Первые следы На землю навзничь падают снега, Сухой мороз синеет от натуги, И, шепотом осоки протестуя, Капризно губы сжали берега. Но ты на зиму бровью повела! В твоих глазах проталины улыбок, И ты киваешь веером снежинок, Протягивая руки-веера. И тихо дышат белые сады… И объясняться хочется негромко… И осторожно первая поземка Целует наши первые следы. Ах, сани, кони… Зима с распахнутыми далями, Звезда в хохочущем снегу! …Одни твои глаза-проталины Меня от смеха сберегут. Встают во мне из мрака месячно Хмельнее сна, шальнее драк, И мне кричат: «Зачем ты мечешься? Какой дурак! Какой дурак!» Мое забвение – два полоза, Два шумно дышащих коня. И скач без удержу, без повода, Глаза от плача хороня. Возьми, зима, мое раскаянье, Мою пропащую любовь. Кружи, води меня, рассказывай, Души бессонницей снегов. Ах, сани, кони – шеи-радуги! На свист восторженно храпя, Несут меня в другие радости, В иное небо от тебя. Полозья, хиханьки да хаханьки, И мир ликующе творит Берез танцующие ярмарки И смех осин в лицо зари. Но сердцу снова только горше ли? Оно свое в себе копит: Как мне в лицо летят пригоршнями Твои глаза из-под копыт. «Шарф пуховый, валенки подшитые…» Шарф пуховый, валенки подшитые Да тулуп с отцовского плеча. На губах прибаски позабытые, Под рукой жалмерка горяча. А полозья стонут, как в агонии, Коренник, играючи, храпит, А в ногах приятель жмет гармонию, Снег лицо сечет из-под копыт. Пристяжная прыскает и стелется, Удила залиты молоком, Бьет в ладоши шустрая метелица И за ними пляшет босиком. Шибче, кони, снег метите гривами, Коли вас цыгане не крадут, Скоро скопом вас, мои игривые, Навсегда в стране переведут. Обними меня, моя обманная, Мы еще задаром поживем, Слыть тебе гостиничной путаною В ресторанном городе твоем. Прянем вскачь по берегу пологому. Пой, годок! Гармоника, грусти! …Напоследок вот что мне, убогому, Нынче снится, Господи прости! «Зиму дожди обокрали…» Зиму дожди обокрали, Снег проржавел от разрухи, В бредне тумана застряли Елок зеленые щуки. Только метельные свары Зябкой душе надоели, Всюду открылись базары Щедрой декабрьской капели. Как говорят без бумаги, Всячин у Господа много. И застонали овраги, И отдышалась дорога. То не природы отрыжка, И уж совсем не потеха — То у зимы передышка До непорочного снега. «По ухабистой дороге…»
По ухабистой дороге, По извилистой, как плеть, Хорошо играть прибаски, Да накладно песни петь. Вот и я, во славу слова Заложив судьбу свою, Вон как громко прибасаю, Как одышливо пою! И несет куда – не знаю, В карагодные ль края На износ меня кривая, Гулевая колея. Я лечу, не задираюсь, Во все стороны клубя, И украдкой озираюсь На других и на себя. Чешет в гору друг мой ходко, Не хватаясь за бока… Там на игрище молодка Не жалеет каблука… Кто себе готовит тризну Из-за розовых ланит, Кто для ближних укоризну Все за пазухой таит… Петь стремглав взаправду жутко, А страдать – тонка кишка! Прибасай, моя зовутка! Белена моя, дишкань! Пусть несет и завевает В карагодные края На износ меня кривая, Гулевая колея! «Еще капель под сердцем екала…» Еще капель под сердцем екала И пахло прелою корой, Пока бродил вокруг да около Снежок с захлюстанной полой. Еще туман тайком тропинкою Блукал и скрадывал зарю, Когда мороз тупой дубинкою Под дых ударил декабрю. И пала ночь в злорадном вьюженье, И жуть ползет на взгорок лба, Едва в ледя́ном окольчуженье Зубами скрыпнет городьба. «Раскиселило. С крыш заслюзило…» Раскиселило. С крыш заслюзило. Снег обвял, как запретный плод. Это оттепель даль обузила, Грянул с горушки гололед. Вся страна в сплошном раскиселинье, И грешно кричать в эту даль, Чтоб какие-то гуси-селезни Унесли такую печаль. Что ж, случаются зимы голые… Но все чудится, как и встарь, Он дохнет еще в души квелые Волосатой ноздрей – январь. |
