В первые годы путешествий Павел часто переезжал из города в город, но позже предпочитал подолгу оставаться в каком-нибудь крупном центре: сказывались возраст и накопившаяся усталость. В двух городах, Коринфе и Эфесе, он провел в общей сложности четыре года. Коринф был богатым морским портом, торговой и деловой столицей Греции и местом проведения знаменитых Истмийских игр. В этом космополитичном центре, известном своими публичными домами и развращенностью нравов, Павел обрел богатого покровителя Гая, на вилле которого он подолгу гостил и работал. Эфес – четвертый по величине городе после Рима, Александрии и Антиохии, столица Малой Азии и резиденция проконсула, – стал для апостола почти вторым домом, где его окружали самые близкие и дорогие люди.

Во время своих странствий Павел нашел немало верных последователей и преданных друзей. Среди них был Тимофей, сын грека и иудейки, один из любимых его учеников, к которому он относился как к родному сыну; Онисифор, беглый раб, спасенный им от разгневанного хозяина; Аполлос, красноречивый и хорошо образованный юноша из Александрии; Лука, странствующий врач, будущий автор Евангелия и Деяний; собратья апостола по ремеслу палаточники Акилла и Прискилла, муж и жена, изгнанные вместе с другими иудеями из Рима по указу императора Клавдия. В ближний круг апостола входили также его первый помощник евангелист Марк, с которым они снова помирились, Тит, Иуст из Коринфа, Аристарх Македонянин. Среди последователей Павла всегда оказывалось много женщин, часто первыми отвечавших на его проповедь и помогавших ему во время странствий. В Листре это были Лоида и Евника, бабка и мать Тимофея, в Афинах – Дамарь, жена Дионисия Ареопагита, в Кенхрее – коринфянка Фива, ставшая потом диакониссой.

С новыми христианами, обращенными Павлом, дело обстояло не так благополучно, как можно было ожидать. Среди них попадались самые разные люди: иудеи и греки, нищие и богачи. В одной группе могли оказаться владелец крупного поместья и его беглый раб. Склонности и вкусы у всех тоже были разные: одни строго держались иудейства и предпочитал в простоте душевной петь псалмы, других больше интересовали чудеса Иисуса, третьи были настроены экзальтированно и мистично, переживали по три откровения за день и начинали «пророчествовать» прямо на собраниях, говоря на непонятных языках. Павел благоразумно пытался сдерживать таких людей, введя специальный регламент на пророчества: не больше двух-трех «выступлений» на одном собрании с обязательным их толкованием.

Правила и нормы христианской жизни тоже соблюдали далеко не все. Некоторые христиане из язычников продолжали есть жертвенное мясо, участвуя в праздниках, которые начинались с жертвоприношений и заканчивались поеданием мяса убитых жертв. Павел старался относиться к этому терпимо, различая веру в языческих божеств и необходимость традиций, которым продолжали следовать многие новообращенные. Поэтому тем, кто оказался в гостях у язычников, он советовал не заботится о том, что за мясо им предлагают в угощение, и есть все спокойно. Если же им скажут, что это мясо жертвенного животного, следует отказаться: не потому, что такая пища сама по себе вредна (это безразлично, потому что «пища не приближает к Богу»), но чтобы не искушать других. Гораздо больше Павел осуждал тех, кто приходил на священную трапезу христиан только для того, чтобы поесть, и набрасывался на еду, даже не дожидаясь других братьев. Ему приходилось разъяснять, что не для этого они собираются на трапезу, что здесь им даются плоть и кровь Христова. А кто голоден, тот пусть сначала наестся дома и тогда приходит.

Но главные проблемы исходили не изнутри общины, а извне. Из Иерусалима по пятам Павла следовали приверженцы иудейского Закона, которые, опираясь на авторитет Петра, старались перетянуть обращенных Павлом христиан на свою сторону. Павел видел, как единая вера «святых» постепенно раскалывалась на группки и секты. Выяснялось, что новообращенные христиане непостоянны и нетверды, готовы последовать чуть ли не каждым новым проповедником, увлечься новой верой или новым толкованием учения. Пока Павел был в Коринфе, в Фессалониках началась смута, связанная с приходом новых проповедников: среди членов общины распространились апокалиптические настроения, все ждали конца света, никто не работал, только молились. Коринфская община тоже распалась на группы по именам лидеров, которых они считали своими руководителями: кифины, то есть обращенные Петром (Кифой на греческом), аполлосовы, павловы. В ответ Павел пытался противопоставить раскольникам принцип христианского единства: «Один Бог, одна вера, одно крещение».

Падала и нравственность. Павел в одном из посланий упоминал, что в общине появился некто, кто живет с женой собственного отца, и предлагал изгнать его из общества верных. Другие вели тяжбы между собой и обращались для этого к светскому суду. Апостол считал это постыдным для христиан, которые должны быть судимы своими братьями, а не язычниками.

Не успевая лично бывать везде, где требовалось его присутствие, Павел начал писать письма. В них он излагал свою жизнь, учение, исправлял ошибки и заблуждения в общинах, отвечал на вопросы. Писать собственноручно у римлян было непринято, это считалось занятием рабов-ремесленников, поэтому Павел диктовал письма вслух и удостоверял их своей подписью: «Приветствие моею рукою, Павловой, что служит знаком во всяком послании». Послания Павла были не просто частными письмами: их читали на общих собраниях, как вразумление и руководство к действию. Это были самые ранние христианские тексты, появившиеся еще раньше, чем Евангелия.

Письма в Риме писали часто, но почта существовала только для официальной переписки. Частные послания доставляли кто как мог – со знакомыми, курьерами, торговыми людьми и т. д. Письма обычно были краткими: приветствие, краткая информация, пожелания. Было принято писать лаконично, в пределах 300 слов. Письма писались на листьях папируса густой тушью, тростниковым пером, без пробелов и знаков препинания, стараясь уместить все на одном листе. Лист сворачивали в трубочку, перевязывали и запечатывали, а с внешней стороны писали адрес.

После долгих путешествий обратный путь в Палестину стал для Павла не столько возвращением домой, сколько движением навстречу гибели. Апостола томили дурные предчувствия, что в Иерусалиме его ждут «узы и скорби». В свой любимый Эфес, на который Павел потратил два года, он даже не заехал, зная, что местные иудеохристиане настроены против него.

В Иудее апостола встретили брожение и беспорядки. Прокуратор Феликс боролся с бурной волной националистических и мессианских движений. То и дело в окрестностях города появлялись новые пророки и чудотворцы, увлекавшие за собой народ и обещавшие освобождение народа и Израиля. В самом Иерусалиме начался террор так называемых «сикариев» (по латыни sicairas означает «палачи» – слово, производное от названия короткого кинжала). Это было радикальное крыло партии фарисеев, грозившее смертью всякому, кто поддерживает римлян и отворачивается от веры отцов. В любой момент в толпе на площади или на узкой улочке сзади мог появиться человек со спрятанным под одеждой маленьким кинжалом: один быстрый удар, и труп оставался лежать на земле, а убийца бесследно исчезал. Иосиф Флавий, живший в то время в столице Иудеи, писал, что «каждый ожидал внезапной смерти».

Римляне держали город под контролем, расположив войска в крепости Антония, стоявшей высоко над городом. Несмотря на это, в Иерусалиме то и дело происходили вспышки возмущения и стычки с армией. Во время Пасхи какой-то солдат с насмешкой показал паломникам неприличный жест, и его стали забрасывать камнями; в город вошли военные отряды и началась давка, в которой погибло 20–30 тысяч человек.

Приехав в Иерусалим, Павел сразу попал в атмосферу вражды и обвинений. Местные христиане упрекали его в отступлении от закона и отрицании обрезания. Чтобы не оказаться отщепенцем в иерусалимской Церкви, Павлу пришлось доказывать, что он правоверный иудей, следующий всем древним ритуалам. Он согласился пройти специальный обряд очищения, включавший жертвоприношение в иудейском храме и продолжавшийся целую неделю. Но это не помогло: Павла обвинили в том, что ввел в святое место необрезанного язычника – своего ученика Трофима. Это считалось преступлением, которое каралось смертью. Павла схватили и потащили за город, чтобы убить. Спасли апостола только римские солдаты, следившие за всем происходящим с крыш домов; они буквально вынесли его на руках из толпы, кричавшей: «Смерть ему!» Командовавший войсками трибун Клавдий Лисий приказал арестовать Павла, заковать в цепи и посадить в крепость для разбирательства дела.