Рим долгое время не замечал христиан. Сначала христианство выступило, по выражению Тертуллиана, под покровом дозволенной религии, то есть иудейства. Христиан принимали за одну из иудейских сект и распространяли на них те же привилегии или те же гонения, что и на евреев. В первый раз христиане пострадали при императоре Клавдии по ошибке, потому что их перепутали с иудеями. Клавдий, друг иудейского царя Ирода Агриппы, не хотел еврейских бунтов в городе и запретил иудеям религиозные собрания, что вынудило их покинуть Рим. Заодно пришлось уехать и христианам. В Деяниях апостолов, относящихся к более позднему времени, ясно показано, что римское начальство не могло отличить иудейства от христианства и видело в их столкновении только какие-то частные религиозные разногласия, до которых им не было никакого дела.

Первое настоящее гонение на христиан произошло при императоре Нероне. В июле 64 года в Риме вспыхнул страшный пожар, едва не уничтоживший весь город. Пламя бушевало десять дней, из 14 районов города десять выгорели дотла. Самого Нерона в это время не было в городе, он вернулся только в разгар пожара, когда уже горел его Золотой дворец. Но у императора-актера была настолько плохая репутация, что его обвинили в преднамеренном поджоге Рима: будто бы для того, чтобы, вдохновившись этим зрелищем, лучше воспевать пожар Трои. «Чтобы заглушить эту молву, – писал Тацит, – Нерон выставил виновниками людей, которых народ и без того ненавидел за их пороки и называл христианами». Еврейские кварталы не сгорели, и это дало повод обвинить в поджоге евреев. Однако христиан к тому времени уже стали выделять среди иудеев. Пожар при Нероне послужил хорошим поводом, чтобы узнать их получше. В наказание за поджог Рима власти стали жечь христиан: зашив в пропитанные смолой шкуры, их вешали на столбах в императорских садах и поджигали, чтобы они в виде факелов освещали народные гуляния.

После Нерона христианство исчезло из истории еще на 30 с лишним лет. Христиане старались держаться в тени. Они проповедовали скрытно, без шума, не афишируя себя, внедряясь в римские дома через женщин, рабов, прислугу и в конце концов доходя до жен хозяев, а иногда и до самих хозяев. Это была домашняя, незаметная глазу интервенция, происходившая где-то на задворках римского быта: в каморках, на кухне, в женской половине. Хозяин, ни о чем не подозревая, в один прекрасный день с удивлением обнаруживал, что со всех сторон окружен христианами, что его любимый раб – христианин, и его жена – тоже христианка. В 95 году христианкой была уже Домитилла, родственница императора Домициана и мать наследника престола. Сам Домициан отличался болезненной подозрительностью и видел заговорщиков во всех, включая евреев. Христиан он гнал не потому, что они были христиане, а потому, что боялся иудеев: он опасался, что потомки царя Давида, жившие в Риме, могут покушаться на иудейский престол, и хотел их арестовать. Правда, на этот раз царственные евреи сумели оправдаться, показав ему свои мозолистые руки, – это были землепашцы, зарабатывавшие на жизнь тяжелым трудом и никогда не думавшие о престоле.

При императоре Траяне христианство окончательно вышло на историческую сцену. Марк Ульпий Траян считался лучшим из античных императоров. Это был выдающийся администратор, воин и полководец, воплощение римских добродетелей. Напутствуя новых цезарей, римляне говорили: «Будь счастливее Августа и добрее Траяна!» Репутация Траяна была так высока, что спустя несколько веков римский папа Григорий Великий, по католической легенде, спас его от вечных мук своими слезными мольбами Богу. Но именно этот император положил начало сознательному и последовательному гонению на христиан.

Отношение к христианам того времени проявилось в переписке Траяна, достойного правителя, и Плиния Младшего, римского интеллектуала и блестящего писателя. Плиний, личный друг Траяна и наместник провинции Вифиния, обратился к императору с вопросом, что делать с христианами, которые в подвластных ему землях с быстротой заразы распространились по городам и деревням. Прощать ли раскаявшихся христиан, то есть тех, кто отрекся от Христа, или считать их раскаяние бесполезным? Наказывать только за конкретные преступления или за «само имя», даже если преступлений не было? Допрашивая христиан, Плиний выяснил, что «вся их вина или заблуждение состояли в том, что они в установленный день собирались до рассвета, воспевали, чередуясь, Христа как Бога и клятвенно обязывались не совершать преступления, но воздерживаться от воровства, грабежа, прелюбодеяния, нарушения слова, отказа выдать доверенное. После этого они обычно расходились и сходились опять для принятия пищи, обычной и невинной». Так Плиний узнал (или, наоборот, не узнал), в чем заключается суть христианства, и счел его лишь глупым суеверием. Точно такой же вывод и до, и после него делали многие римляне, познакомившиеся с учением христиан.

Ответ Траяна был таков: «Ты поступил вполне правильно, мой Секунд, произведя следствие о тех, на кого тебе донесли как на христиан. Установить здесь какое-нибудь общее определенное правило невозможно. Выискивать их незачем: если на них поступит донос и они будут изобличены, их следует наказать, но тех, кто отречется, что они христиане, и докажет это на деле, т. е. помолится нашим богам, следует за раскаяние помиловать, хотя бы в прошлом они и были под подозрением. Безымянный донос о любом преступлении не должно приобщать во внимание. Это было бы дурным примером и не соответствует духу нашего времени».

Получалось, что Траян предписывал преследовать христиан за само имя, а не за связанные с ним преступления. Христиан следовало не разыскивать, но наказывать, если они обнаружатся. А как они могли обнаружится? Только по чьему-то гласному (то есть не анонимному) доносу. В Риме не было государственных прокуроров, и для возбуждения процесса всегда требовалась частная инициатива. Но дело это было неблагодарное, поскольку римляне с презрением относились к доносам, даже гласным. К тому же, несправедливое обвинение было рискованно: если на суде выяснялось, что подсудимый был оклеветан обвинителем, то доносчика подвергали такому же наказанию, какое грозило обвиняемому, вплоть до смертной казни.

Новый порядок, установленный Траяном, означал, что никаких обвинений и преступлений уже не требовалось: достаточно было просто объявить себя христианином, чтобы подвергнуться пыткам и мучительной смерти. За «нечестие», в котором обвинялись христиане, предусматривалось два вида казни: сожжение на костре и damnatio ad bestias, предание зверям. В эпоху империи римляне традиционно совмещали праздники и казни, превращая исполнение смертного приговора в живописные игры на арене. При том же Траяне в 106 году празднества в честь победы над даками длились целых 123 дня, и в них погибло не меньше 10 тысяч человек. Участниками игр часто бывали осужденные, которых привозили из провинций и использовали как приманку для хищников, раздиравших их на глазах у толпы. В пасти зверей погиб один из первых известных нам христианских мучеников – епископ Игнатий Антиохийский, прозванный Богоносцем.

Примерно в 70 году Р. Х. апостолы Петр и Павел поставили в епископы Антиохии сирийского грека с римским именем Игнатий (от латинского ignis, «огонь»). Церковные писатели называли его учеником Иоанна Богослова, а из слов Иоанна Златоуста можно сделать вывод, что он с детства жил в общине первых христиан и воспитывался самими апостолами, слушая их рассказы о Христе. Позже возникла легенда, что Игнатий Богоносец и был тем самым отроком, которого Христос ставил в пример своим ученикам, говоря, что «таковые есть первые в Царствии небесном» (Матф. 18:2). Отсюда якобы и пошло его прозвище – Богоносец, Феофорос, «носимый Богом», т. е. буквально носимый Иисусом на руках.

О его епископстве, длившемся почти сорок лет, известно только, что Игнатий был «мудрый кормчий», который «с большой осторожностью вел свой корабль среди бурь». Считается, что Игнатий первым ввел в своей церкви антифонное пение: ему было видение, что именно так поют ангелы на небесах, поочередно славя Святую Троицу. На историческую арену мученик-епископ вышел почти через сорок лет, в 107 году, когда император Траян, отправившись на войну с армянами и персами, по дороге прибыл в Антиохию. По преданию, Игнатий сам явился к цезарю, чтобы уговорить его изменить отношение к христианам или мученичеством засвидетельствовать свою любовь к Господу. Он считал, что христиан должен пострадать и умереть, как Христос, чтобы соединиться с Христом.