Кирсатэль ведет себя по-другому. К моей радости, он стремится использовать любой повод, чтобы побыть рядом со мной, и мало обращает внимания на других, не нуждаясь, как Ювизэль, в дополнительном общении. Каждый день угощает каким-нибудь вкусным фруктом или печеной сладостью. Он предупредителен, внимателен, но молчалив.

После занятий, ежедневно, по сложившейся традиции, Ювизэль и Кирсатэль, стоя на бегунках, поджидают меня у ворот Академии и провожают до моего дома. По пути, не спеша расставаться, мы нередко заезжаем в Королевский Парк, где катаемся по дорожкам, наслаждаясь потрясающей красотой окружающего ландшафта. Или восхищаясь каким-нибудь, неизвестно где добытым и собственноручно посаженным Королевой, необычным цветком раскрывшим свой бутон. Или, сбросив рюкзаки, усевшись втроем на большие качели, о чем-нибудь болтаем, ну, вернее, слушаем болтовню Ювизэля.

Как-то разговор зашел об Александрэле.

— Александрэль очень жесткий, суровый Учитель, — тяжело вздохнув, пожаловался мне Ювизэль. — Как ты столько лет с эти справляешься?

— Да, он требовательный, — согласилась я, — но справедливый. И он научил меня главному — не поддаваться унынию, преодолевать трудности, не признавать поражение, всегда стремится к победе.

— Э-э-э, детка, какие твои годы? Хорошо если так, но только жизнь покажет, действительно ли ты этому научилась, — скептически заметил Ювизэль.

— Лучше бы сделать так, чтобы не пришлось это проверять, — решительно отозвался Кирсатэль, с какой-то тревогой за меня и заботой, от которой в моей груди растеклось приятное тепло.

Один раз, мы, гуляя по Парку, случайно столкнулись с Алинаэль, сестрой Александрэля, и нашей Королевой. Мы с Алинаэль радостно бросились друг другу навстречу и, обнявшись, заговорили о семейных новостях, сговариваясь увидеться в ближайшие дни, в доме Еваниэли. Парни с какой-то удивленной оторопью наблюдали за нашим неформальным общением и нетипичной близостью между членами одного рода.

Когда Алинаэль, простившись со мной и кивнув парням, ушла, холодок недоверчивого сомнения зародился во мне. Королева есть Королева. Мое родство с ней и близость, невольно, хоть и незаслуженно, осеняют меня аурой избранности. Не хотелось, чтобы это повлияло на искренность моих отношений с парнями. Как они отнесутся к увиденному, ясно показавшему, как широки и крепки семейные узы в нашем роду, что у эльфов считается варварством. Не будут ли они теперь со мной иронично вежливы или, не дай Небеса, подобострастны? Несколько дней я настороженно приглядывалась к ним. Но в поведении обоих парней и в их отношении ко мне ничего не изменилось, что еще больше укрепило мое к ним расположение.

Но на эти развлечения и общение времени у меня было не так много. Возвращаясь домой после этих прогулок, я сразу же должна накормить своего ящера и коротко выгулять. А потом, в самые жаркие часы сиесты, нужно помочь Эли по дому, пересказывая при этом, как прошел день в Академии, или же, можно поваляться на диване, почитав книгу или «Вестник».

Непременно, через день, после сиесты, я всегда спешу с Михасом на уроки танца. Когда-то, еще в детстве, эти занятия были взаимной уступкой. Мы договорились с Михасом, что я даю согласие быть его партнершей по парным танцам, а он в свою очередь помогает мне растить и тренировать моего ящера.

Это решение, заниматься танцами, встретило активное одобрение и поддержку наших родителей, охотно согласившихся оплачивать эти уроки. Когда мы с Михасом только начали посещать уроки танца, я, случайно, подслушала разговор Александрэля с Михасом:

— Эмоции, испытываемые под влиянием музыки, движения тел, взаимных прикосновений, неизбежных в парном танце, рождают и усиливают влечение к партнеру. Поэтому предупреждаю, если позволишь что-то такое в отношении моей девочки, оторву все твое мужское имущество.

Это был первый и последний раз, когда мне было так стыдно за отца. Ведь Михас совсем не такой! Он относится ко мне по-другому, он мой друг! Хотя, гораздо позже, иногда, совместный танец пробуждал во мне что-то, что я не могу выразить словами. Вызывал томление, учащенное дыхание, сердцебиение. И заставлял остро ощущать, что Михас мужчина, а я женщина, что мы разные, но, обмениваясь эмоциями мы, как бы, заряжаем энергией и дополняем друг друга.

Наверное, именно из-за этого ощущения, и был в наших воспоминаниях один момент, когда мы сделали такое, что точно не понравилось бы моему отцу.

— Умеешь целоваться? — неожиданно, как-то спросил меня Михас по окончании танца, продолжая обнимать за талию.

— Нет, — удивилась я вопросу. — А ты? — в свою очередь не удержалась я от любопытства.

— Ага, научился на днях. Хочешь, и тебя научу?

— Конечно, хочу, — обрадовалась я. Наверняка, когда-нибудь, пригодится и это умение.

Михас прижал меня крепко к себе всем телом, и у меня возникло неприятное чувство, что я в ловушке. Но я не стала отстраняться, а замерла, откинув голову назад и чуть вытянув вперед губы, в ожидании, что последует дальше. Михас, ссутулившись, опустил голову и коснулся моих губ своими, сухими, твердыми и теплыми. Это не произвело на меня большого впечатления. Но дальше, его мокрый кончик языка стал раздвигать мои губы и зубы, стремясь попасть мне в рот. Мне стало одновременно и неприятно, и смешно. Разве целуются так? Я, уперевшись ему в грудь руками, попыталась отстраниться, одновременно растягивая свои губы в неудержимой, глупой улыбке.

Михас отпустил меня, разочарованно вздохнул, и с укором сказал:

— Какая же ты бестолковая! В это время надо думать о партнере! О такой твоей близости с ним! Аты о чем?!

— А я о том, что твой язык мокрый, — честно созналась я.

— Ну, зашибись! А каким он должен быть?! Ладно, оставим это на будущее, — смирился он с неудачей.

Михас горячий поклонник всего, что связано с музыкой. Он отдается танцам до самозабвения и готов танцевать да упаду. Мне тоже нравится танцевать, хоть я поняла это позже. Вначале, танцы просто помогли мне лучше овладеть своим телом, выправили гордую осанку, скользящую походку, совершенную гибкость движений, плавность и выразительность жестов, в общем, все то, что чистокровным эльфийкам дается без усилий, от рождения.

Здесь, в Асмероне, нового Учителя танцев нам с Михасом помогла найти Еваниэль. Нашим Учителем оказалась эльфийка-полукровка орчьего происхождения. Она, наряду с необычайной пластичностью, чувством ритма, обладала ещё и редкой для женщины силой и выносливостью. И требовала от нас того же, не давая во время занятия остановиться ни на мгновение. Для меня это было выматывающе сложно физически. Но музыка, эмоциональная увлеченность сюжетной постановкой танца, как будто это разговор двоих с помощью жестов и пластики тела, приносили радость, давали заряд бодрости и энергии. Но если к Михасу у нашего Учителя не было претензий, то мне нередко приходилось выслушивать от нее замечания. Она считала, что после разучивания, с технической точки зрения в моем танце не к чему придраться, но вот экспрессии, эмоциональной выразительности мне не хватает. Но я не понимаю, как изобразить чувства, которые тебе не знакомы?

Начав здесь с нами заниматься, наша Учитель предложила выучить несколько постановочных танцев для выступлений в концертах.

— Крошка, ну давай покажем себя! Заставим всех вздрогнуть! Мы с тобой так классно смотримся вместе! — загорелся Михас этой идеей.

— Ты же знаешь, публичность это не для меня. Тем более тут, в придирчивой, капризной, и требовательной столице, — не соглашалась я.

— Но мы могли бы заработать этим, хоть и небольшие, но деньги! Ведь если мы будем выступать в концертах, то приобретем кое-какую известность. Тогда нас охотно будут брать в рестораны для вечерних развлечений посетителей, и мы иногда сможем давать там платные представления, — настойчиво уговаривал меня он.

— До моего совершеннолетия осталось ждать совсем немного. Вот тогда, мы и так, возможно, заработаем кучу денег. Ведь не зря же мы с тобой столько лет трудились, готовясь к задуманному, — упорно сопротивлялась я.