно. Я не задумывалась о ней, и еще не успела описать ее в романе. Нужно настоять на ответе.

— Нет, какое у вас имя?

— Не хватало, чтобы ты меня по имени звала, — характер далеко не сахар. Может я ошибаюсь и передо мной вовсе не она?

— Вас зовут Эльза? — сейчас или никогда.

Женщина останавливается и испуганно смотрит на меня. Вся ее злость на мгновение исчезает, и я узнаю в ее чертах заботливую няню Виктора.

— Откуда ты знаешь? — медленно проговаривает она.

«Вы ни за что мне не поверите». Нет смысла объяснять. На ум быстро приходит правдоподобная ложь.

— Услышала это имя во дворе.

Теплота во взгляде Эльзы тут же улетучивается в небытие. Зеркало отравляет не только характер Виктора, оно убивает всех, кого мальчик любит.

Эльза проводила меня обратно в комнату. Девушки-грубиянки, которую наверняка зовут Екатерина, не было. Я медленным шагом пересекла небольшую комнатушку, и почувствовав себя еще хуже, чем прежде, собираюсь прилечь на лавку.

— Что это ты делаешь? — Возмущается Эльза. — Нет, здесь ты разлеживаться больше не будешь. Рана твоя заживает, порез не глубокий. Вполне можешь начинать работать. Мы не твои слуги, свой хлеб придется отрабатывать.

От этого заявления меня начинает колотить. Все складывается ужасным образом. Я еле хожу, а меня заставляют работать. Что же я за работник такой буду?

— Мне еще не исполнилось шестнадцати лет, я не могу работать. Я должна учиться, — я хватаюсь за последнюю соломинку здравомыслия.

Эльза вновь поражается моему нахальству.

— Четыре года есть, значит можешь мыть посуду и ходить по поручениям. С шести девочки начинают шить. К десяти становятся неплохими кухарками. Тебе же лет тринадцать, не меньше. В пору замуж выдавать. Да никто тебя бесприданницу и сироту не позовет. Учиться она собралась. А деньги у тебя на учебу откуда?

Да, действительно. Денег у меня нет. Ну почему я не прописала этот момент у себя в книге? Упомянула бы, что все девочки до восемнадцати обучаются чему-нибудь приятному в академии, например, счетной грамоте или языкам. Обучение бесплатное, учителя добрые, перспективы шикарные. Больше никогда подобной ошибки не допущу.

— Это твоя одежда. Будь добра, береги ее. Тут тебе не дом модистки, порвешь, придется ходить, как оборванке.

Беру в руки вышеупомянутую юбку и тяжело вздыхаю. Неужели все, что со мной происходит взаправду? Как вообще одевается это широкое нечто? Ну в принципе, юбка, она и в двадцать первом веке юбка. Тесновата, но сойдет.

— А вот это что? — спросила я у Эльзы, показывая нечто похожее на жилетку. — Как это надеть?

Наверное, у меня стало ну очень растерянное лицо. Потому что Эльза все-таки смягчилась и стала объяснять, что к чему.

— Это корсаж. Его надевают поверх платья. Сначала надень юбку, потом сарафан, а уже после я научу тебя, как подвязывать корсаж.

Я принимаюсь неловко натягивать на себя пышную юбку, которая наверняка делает меня еще толще. Вот тряпичные завязки, их лучше подтянуть, чтобы юбка с меня не свалилась. Хорошо, что в этой комнате нету зеркал, и я не вижу всего этого убожества. Что ж, очередь платья. Сверху натягиваю нечто среднее между распашонкой и сарафаном. Фиолетового цвета рукава — хит сезона. Ничего не скажешь.

Понимаю, что устала и очень хочу пить.

— Можно мне попить? — меня настолько зашугали, что я даже не знаю, могу ли к воде притронуться.

Эльза с резкостью в движениях протягивает мне кувшин. Я осторожно делаю глоток, и ощущаю землистый привкус. Только мне настолько сильно хочется пить, что я терплю, и жадно продолжаю глотать. После этого мне становится немного легче.

«Сейчас бы в ванную, и поспать — завтра была бы, как новенькая. Но где уж тут?»

Принимаюсь за неуклюжий корсаж.

— Этим расчеши волосы, завяжи лентой, и покрой голову платком.

— Мг, только не платком, — канючу я.

«Час от часу не легче».

— С какой ты планеты? — возмущается Эльза. — Как вы там разговариваете? В нашем мире за твое поведение тебя лишат еды на месяц, ты понимаешь? Перестань со мной пререкаться! Просто выполняй то, что я говорю.

Не могу я с этим согласиться. Вот не могу и все тут. И ответить ничего не могу. Просто стою, и чувствую, как на меня накатываются слезы. Как? Как это все могло со мной произойти? Я попала в какой-то кошмар. Может все это мне снится?

Впрочем, не важно. Смахиваю слезы и принимаюсь расчесывать волосы. Все это пройдет. Нужно только перетерпеть.

Больше я с Эльзой не спорила. Послушно спрятала волосы. Одела страшный серый передник. В своем родном мире выглядела неохти как, тут уж совсем превратилась в чудовище.

В качестве обуви мне были предложены самого страшного вида кожаные босоножки. Тонкая подошва не была похожа на привычную мне обувь, я словно обувалась в бальные балетки.

— Будешь выходить на улицу, сверху надевай вот это, — Эльза подала для меня деревянные колоши весьма неудобной формы. Я сокрушалась, вспоминай мои старые добрые кеды.

Судя по всему, время года в Эгелии такое же, как и в моем мире. Дождливая осень.

— Где моя одежда? — нахожу в себе смелости спросить. Все же важно, чтобы хоть что-то у меня было свое.

— В сундуке, — с недовольством отвечает Эльза. «Ну что еще не так? Ведь это МОИ вещи». — Не стала ее сжигать на тот случай, если найдется способ вернуть тебя обратно. А пока — не показывай никому. И не говори откуда ты.

«Да-да, нужно отыскать способ, вернуть меня обратно. Еще не все потеряно. Всегда можно что-нибудь да придумать. Как в прикладной математике, найти хотя бы приблизительный ответ, даже если решения не существует».

С радостным сердцем беру из рук Эльзы колоши. «Мг, нет. Подыщу момент, чтобы переобуться. Все равно под этими длинными юбками ничего не видно. Не будет же Эльза за мной вечность ходить».

— Пойдем со мной, я покажу, где ты будешь работать, — скомандовала хозяйка дома. — Ты отняла у меня слишком много времени, поторопись.

Что ж, если изнасилования не избежать. Делать нечего, нужно идти. Я последовала за Эльзой. Женщина привела меня к огромной комнате, откуда неслись восхитительные запаха. Несмотря на болезнь, ко мне возвращается аппетит.

— Вот здесь ты будешь работать, — Эльза указывает на небольшой стол с корытом.

Рядом со столом целая куча грязной утвари. Высокие горки глиняных мисок и тарелок напоминают Нью-Йоркские небоскребы.

— Вымоешь все посуду, вытрешь ее этим полотенцем, — Эльза протянула мне сомнительного вида жесткую тряпку. — Тарелки сложишь в сервант, чашки и миски на эту полку. Кастрюли, сковороды и котелки выскребешь это щеткой с помощью золы. Когда станут блестеть уложишь их около печи. Не забудь менять воду в колодце. Все поняла?

«Сомневаюсь, что все это запомню, но лучше кивнуть. Не то и вправду голодом заморят».

— Как сделаешь, обратишься к Маше, — Эльза кивает на тучную женщину, что вошла на кухню с целой охапкой дров. — Она покажет тебе, что сделать дальше. И, кстати, каждая разбитая тобою посуда будет вычтена из твоего жалования. А оно не такое уж и большое, нужно сказать.

Значит у меня и жалование будет. Ясно, понятно. А в нашей стране работать с четырнадцати лет не приходится.

— Маша, — Эльза обратилась к служанке. — Это твоя новая помощница. Покажи ей отхожее место, накорми, и пусть приступает к работе. Меня сегодня к ужину не жди.

Маша на вид ничего, лицо доброе. Надеюсь она не будет такой же злюкой.

— Поди-ка сюда, — зовет меня женщина, от которой я теперь завишу. Подхожу к окну. — Спустишься по ступенькам, обойдешь двор. Вот за теми бараками и будет отхожее место. Как дела свои сделаешь, приходи обратно, я тебе что-нибудь из еды соображу.

Иду по указанному пути, не предполагая ничего хорошего. Снова удивляюсь защитному куполу. Мда, как я и думала. Цветочками здесь не пахнет. Хоть бы не упасть.

Обратно, думаю, спешить не стоит. Возможно у меня последняя минута свободная от работы. Кто знает, когда я вернусь домой, к маме. Может я усну и все это окажется сном? Жаль, что мне этого не позволили. Я бы не отказалась вздремнуть.