— Надо почаще носить роскошные комплекты, а то забываю, как хороша, — засмеялась я, любуясь своим отражением.

Простое и лаконичное, из полупрозрачной ткани, вышитое золотой нитью платье в пол посыльный доставил всего за два леора до открытия выставки. Я была уверена в модистке, подгонять наряд не придется — Вероник была мастером своего дела, но развернув туалет, я невольно задержала дыхание: династическая лилия превалировала над остальным цветочным орнаментом. Цветок-символ павшего клана словно бросал вызов.

Сегодня я не буду таиться.

Диадема из белого золота и крошечная сумочка клатч завершили образ.

А спустя три леора случилось неизбежное — меня представили Тану.

Он был в традиционном костюме, самобытный, дикий, словно притаившийся степной хищник среди пасущихся на зеленом луге овец. Белый чуридар* вышитый золотой нитью и перекликающийся с моим нарядом, не скрывал широкого разворота плеч и сильных рук, длинные, смуглые пальцы усыпаны драгоценными перстнями, в одном из них сверкает темно-лиловый аметист, окруженный россыпью чароитов и халцедонов.

Родовой перстень Эмира.

Сильнейшая защита от ментальной магии.

Напряженный взгляд глаз чернее безлунной ночи, следит за мной не отрываясь.

— Её Высочество Ненаследная Цесса Демистана Алисия Патрица Люпис, — полностью и по всем канонам проговорил мой титул и имя Себастьян Виверн. — Позвольте представить Тан Расаяна, Эмир Азам Фатих Арунаян.

Фатих.

Как велит простая учтивость — реверанс и поклон.

И я отхожу в сторону, давая возможность представить Тану других гостей.

Небольшой альков меж двух колон розового мрамора, дает мне крошечную передышку. Сердце моё стучит, разгоняя адреналин и ядовитое, словно кислота, желание. Ничего не изменилось, даже после стольких талей и взлелеяной обиды. Я была в более выгодном положении, я распланировала встречу и разговор, как неизбежное зло, я правила бал…и все же, я трусила.

Непривычное, несвойственное мне чувство.

Я знала, что он найдет меня. И я ждала его. И мне было страшно от того, что он скажет.

— Я искал тебя, Долор.

— Алисия, — поправила я, — кто ищет, тот находит…

— Я видел, твою смерть, Анима**, огненные волосы на сером от пепла камне. И кровь, много твоей крови, а потом разлом поглотил… — он прикрыл веки, словно картина «моей смерти» всё ещё стояла пред его взором. — Твари Изнанки вырвались в наш мир, и Твердыня стала Соляром, многие погибли, я хотел вернуться за твоим телом, но живым моя помощь нужна была больше.

Он шагнул еще ближе, сводя меня с ума знакомым запахом, пальцы закололо, так сильно мне хотелось прикоснуться к нему, поэтому я сжала их в кулаки и подняв подбородок повыше, спросила:

— Зачем тебе тело падшей девки? — я не смогла удержаться от шпильки. Воспоминания о его пренебрежительном презрении ранили меня до сих пор. И утихший, как мне казалось ранее, гнев вновь разгорелся в груди, опаляя кровь, бегущую по венам безжалостным пламенем. Внутри клокотало инферно, сметая на своём пути доводы рассудка, я чаяла этой встречи, а получив желаемое, поняла — мне до сих пор не все равно. — Что тебе надо, Азам?

— Почему… Поговорить, в спокойной обстановке, нам…

— Вот ты где, моя блудливая сестрица, — нарушая наше мнимое уединение, ввалился едва стоящий на ногах Северн. — Ловишь на живца?

За те несколько талей, что мы не общались, братец подурнел и обрюзг, распутный образ жизни сказался на нем, а зависимость от синей соли четко просматривалась по потемневшим уголкам губ и голубоватому оттенку некогда алебастрово-белой кожи.

Я молчала, с трудом гася гнев теперь и на Северна, а вот Азам хищно оскалился, как будто готовясь вступить в рукопашную, на его лице читалось недоумение пополам с брезгливостью.

— Или табунщик для тебя мелковато?

— Проспись, — зашипела я, — смотреть противно… — Мне хотелось свернуть его цыплячью шею, и чтобы не воплотить свои розовые грезы с кровавыми последствиями, я вышла, перед этим обратившись к Азаму. — Нам по-прежнему не о чем разговаривать.

— Заблуждаешься, Анима, — услышала в спину.

Но я не обернулась.

Чинные расшаркивания и вежливые прощания, лишь отсрочили неизбежную вспышку ярости. Как огонь в горниле кузнеца лишь на время прикрыли заслонкой, так и пламя моего гнева теплилось, запертое устоями приличий до того момента, как я не вошла в свой дом и не прикрыла двери библиотеки. Первым на глаза мне попался ворон, который прекрасно разместился уж на моем столе, как приятное напоминание о том, что возможно всё.

Я схватила тяжелую статуэтку падальщика и, вымещая непонятный гнев и злобу, что полностью охватили мой разум, швырнула её в пылающий камин. Мне хотелось не просто разбить эту дрянь, хотелось, чтобы от неё остался лишь пепел. Я вложила всю ненависть и ярость поглощающие меня, а когда ворон разлетелся на мелкие кусочки оникса, осыпая чёрной крошкой светлый паркет, в груди остро укололо, словно неведомый наемник точно бросил стилет, попав в сердце.

Дыхание сперло, в горле появилась горькая желчь, а ноги подкосились, и я упала на колени, силясь не потерять сознание.

Не знаю сколько я так просидела, сознание плыло, всё вокруг кружилось, а любое движение вызывало мучительную боль под лопаткой. Но постепенно она стала стихать, оставив после себя лишь точечную пульсацию в месте мнимого укола. Я, не торопясь и опираясь на руки, поднялась. Мне не хватало воздуха, дыхание было прерывистым и частым. Я подошла к окну, отдернула гардину и распахнула створку. Секло жалобно звякнуло.

С черного небосвода на меня пялилась ЛаЛуна, улыбаясь улыбкой Ледяной Девы, а её серебристые лучи, касались кожи, принося облегчение и покой.

*Чуридар — традиционный восточный кафтан, изобилующий вышивкой со значением.

**Анима — душа моя.

Сон всё не шёл, я то ворочалась накидывая одеяло, то отбрасывала его за ненадобностью, и как только на западе небо озарилось багряным, подскочила, словно вылетевшее из пушки ядро и отправилась в посольство. Не знаю, чего мне хотелось больше, медленно и со вкусом придушить Северна, с наслаждением наблюдать как синеет его лицо, как лопаются капилляры в глазах, как короткие ногти скребут по поверхности кресла? Или закатить истерику Кроу, делая упор на то, что меня отправили соблазнять Тана, а когда тот клюнул — пришел братец и всё испортил. Вот так и металась от кровожадных мыслей к ябидным и обратно, пока Тума радостно цокая по брусчатке не привезла меня в консульство Демистана.

Я, как обычно, вошла через дверь для прислуги, не желая утруждать сотрудников посольства, тем более время было неурочное, к тому же желание посетить премьер-министра и высказаться начало пропадать. Видимо легкая тряска поставила мои мозги на место и покружив немного в главном холле я решила ретироваться, пока меня не заметили. Проходя мимо кабинета консула, я дурашливо высунула язык и показала неприличный жест тяжелой двери, за которой обычно скрывался чрезвычайно уполномоченный. За последний дем меня уже начало подташнивать от посла и тех обязательных мероприятий, на которых должна была присутствовать моя блестящая личность. От чего меня мутило больше, сказать я затрудняюсь.

Но как только я поравнялась с дверьми я увидела тонкий, не больше дюйма, просвет, и услышала ненавистные голоса.

— Я точно знаю, — монотонно вещал Кроу.

— У меня нет таких сведений, Силь, — ответил ему дипломат, — сплетни ходят, но ты же знаешь, на сколько часто они бывают раздутыми.

Он взял паузу, судя по которой мужчины то ли глотнули тай, то ли затянулись вишневыми сигариллами, потому как легкий ягодный дымок защекотал мне ноздри.

— Пойми, даже лучший ассасин не справится. Сильно ранить, если очень повезет, но вообще убить, Себастьяна Виверна практически не реально. Слухи постоянно подтверждаются, он чрезвычайно силен и говорят его зверь больше, чем у Ортего Нонадема*. Значительно крупнее и более магически одарен.