«Визжу на жизнь, как ржавая коса…» Визжу на жизнь, как ржавая коса, Суплю на мир взъерошенные брови. Не выест стыд линялые глаза, А голове линять уже не внове. Зачем я жил, глазел по сторонам, Рысцою тряской мерил километры? И песни выл распутным киланам, И сам пускал отчаянные ветры? Любую власть нещадно матом крыл! Но, знать, Господь про все и вся провидел: Я ни единой птахи не убил И ни одну собаку не обидел. «Смеркается…» Смеркается. В реке вода Беззвучно стынет за мгновение. Какое к черту потепление? Пусть расцветают холода! Перегорели светляки, Взошла луна траву распутывать. Какие к черту парники? К чему земную плоть укутывать? Ведь воля вольному дана: Реке бежать, стогам покоиться, Зверью и птице прекословиться… У нас безбрежная страна! Кому-то склеп или тюрьма По жизни выглядят рачительней. Зима для русского ума Куда как, право, предпочтительней. И мы привычны к сквознякам И часто счастливы в товарищах — Ударим пылко по рукам В незаменимых наших варежках! Масленица Месяц горболикий К утру угорел, Зябко отпылали Звездные дрова. Солнце, как боярыня, Во дворе, Посредине горницы Рукава. Матушка все просит: «Отведай блинца!» Но на волю кличет Гармоника. Кони шибче мысли Пляшут у крыльца: Ветреница, Гром И молния! Кум сидит за кучера, А кума — Поперхнулся воздухом Ажник я — У него на шее Виснет, как сума, Крашеная, Ряженая, Бражная! Тронули, Поехали — Снег столбом! Бабоньки поигрывают Голосом. Колокольчик бешеный, Знай долдонь, — Целый мир ликующий Под полозом! Я пою-дурачусь Со всеми наравне, Чтоб зима нас больше Не прогневала. Что метель-ползуха Где-то в стороне, А любви-присухи Вроде не было. Черная кручина, К черту отвяжись! Спористей наяривай, Гармоника, Будто шибче мысли Несут меня всю жизнь Ветреница, Гром И молния! Василий Капельник
«Лытаю ль от дела, пытаю ли дело…» Лытаю ль от дела, пытаю ли дело, В холодную ль морось, при ясной погоде ль, Все чудится – жизни не будет предела, Что жизнь еще солнцем блескучим восходит. Восходит, у мира в глазах отражаясь, Встает крепостною стеной урожая И, шаркая жарко кленовой листвою, Бежит, словно поезд, лесной полосою. Мелькают лилово речушек заплатки, Струится ковыль пламенеющим снегом. Не я ли стою на зеленой площадке? Не я ли пою про свидание с небом? Не мне ли в раскидистых копнах тумана Усталая женщина машет с кургана Плескучей косынкой? Но я не прощаюсь, Я вместе с Россией еще обещаюсь, Еще обещаюсь грозою залетной, Дождем востроклювым по крышам прощелкать. Еще обещаюсь росою соленой Напрасно не мыть материнские щеки, Качать колыбели, кружить карусели, С вербóй целоваться серебряным хмелем! Не сказка какая, а знамое дело, Что жизнь на пределе – не знает предела! Василий Капельник В сугробах сроились прорехи и пятна, На крышах блестит снеговая сыта… Василий Капельник с душой сыромятной Отволглым дрючком постучал в ворота! А ну, выходите капелью лечиться, Довольно в тулупах и варежках преть! Какие у девушек страстные лица, Горят конопушки – аж больно смотреть! И воздух едовый, и небо не мутно, И тесен речушке ледовый хомут, И наша изба подбоченилась будто И хлопает ставней незнамо кому. Мне тоже обрыдло мое домоседство, Заученно-вялый покой задарма! Я тоже Василий! И прядает сердце От каждой залетной косынки письма. Прощай, моя мама, без пеней недельных, Не надо в дорогу громоздкой сумы, Коль держится крепко Василий Капельник За тощий загривок волчицы-зимы! «Я родился с серебряной ложкой во рту…» Я родился с серебряной ложкой во рту, Уверяют соседи меня вразнобой: Оглашенный мой крик слышен был за версту, И талы закачались над полой водой. Улыбалась мне мать из-под теплой руки, Ею хвастался дед как снохой дорогой. И качали отца моего мужики За лихой, огневой, голубой самогон! Только кто-то не пил на веселом пиру, Только кто-то в свой рот даже рюмки не брал. И в семнадцатый март на промозглом ветру Потому, может, голос я свой потерял. Не успел я потешить ни мать, ни отца. Не допел, не доставил на свадьбах весны Ни купца-молодца, казака-удальца, Ни разбойничьи те расписные челны. В просторечии нашем – я просто охрип. И не то чтобы петь вечера напролет — Я стесняюсь при всех горячо говорить, Опозорить боюсь старый песенный род. Что же делать теперь? Я молчать не могу, Не хочу, не хочу в рот воды набирать. Даже косы поют на рассветном лугу, Даже травы, упав, не хотят умирать… Все равно буду петь о раскосых дождях, О глазах зазывных хуторских молодиц. Будут зори расти, как хлебы на дрожжах, Будут звезды лететь на покатый карниз. Покорятся слова и мелодия мне, Ведь недаром тогда, не с тяжелой руки, Улыбалась мне мать наяву и во сне И качали отца моего мужики! |
