безопасности.
– Но я не могу быть уверен в молчании прислуги. Миссис Стабз сообщила мне, что в Норидже уже побывал полицейский инспектор из Лондона.
Рокки снисходительно улыбнулся. Как Ларри ненавидел это показное участие, он вынужден был принять его, у него не было выбора.
– Я заставлю их держать язык за зубами. Не забывай, о том, что мы с тобой наделены особой властью. Так неужели мы не сможем повелевать толпой?
Ларри молчал. Кого брат подразумевал под этим безликим определением? Разве люди не рождены равными? Хотя сейчас он должен думать не о людях, а своей судьбе. – Людьми, может и возможно повелевать, но закон никому не подвластен. Что мы станем делать, если полиция заявится в Норидж?
Рокки не так просто было озадачить, казалось, на каждый вопрос у него готов был ответ, – Я размышлял над этим. Полиция не обнаружит здесь никаких следов пребывания мистера Ланкастера. Его просто не окажется в Норидже, но это вовсе не означает, что ты также будешь отсутствовать в поместье. Ты можешь стать кем угодно: Робертом, Давидом, Джеком, без разницы, а Ларри Ланкастер умрет в результате несчастного случая, к примеру. Тебе придется начинать жизнь с чистого листа. Подумай над моим предложением, а сейчас, – Рокки взглянул на часы, – пора отдыхать. Спокойной ночи.
Ларри остался один. На последний поезд ему уже не успеть, придется ждать утра, а пока у него достаточно времени на раздумья. Начать все сначала никогда не поздно, но поддаться на предложение брата, значит, тем самым, признать свою вину, перед всем светом, пойти против своей совести. В следующий раз его могут обвинить в чем угодно, хотя страшнее убийства трудно представить преступление, Ларри не знал, что ему делать? За что хватается актер, скульптор, художник в минуты отчаяния? За случайно предложенный сценарий, бесформенный кусок глины, за кисть и краски.. Ларри открыл рукопись «Цунами». Рука, державшая авторучку, в нерешительности застыла над недописанным листком. Он не ждал вдохновения, ожидание – удел дилетантов. Для профессионала есть слово «надо» и неписанные обязательства перед героями своих произведений. Далекий Индийский океан вновь открылся взору Ларри.
Море сегодня было спокойным. Нуранг-ши, спасаясь от палящих лучей тропического солнца, прикрывал ладонью глаза. Подобное он мог себе позволить лишь тогда, когда сети быстро заполнялись рыбой. Улов сегодня был не богат – несколько серебристых милио, пестрые каталинеты и пара рыб-ежей. После трехкратного забрасывания сетей, лодка по-прежнему оставалась полупустой. Время близилось к полудню. Океан не был сегодня щедрым, его лазоревые воды скрывали немало тайн, в том числе загадку приливов и отливов. Во время прилива вся рыба уходила на глубину, и рыбачить в это время было бесполезно. Нуранг-ши сегодня не везло, как знать, может быть, посещение местного храма и щедрое подношение богине Садху, умилостивят Океан, и он дарует ему завтра богатый улов? Вместе с Нуранг-ши к берегу спешили соседние рыбачьи лодки. Надо было торопиться отвезти рыбу на рынок. Если Нуранг-ши удастся опередить других, то есть надежда, что он сможет пристроить весь свой улов развозчику рыбы. Конечно, хитрый Мультаз скосит за услугу несколько рупий, но много ли надо бедняку, вроде Нуранг-ши. Было бы, чем детей кормить, да лодку содержать в порядке.
Ночью он проснулся раньше, чем обычно. Целый день он потратит на то, чтобы увидеть «след Будды». Можно сказать, что ночи, в полном понимании этого слова не было. Луна заменяла дневное светило в дни майского праздника Весак. Маленькая рыбачья деревенька в эти дни была похожа на гигантский цирковой шатер, каждый дом, каждая хижина украшена флажками, а по вечерам – масляными лампами. Они висели на столбах, на деревьях, на скалах, и цепочка их, тусклая, как отдаленные звезды, уводит вперед и вверх, к зениту, обрываясь в темноте. Вокруг стоит тишина, только топот тысяч босых ног поднимает вверх тучи седой пыли. И внезапно тишину разрывает пронзительный крик: «Садху! Саа-дху!». «Саа», – катится вверх и вдаль.
Цепь людей тянется медленно. Нуранг-ши не замечает среди них ни одного знакомого лица. Тропа сужается. Близко подступает стена джунглей. У Нуранг-ши создается впечатление, что он потерялся в черном, влажном, жарком тоннеле. Привыкшие к полутьме глаза рыбака выхватывают из однородной людской массы много стариков. Их ведут под руки, останавливаясь через несколько ступеней отдохнуть. Где-то впереди, может быть, расположен чайный домик или навес для отдыха – их много на этом длинном пути. Нуранг-ши знает, обязательно надо достичь вершины к рассвету. Огромные скалы на пути пилигримов соединены цепями. В эти нередкие мгновения ощущаешь себя канатоходцем над пропастью. Крепко схватились мозолистые руки Нуранг-ши за верхнюю цепь, пальцы ног неторопливо ощупывают нижнюю. До соседней скалы остается пройти еще немного, когда налетает сильный шквалистый ветер, и тут же, позади Нуранг-ши слышится одинокий душераздирающий крик. Кто-то из путешественников, не удержавшись, сорвался в пропасть. Раздается всеобщий вздох сожаления, но люди бессильны перед волей богов. На востоке небо начинает голубеть, на его фоне особенно черной и величественной кажется вершина горы Шрипада, куда лежит путь пилигримов.
Ларри на несколько секунд замер. То, о чем он вел повествование, существовало лишь в его воображении. Вершина горы, где он никогда не был и многотысячная толпа людей, стремящихся к ней. Вот так и он, одинокий путник на длинном жизненном пути будет стремиться к своей вершине, для того, чтобы, как монах произнести, внимающим каждому его слову людям: «Я не краду…Я не убью ничего живого…Я не солгу». Пускай он будет Буддой, трижды посетившим остров Ланку. Рука вновь заскользила по бумаге.
Обладатель бескрайней мудрости заботится о спасении Ланки, поэтому приходил сюда не раз. Остров этот, озаренный светом истины высоко вознеся в славе среди верующих. Пилигримы стояли вплотную друг к другу, Нуранг-ши чувствовал, как охватывает их нарастающее волнение, и послушная людская масса не замечает уже ни жгучего ветра на почти трехкилометровой высоте, ни усталости после трудного пути. Звон висящего над вершиной колокола возвещает о прибытии все новых путешественников. Небо светлеет, и вот уже различимы смуглые лица, вершины окружающих гор и ранние летние облачка. И вдруг из-за горы Шрипада вырывается сноп солнечных лучей, золотит вершины гор, лица людей и еще через секунду на небо вылетает, будто выпущенное из пушки, солнце. Этого момента и ждали все. Вместе со всеми Нранг-ши с облегчением и радостью кричит: «Садху». Всякий ищет свой рассвет и радуется ему, как ребенок. Это именно то время жизни, когда путь, хотя и кажется, извилист, но уже не призрачны надежды и многообещающе устремления. «Садху», и Темные Силы пасуют пред вечным священным словом. Его власть превышает власть царей и правительств.
Последние строчки Ларри перечеркнул, пожалуй, к роману они не относятся. И, вообще, на что он замахнулся, дано ли писателю исцелять души, кому нужны его мысли и чувства? Для публики он человек, который постоянно что-то выдумывает, чем невероятнее, тем лучше, и никого не волнует, где кончается вымысел и начинается сама жизнь. «Писателем, равно драматургом или поэтом не становятся, им надо родиться», – так сказал Ларри мистер Таккер из «Гардиан-авеню». Стоит ли усомниться в правоте его слов? Кем бы он ни родился, Ларри не перестанет сочинять, пока он способен сжимать в руке перо, он будет оставаться писателем.
Взгляд его затуманился, строчки поплыли перед глазами, голова плавно опустилась на стол, Ларри заснул. Снилось ему, как огромные волны, высотой с трехэтажный дом шквалом обрушивались на берег. Сила волн была настоль велика, а опустошение настолько ощутимо, что ему стало страшно. Ларри видел лица людей, которые даже не успевали испугаться, ни один крик не срывался с их уст. Все происходящее было похоже на фильм ужасов, с той лишь разницей, что киноленту можно было остановить в любой момент, а грань между сном и реальностью постепенно стиралась. Он чувствовал ледяные морские брызги на своем лице, Ларри закричал и открыл глаза. Все было по-прежнему. Тихая домашняя обстановка успокоила его, но воспоминания о том страшном сне еще долго преследовали Ларри. В коридоре были различимы чьи-то крадущиеся шаги. Кто бы это мог быть? Ланкастер моментально оказался около двери. Шаги удалялись, но были все еще различимы. Выглянув, он увидел, как чья-то тень мелькнула, поднимаясь вверх по лестнице. Выше был только третий этаж и чердак. На направление передвижения неизвестного указывал слабый огонек свечи, Ларри бесшумно последовал за ним. Громко тикали часы в гостиной, портреты со стен бросали на него любопытные взгляды. Расстояние в двадцать ярдов Ларри преодолел быстро, теперь от блуждающего со свечей его отделяли не более семи ярдов, и наполовину прикрытая дверь, ведущая на чердак. Он прислушался, некто перекладывал вещи с места на место, тем самым непроизвольно привлекая чужое внимание. Сначала движения его были аккуратны, затем с каждой новой минутой, теряя терпение, неизвестный стал просто разбрасывать все, что попадало под руку. Пожалуй, наступил самый подходящий момент для того, чтобы узнать, кто это хозяйничает на чердаке? К его удивлению это была маленькая Кларисса, Ларри незаметно продолжал наблюдать за ней со все возрастающим интересом. Окованный железом сундук быстро расставался со своим содержимым: старенький гребень слоновой кости, фарфоровая кукла немного потрепанного вида, это – те вещи, которые могли заинтересовать любую девочку, но, похоже, любопытство Клариссы простиралось значительно дальше. За куклой из недр сундука были извлечены несколько бесформенных железок, серебряный подсвечник, индийский бубен и что-то, завернутое в кусок старого холста. Вниманием маленького следопыта завладело это нечто. Равнодушно отшвырнув в сторону все остальное, девочка торопилась избавиться от покрывающей неизвестный предмет материи. Сердце Ларри сжалось от дурных предчувствий. Шесть лет назад он невольно вернул к жизни прообраз вселенского ужаса Saproviva, именно подобным образом, – Остановись, Кларисса.
