— Потому что ты больше мне не нужна. У всего есть свой срок годности, даже у тебя, София…

Ни один мускул на его лице даже не дрогнул в тот момент, пока я глотала судорожно ртом воздух, пытаясь переварить услышанное. Если еще несколько минут я была уверена, что Максим хочет оттолкнуть меня только из-за своего состояния, то сейчас, услышав эти слова, моя уверенность рассыпалась по полу мелкими осколками.

Мужчина даже глаз ко мне не поднимал, словно я не стою этого. Словно выглядела сейчас слишком жалко для него. Словно, все что говорит — чистая правда…

— Что… что ты такое говоришь? — тихо прошептала я. — Ты специально отталкиваешь меня, да? Если это так, то не бойся открыть передо мной свое настоящее лицо, без этой чертовой маски безразличности и непоколебимости! — последнюю фразу я почти прохрипела, сорвавшимся голосом, игнорируя боль в груди от обиды, но была резко остановлена искренним смехом Романовского.

— О чем ты говоришь, девочка? — наконец-то произнес он с таким ядом в голосе, что я поежилась, прекращая дышать. — Неужели ты еще не поняла, что кроме секса ты ни для чего не была нужна мне? А хотя и для этого уже не годишься. Деньги на первое время у тебя будут, а сейчас… Проваливай отсюда.

— Зачем ты говоришь эти мерзкие слова, Максим?! Я не понимаю! — откровенно кричала я, уже не сдерживая слез.

Даже не услышала, как в палату вошел третий… Максим что-то сказал ему и вот, меня взяли под руки, крепко держа и выводя из комнаты. Последние слова Романовского нанесли мне окончательный удар.

— Больше не появляйся в моей жизни, а если тебе нужны деньги, то лучше найди себе хорошую работу.

Все что происходило дальше, было словно за какой-то прозрачной завесой. То ли из-за слез, то ли из-за нервного срыва перед глазами все расплывалось, а грудь сдавливало в больных тисках. Максим говорил так искренне, что я впервые отмотала все назад, чтобы понять, что каждое слово — искренняя правда. Хотя бы раз в жизни он, не то чтобы говорил мне о чувствах, Максим вообще когда-нибудь хорошо относился ко мне? Хотя бы раз смотрел на меня не с высоты своего роста, как на мелкую надоедливую девчонку? Все о чем я думала — плод больной фантазии. Я видела то, что хотела видеть в этом жестоком человеке, что уже не первый раз разбивал мне сердце…

Месяц спустя…

— Максим Александрович, это, конечно, не мое дело, но вы без Софьи Андреевны закапываете себя глубже в могилу… Она смогла бы помочь. — внезапно Давид оказался возле, а Максим лишь чертовски хотелось закрыть ему рот, ведь головная боль не давала даже нормально дышать, не то чтобы спорить с кем-то. В последнее время Давид позволяет себе слишком много, «суя» нос не в свои дела.

— Да, ты прав — это не твое дело. — пробурчал в ответ Романовский, мазнув небрежным взглядом по просторному кабинету, полностью заваленному всяким мусором.

Где эта чертова уборщица? За что ей деньги платят? Сейчас его интересовало только одно — виски. Нет, Максим внешне не сломался. Он все также держит в своих руках весь клан, став, скорее всего, еще жестче. Но бывают моменты, когда такая скала, как Романовский не выдерживает и случаются вот такие «вечера», когда в доме не остается никого, кто бы мог видеть эту чертову слабость. Да, он признал это, когда боль внутри становилась такой бешеной, что хоть на стену лезь. И проблема в том, что мужчина даже не знает, что так сильно его выбивает из колеи: то, что Романовский стал никчемным инвалидом или то, что рядом нет Софии? Дать себе окончательный ответ, что задевает больше всего не может, но точно знает, что эта убийственная смесь когда-нибудь да уничтожит его. Сейчас же он будет перешагивать через себя, чтобы попросту держаться на плаву.

Смог Максим окончательно отпустить Софию? Нет, пусть мужчина будет слабаком, но даже представить, что она может быть с кем-то другим — разрывала изнутри. Он, словно маньяк следил за каждым ее движением, ночами смотрел сквозь монитор, как спит, или банально принимает душ, или готовит на кухне. Приставил к Софье охранников, чтобы знать о каждом шаге и каждом вздохе. Если еще полтора месяца назад мужчина был уверен, что может дать девочке все, то сейчас ее не было смысла держать возле жалкого инвалида. Если бы еще был шанс на то, что он встанет… Слова врача упорно повторялись в голове:

" — Максим Александрович, я буду с вами предельно честен: после таких травм не все выживают, не то чтобы могут опять встать или ходить. Если каждый день соблюдать строгую диету и тяжело тренироваться, то шанс на восстановление равен десяти процентам. Это не значит, что вы должны опускать руки. Никто не знает, может это как раз ваш вариант.»

Если бы был шанс на выздоровление, на то, что Максим сможет вновь гарантировать девочке безопасность и комфорт, она бы сейчас была здесь. В его объятиях. Легче было ее оттолкнуть, нежели видеть в глазах жалость. Он, итак, завинил перед ней своим поведением, не успел извиниться, а сейчас… Уже поздно.

Он сможет ее отпустить только не сейчас. Максим, скорее всего умрет, чем позволит кому-нибудь приблизиться к девушке. Пусть она его ненавидит, пусть проклинает и тайно каждую ночь просит о его смерти. После того, как мужчина окончательно убил какие-либо чувства к себе, уже и не надеялся на что-то большее. Черт, как же резко изменилась ВСЕ за это время. Жизнь пошла под откос.

— Как она? — потухшим голосом спросил он, резко осушив стакан с безвкусным напитком, даже не поморщившись.

— Внешне спокойна. Устроилась на работу, как вы знаете. Глаза только полностью потухшие. Ей тоже плохо…

Максим иронично прыснул, улавливая в тоне Демида то, что он пытается сделать. Хочет, вызвать у мужчины чувство вины. Выждав молчание, Давид снова заговорил.

— У вас назначена встреча с врачом сегодня. — уже более неуверенно произнес.

— Отмени и если ты будешь заниматься подобной чепухой, не посмотрю, что уже много лет работаешь со мной, Давид. — в голосе не было злости, но слова давались так тяжело, ведь и сам понимал, что закапывает себя все глубже и глубже. — Ты свободен и скажи остальной прислуге, чтобы убиралась из дома.

Продолжение: София

Луна ярко светила этой ночью, как будто была солидарна со мной в моей бессоннице. Уже какую неделю именно она стала мне подругой и единственной, кто остался рядом. Утром — полностью обессилена, но ночью не могу заснуть, сколько бы снотворных не пила. Днем — робот, вечером — призрак. Никогда бы и подумать не могла, что Максим вновь ворвется в мою жизнь, чтобы во второй раз ее уничтожить, но уже окончательно. Я перестала улыбаться, обращать внимание на то, как выгляжу, слушать музыку или смотреть телевизор. Механическая машина. Вопрос вот в чем: ради чего сейчас живу, ведь цель вдруг пропала. Пропало и желание к карьерному росту, создании семьи или к туризму, о котором мечтала еще будучи подростком.

Если бы не работа, даже не знаю, чтобы делала. Мурашки идут по коже, когда думаю об этом. Почти сразу же меня приняли на вакансию секретаря генерального аудиторской фирмы. Это было слишком странно для девушки без опыта, но директор, мужчина в возрасте — Владимир Юрьевич, заверил, что все необходимые знания у меня есть. Не хотелось даже думать, что это из-за Максима. Я вообще очень сильно старалась не думать о нем, ведь эти мысли приносили мне только боль. Бешеную, словно из груди, в прямом смысле этого слова, вырывают сердце. Тем не менее, каждую ночь, смотря на луну, вспоминала все то хорошее, что было. Хотела возненавидеть его всей душой, но никак не получалось.

Когда только вернулась, подруги тут же бросились ко мне с расспросами о том, где я пропала, но вдруг поняла, что им было на самом деле все равно до меня. Вспоминая то, как меня внезапно похитили с вечеринки и сколько недель не было, могла очень легко предположить, что я постоянно ошибаюсь в людях. Поэтому целенаправленно отдалилась от них, а точнее, вообще пропала из виду. Внезапно полюбила всем сердцем одиночество. В офисе, как это не странно только работаю, поэтому всегда очень неловко отказывать в «дружеском» обеде или ужине. Все считают меня высокомерной и немного странной из-за того, что я держусь от всех подальше. Попросту не могу изобразить из себя жизнерадостного человека. Не сейчас…