Из-за трудности путешествий в античном мире всегда был важен принцип гостеприимства. Без местных связей иноземцу трудно было доказать, кто он такой. Ездившие по делам купцы заботились о том, чтобы в каждом городе были знавшие их поручители из уважаемых граждан, чтобы в случае надобности удостоверить их личность перед властями и судом. Иудеям в этом смысле было проще, поскольку в I веке вся империя была опутана целой сетью синагог. Евреи обитали почти во всех крупных городах востока и запада, от Сирии до Ливии, от Рима до Александрии, поддерживая между собой тесные дружеские и семейные связи и ведя интенсивную торговлю. Еще важней были родственные отношения: именно поэтому Павел, Варнава и их помощник Марк сначала отправились на остров Крит, в город Саламин, где находилась родина Варнавы.

Не будь этой удобной цепочки из еврейских общин и синагог, Павлу вряд ли удалось бы так стремительно перемещаться по стране и так быстро распространять новое учение. Еврей был своим везде, где существовала местная диаспора. Новичка, даже если лично его никто не знал, встречали здесь как родного человека, предлагали помощь и кров, забрасывали вопросами о новостях, приглашали на религиозные собрания и т. д. Проповедь Павла всегда происходила по одной схеме: он приходил в новый город, обращался в еврейскую общину, посещал субботние собрания и произносил речь в виде комментария к Священному Писанию. Во время выступлений Павел много говорил о личном опыте и опыте других апостолов: как он стал христианином, как встретил Христа на пути в Дамаск и пережил обращение, о чем учил Иисус и что происходило на Тайной вечере. Он старался внести в проповедь живой, личный элемент, заразить других своим примером, силой своей веры. Не были чужды Павлу и чудеса. На Крите он ослепил язычника Вариисиуса, именовавшего себя магом и пророком, а в Троаде вернул к жизни юношу, упавшего из окна дома. В Эфесе он исцелял больных, которые вместо лекарств обвязывались его поясом и другими частями одежды.

Только если проповедь среди иудеев оказывалась неудачна, апостол обращался к прозелитам (то есть приверженцам иудаизма, обращенным из язычников) и уже в последнюю очередь – к язычникам. Евреям, имевшим тысячелетнюю традицию иудейской веры, было труднее принять новое учение, чем язычникам, ничего не слышавшим ни о иудейском Боге, ни тем более о Христе. Иудеи видели в христианстве кощунственное извращение веры, предательство традиции и заветов предков, богохульство, ложь и соблазн. Первая проповедь апостола обычно вызывала у евреев недоумение, которое быстро перерастало в открытую вражду. Чем больше иудеи узнавали Павла и его «благую весть», тем ожесточенней его преследовали. Следуя за ним из города в город, они старались расправиться с ним сами или уничтожить руками римлян. В Листре евреи побили апостола камнями за богохульство, а в Коринфе пожаловались властям, что он учит чтить Бога не по закону. Павла такое отношение в конце концов ожесточило. Он был искренним патриотом и говорил, что любит свой народ настолько, что ради него готов отказаться даже от вечного спасения. Павел всегда верил и думал, что евреи избраны Богом и рано или поздно спасутся, познав и приняв Христа. Но упорное сопротивление проповеди Христа заставило его сказать евреям немало горьких слов. «Вам первым надлежало быть проповедану слову Божию, но как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращаемся к язычникам». Или еще резче: «Кровь ваша на главах ваших; я чист; отныне иду к язычникам».

Впрочем, реакция язычников тоже редко бывала дружелюбной. В Листре, где Павел излечил хромого, его и Варанаву встретили как языческих богов: Варнаву, более представительного, приняли за Зевса, а разговорчивого Павла – за Гермеса. Местный жрец даже хотел принести им жертву. Но теплый прием оказался следствием недоразумения, и путникам пришлось разубеждать жителей и объяснять, что они не боги, а слуги Божьи. В Филиппах местные жители обвинили Павла и его спутников, что «сии люди, будучи Иудеями, возмущают наш город и проповедуют обычаи, которых нам, Римлянам, не следует ни принимать, ни исполнять». На самом деле, авторов жалобы волновала не чистота римских нравов, а финансовый интерес: они рассердились на Павла за то, что он лишил пророческого дара местную рабыню, которая приносила им доход. Теми же мотивами было вызвано возмущение против Павла в Эфесе. Здесь находилось одно из 7 чудес света – знаменитый храм Артемиды со статуей многогрудой богини, которая, как считалось, упала с неба. В городе процветал культ Артемиды, привлекавший огромное число туристов и паломников. Вокруг него кормилось множество людей: ювелиров, изготовлявших миниатюрные модели храма, мясников, продававших жертвенное мясо, целителей и заклинателей, торговавших снадобьями и талисманами. Проповедь нового Бога грозила отобрать у всех этих людей доходное ремесло, поэтому против Павла вспыхнуло возмущение, едва не кончившееся расправой.

Что касается римлян, то большинство из них не понимало и не замечало христианства, пока оно не затрагивало их личные интересы и не нарушало римскую законность. В Коринфе на жалобы иудеев проконсул Галлион, брат знаменитого философа Сенеки, равнодушно ответил, что не видит в этом никакого преступления и не хочет разбираться в иудейских дрязгах. Он отпустил Павла, не заинтересовавшись ни его личностью, ни проповедуемым им учением. В Филиппах после доноса евреев Павла с товарищами арестовали, отобрали одежду, избили палками, посадили в тюрьму и забили ноги в колодки; но на следующий день, узнав о римском гражданстве Павла, местные власти извинились и отпустили его на свободу: закон сурово карал тех, кто не соблюдал права граждан. Законопослушные римляне сами не раз защищали Павла от разгневанных иудеев и даже спасали его от смерти. Так было в Иерусалиме, где римские солдаты вырвали апостола из рук разбушевавшейся толпы.

Маршруты первых трех путешествий Павла хорошо известны. Начав с Крита, он перебрался в Малую Азию и прошел по южным и восточным областям современной Турции – гористой и пустынной местности с малочисленным и полудиким населением. Цицерон, побывавший в этому краю примерно ста годами раньше, писал о нем как о жалком и убогом месте, где живет только неотесанная деревенщина. Путникам все время приходилось ехать по голой и пустой равнине, где изредка встречались стада ослов; в дороге было холодно, особенно по ночам, источников попадалось мало, поэтому воду приходилось покупать. Встречавшиеся по пути города больше походили на деревни, огороженные частоколом, где порой даже не говорили по-гречески. Зато местные горы славились разбойничьими шайками, которых римляне не могли извести в течение нескольких столетий. Когда Павел писал, что его не раз грабили разбойники, скорей всего, он имел в виду именно эти места.

Павел не был свободен в своих перемещениях. В это время уже существовали границы миссий разных апостолов, которые не должны были пересекаться: во-первых, чтобы не тратить время зря, во-вторых, чтобы не создавать разногласия и смуту в общинах, основанных разными апостолами. В Малой Азии Павел оказался так тесно зажат между уже занятыми сферами влияния, что ему пришлось перебраться в Европу – девственную территорию, где еще не проповедовал ни один апостол. Здесь он посетил греческие Филиппы, Фессалоники, Афины и Коринф. В Фессалониках его снова арестовали, но у него нашелся родственник и поручитель, некий Иасон, вызволивший его из тюрьмы. В Афинах апостола возмутили нагие «идолы» и привлек храм бога-целителя Асклепия: Павел был неравнодушен к медицине.

Но больше всего его заинтересовали знаменитые афинские философы. Кто, как не они, мудрецы, любители истины, могли принять живую и высшую истину по всей ее полноте – Иисуса Христа? Павел сделал попытку обратить последователей школы стоиков и эпикурейцев, которые собирались на городской площади и беседовали на философские темы. Он произнес речь, по-риторски умелую и искусную, начав с похвалы афинян за благочестие и упомянув стоявшую в городе статую «неведомым богам», которых он переделал в «неведомого Бога», отождествив его с Христом. Сначала толпа слушала его внимательно, но когда Павел заговорил о воскресении из мертвых, его репутация сразу упала: его сочли несерьезным человеком, «суесловом», который вместо философских истин проповедует какие-то сказки. «Об этом мы послушаем в следующий раз», – насмешливо бросили греки и разошлись по своим делам.