Две девочки сидели на металлических кроватях, накрытых серыми от старости матрасами и такими же серыми от бесконечных стирок простынями. Проволочные сетки давно прохудились, и по бокам старых кроватей вылинявшие матрасы вылезали грыжами желтого, страшного ватина.

На тумбочке сидела кукла Лиза, задумчиво смотревшая на девчонок своими васильковыми глазами из-под пушистых кукольных ресниц. Лизины кудряшки кокетливо выбивались из-под связанной Мариной ажурной шапочки, клетчатое платье накрывал кружевной школьный передник, а на ногах красовались резиновые туфельки на высоком каблучке. Лиза была подарена Марине добросердечными опекунами.

Казалось, что шикарная кукла совсем не вписывается в бедную обстановку обшарпанной квадратной комнаты с низким мрачным потолком и висевшими на нем лампочками в черных патронах. Люстры не было вовсе, не было и другой мебели, кроме деревянных тумбочек, почти рассохшихся от старости, и старых железных кроватей с висевшими на спинках вафельными полотенчиками.

В их комнате стояло восемь коек – здесь обитали восемь брошенных детишек, у каждого из которых была своя непростая судьба. У кого-то родители были алкоголиками, у кого-то – наркоманами, других просто лишили материнских прав. От Лены с Мариной отказались родственники – так им сказали, не посвящая в подробности.

Скоро они вырастут, уйдут из ненавистного детского дома, и начнут свою – новую, самостоятельную жизнь.

Девочки часто пытались предугадать свое будущее – ведь у каждого человека должна быть мечта. Без мечты зачем жить, к чему стремиться?

Что человек без мечты? Букашка, тихо живущая и хлеб жующая …

Частенько после отбоя, разглядывая серые казенные стены в их холодном, неуютном общем доме, девочки тихонько перешептывались, и делились друг с другом своими фантазиями.

– Я бы хотела родить ребенка и быть хорошей мамой, – дальше этого девичьи мечты Марины никогда не заходили.

Подруга Ленка мечтала не меньше, чем быть звездой, прима- балериной, и чтобы все мужчины сходили от нее с ума.

Впрочем, они понимали, что окружающим совершенно наплевать на то, чего они хотят, и о чем мечтают. Их кормили одинаковой безвкусной едой, одевали и обували в одинаковую казенную одежду, заставляли жить по навсегда заведенному порядку и соблюдать изо дня в день один и тот же, никогда не меняющийся, режим сна и отдыха.

Марине часто хотелось выть от Ленкиной активности. Лена постоянно тормошила и заводила ее.

– Разве можно быть таким безумным комком энергии?! – спрашивала ее Марина. – Из тебя жизненная энергия так и прет, ты всегда в каком-то движении. Все будут бояться тебя, и разбегаться в разные стороны, а все женихи попрячутся по углам от твоей бешеной активности.

Ленка возражала:

– В жизни всего нужно добиваться – хитростью, наглостью, чем придется. Главное – не сидеть на месте, брать всё, что можно, и чего нельзя.

Детдомовские привычки – это оставшиеся на всю жизнь чувство голода, страх и недоверие к миру. Девочкам еще повезло – они попали в хороший детский дом, здесь их никогда не били. Иногда к ним переводили сирот из других детских домов, и те рассказывали жуткие вещи – о педофилах- воспитателях, о пьющих санитарках, о врачах, калечащих детей, и об усыновителях, скупающих детей на органы.

Иногда в детский дом попадали домашние дети, которых забирали из семьи. Этим было тяжелее всего – они плакали по ночам, и страдали о прежней жизни. Ощетинившиеся колючками детдомовцы не хотели принимать домашних в свою стаю. Изнеженным и избалованным домашними пирожками подкидышам было не место среди нормальных, выросших в этих стенах, закаленных жизнью и жестоким воспитанием, детдомовцев.

Развитое стадное чувство заставляло каждого уважать коллектив и его вожаков. Здесь суровые законы – почти как в миниатюрной тюрьме для малолетних заключенных. Как себя покажешь – так к тебе и будут относиться. Прогнешься под толпу – будут тобой помыкать, а дашь отпор – начнут уважать. Никого не касается, мальчик ты или девочка, у тебя всего два пути – или альфа-самец, или изгой.

Марине с Леной было гораздо легче – другой жизни они никогда и не знали, а со своими сверстниками росли с самого детства.

Мечты

Сегодня они прыгали на своих кроватях, сдвинув их вместе, и держась за руки. Панцирная сетка ритмично покачивалась, звякая металлом по железным ободкам.

Лиза укоризненно на них смотрела, казалось, что она осуждает внезапно развеселившихся подруг-полуночниц. Стрелки часов приближались к десяти, и остальные девочки уже лежали по своим кроватям, ожидая вечернего обхода.

Марина внезапно устала, ей не понравились Ленкины слова. Она не будет ни хитрой, ни наглой. Ей совсем не нравятся детдомовские законы: или ты – или тебя.

– Ну, хватит. Давай спать ложиться, – Марина отодвинула свою кровать, издавшую визгливый и недовольный звук, и собралась поуютнее устроиться под жиденьким клетчатым казенным одеялом.

Ленка смеялась, не собираясь униматься. Она подскочила к ее кровати, и сдернула с Марины серый пододеяльник:

– Вот и сиди, дурочка, под одеялом. Жди, что к тебе принц придет пододеяльный!

В комнату вошла воспитательница Галина Васильевна:

– А ну-ка, спать! Вы что тут, одни, что ли, живете? Сами не спят, и другим не дают!

Она выключила свет, а девочки остались в полной темноте. Ленка все не унималась, тормоша Марину.

Сон пропал, и они еще долго строили планы на будущее, и предвкушали большое жизненное счастье, которое непременно им улыбнется. Нужно только немного подождать. Ведь совсем недалек тот день, когда они покинут стены своего печального казенного дома.

Марина, начитавшись любовных романов, мечтала о судьбе Ассоль – о единственном в мире принце, который найдет ее, и будет любить вечно.

– Вот и сиди за печкой, жди своего капитана, – смеялась над ней Ленка, – в жизни всё достается только тем, кто сам кует свое счастье! Бог любит тех, кто выпрыгивает ему навстречу!

Иногда они мечтали встретить своих настоящих родителей, посмотреть на них, и, глядя прямо в глаза, спросить, почему те от них отказались. Марина часто думала о том, что с ней что-то не так, раз родители бросили ее, и она оказалась никому не нужной.

Наверное, она плохо себя вела, может быть, часто плакала в детстве. А быть может, им просто надоело качать колыбель с плачущим младенцем, кормить ее и одевать, и они отказались от нее, как от ненужной вещи, сдав в детский дом и забыв навсегда о ее существовании.

Закрывая глаза, она представляла деревянную колыбель и склонившуюся над ней стройную фигурку мамы. Мама приятным мелодичным голосом пела ей песенку «Спят усталые игрушки, книжки спят». Марине хотелось бы узнать, как зовут ее маму, она даже мысленно перечисляла все женские имена, и гадала, какое же подходит к ее мамочке?

Все, что она знала о своей маме – что она добрая, ласковая и красивая. Разве она виновата, что так сложилась у нее жизнь?

Если у Марины родится ребенок, она никогда от него не откажется, будь он даже самим исчадием ада.

Вдвоем с Леной они часто представляли встречу с настоящими родителями. Они обязательно найдут друг друга, даже если для этого понадобится обойти весь мир, а потом будут жить в большой, настоящей, любящей семье, где все вместе пьют чай по вечерам и обсуждают дневные новости. Все заботятся друг о друге, и ведут долгие задушевные беседы.

Ну, или, на худой конец, если родители не объявятся, их усыновит какая-нибудь бездетная пара, такие случаи бывали и в их детском доме.

Утром на работу приходили сотрудники – педагоги, воспитатели, медсестры и нянечки. Стоя у решетчатых ворот детского дома, девочки в каждом из них видели отца, маму или бабушку.