Галину Васильевну они называли «мамой» – она больше других о них заботилась, приносила из дома гостинцы, рассказывала по вечерам интересные истории.

Да и другие взрослые, как могли, старались заботиться о сиротах. Им было совсем не все равно, как сложится судьба детдомовских детишек. Учителя старались научить их многому – готовить, стирать, убирать, делать ремонт. Девочки умели петь, танцевать, декламировать Мандельштама, Пушкина и Блока, мальчики – держать в руках отвертку и стамеску.

Но разве что-нибудь в этом мире может заменить детям настоящую семью?

Мечты стали гораздо ближе, когда одну девочку из их комнаты удочерили приемные родители. Олечка была совсем неприметной, тоненькой тростиночкой, с вечным насморком и кашлем. Бесцветные глаза трудно было разглядеть на некрасивом, худеньком и остроносом личике. Что называется, «без слез не взглянешь», никто из девочек не обращал на нее никакого внимания.

Однажды Олечке вызвали врача, врач диагностировал что-то серьезное с желудком, и Олю положили в областную больницу.

«Не было бы счастья, да несчастье помогло», – не зря так говорят.

Оказалось, что в соседней палате лежит мальчик, и к нему каждый день приходит мама. Та женщина, увидев Олю в первый раз, сразу поняла, что встретила родную душу. Может быть, она мечтала о девочке, а может быть, просто пожалела и посочувствовала сироте, но начала ее потихоньку подкармливать, подолгу сидеть возле ее постели, рассказывать ей сказки на ночь. А когда Олю выписали, раз в неделю приезжала в детский дом. Красивая, полная, улыбчивая женщина всем нравилась, от нее пахло домашним уютом, семейным счастьем, и пирожками с клубничным вареньем.

Оля вся светилась от счастья, а ее потускневшие от болезни глаза заблестели и засияли, обнаружив свой природный цвет, оказавшийся изумрудно-зеленым.

– Меня скоро заберут! – хвасталась она подругам, когда вечером все собирались в их большой комнате.

Девочки завидовали – каждая из них мечтала о такой доброй маме. Почему именно ей, этой бледной поганке, так несказанно повезло? Девчонки пытались спустить Олечку с небес на землю, и спрашивали:

– Кто тебя заберет? Они знают, что забирать нужно вас двоих?

По новому закону детей нельзя было разлучать, а Олин брат был совершенно больным инвалидом, без всякой надежды на выздоровление. Это обстоятельство сильно смущало всех потенциальных усыновителей. Два года назад уже была бездетная пара, обещавшая забрать Олю, но, когда они узнали о Мишином диагнозе, стали постепенно испаряться – навещали ее все реже и реже. Оля тогда тяжело переживала предательство – она уже успела привыкнуть к ним, и именно после того случая начала постоянно болеть.

Детдомовские дети злые, они не привыкли прятать настоящие вещи за ворохом ненужных слов – никто ее не жалел. Все знали, что, раз уж так случилось, – значит, такая судьба у нее, у горемычной сироты.

И вот опять ей повезло. И «брат в комплекте», видимо, нисколько не смущал будущих родителей. Почему именно ее теперь заберут в семью, будут любить, баловать, кормить всякими вкусностями?

А ими, такими здоровенькими, крепенькими, красивыми, – совершенно никто не интересуется?

Разве они бракованные, разве они виноваты, что попали в систему? Вопрос «почему?», казалось, навсегда застыл в печальных детских глазах тех, кого усыновители обходили стороной.

Сейчас девочкам стало казаться, что детдом – это кошмар, который никогда не закончится.

Однажды, пару лет назад, Лена с Мариной даже пытались сбежать из детского дома. Собрали в тряпичные сумочки съестные припасы – бутерброды с сыром, оставшиеся от завтрака, вчерашние сосиски с черным хлебом, одну на двоих бутылку воды, и пролезли через металлические прутья задней калитки.

Марина взяла с собой свою маленькую подружку куклу Лизу. Лиза совсем не горела желанием покидать теплую комнату и таскаться в серой тряпичной котомке за плечами у своей маленькой хозяйки. Марине показалось, что она скорчила недовольную гримасу.

За корпусами детского дома начинался густой лес с нехожеными тропинками и манящей неизвестностью, а у девочек не было никакого заранее составленного плана.

– Куда мы идем? – спросила Марина боевую подругу, как только красное кирпичное здание детского дома и огораживающий его забор с металлическими прутьями остались за поворотом. Впереди виднелся лишь бескрайний лес из обычных сосенок и березок.

– Пойдем в большой город, нам уже по тринадцать лет, мы можем найти себе работу. На худой конец, встанем у метро, и будем попрошайничать, – ответила Лена. – А вдруг, нам встретятся наши настоящие родители, и узнают нас?

Где был большой город – они не знали, не знали, и где искать своих настоящих родителей. Наверняка, родители сильно скучали по Марине и Лене, расстраивались, что не могут найти своих потерявшихся деток. Может быть, нужно просто пойти им навстречу, и сама судьба приведет их друг к другу.

Долго-долго они брели по дорожке, усыпанной гравием, потом по узеньким лесным тропинкам, наконец, устали, и решили остановиться перекусить и передохнуть.

Вдруг, откуда ни возьмись, как смерч в облаке пыли, появилась маленькая собачонка. Лохматый комок белой шерсти с визгом и лаем набросился на них, пытаясь тяпнуть будущую жертву за ногу. Марина от испуга вздрогнула и отскочила, а собачонка, мигом поняв, что ее боятся, кинулась к ней и вцепилась своими острыми маленькими клыками в ногу.

Если бы кто-нибудь впоследствии спросил Марину, как она оказалась на ветках толстого раскидистого дерева, растущего на поляне, она ни за что бы не ответила на этот простой вопрос.

От страха она бросила котомку с Лизой и едой, и забралась почти на самый верх, и только тут, переведя дыхание, осознала, что до земли уже очень, очень далеко.

Постаравшись устроиться поудобнее, чтобы не свалиться, и оглядевшись по сторонам, Марина увидела двух медленно бредущих коров, погоняемых старухой с длинным кнутом в руке. Старуха как будто бы вышла из старой книжки со страшными сказками – длинная шинель, одетая на потрепанную черную юбку, поблескивала блестящими солдатскими пуговицами, на голове был повязан большой платок с бахромой и крупными яркими цветами. Явно большие и сваливающиеся с бабкиных ног кирзовые сапоги громко хлюпали по лужам.

Ленка, увидев собачонку, а потом и старуху, даже не шелохнулась, как стояла, так и осталась стоять. Она никого и ничего не боялась. Собачонка, поняв, что трусливую Марину ей уже не достать, обнюхала Лену, и миролюбиво села рядом с ней в ожидании, что будущая жертва, наконец, слезет с дерева.

Марина, может быть, и слезла бы, если б могла, – но спуститься оказалось гораздо труднее, чем подняться. Она обхватила ногами толстый сук, от которого было метра три до земли. Сук опасно прогнулся, слышался еле различимый треск, подсказывающий, что сук ненадежный, и скоро рухнет. А ведь внизу были еще и коровы, которых Марина боялась не меньше, чем собаку.

Бабка с кнутом прикрикнула на собачонку:

– Опять ты людей пугаешь, шалава? А ну, хватит тявкать! Чисто зверюга!

Собака стыдливо опустила голову, изображая всем своим видом, что вовсе она не зверюга, а милая пушистая собачонка.

– А вы, девоньки, откуда? – спросила старуха, обращаясь к Лене.

– Да мы так, по лесу гуляем, погода хорошая, вот и решили пройтись, грибов пособирать, ягод, – на голубом глазу начала сочинять Ленка.

– Да ладно врать-то, – быстро прервала поток ее слов бабуля, – сбежать, что ли, собрались? Так ведь кругом лес, дремучий, город совсем в другой стороне. Да и что вы там, в городе, делать будете, если даже туда доберетесь?