Мимо нас проскакал Тирбиш на своем шаримахе, не остановившись и не предложив помощь, подстегивая коня, рискуя сейчас всем, чтобы опередить соперников в гонке. Как только мой брюнет оказался на поверхности я бросилась к нему, пытаясь обнять. Но тот ловко увернулся, практически отталкивая меня от себя, да так, что не ожидавшая от него такого, я споткнулась, практически ухнув носом в пыль.

Он смотрел вперед на умчавшегося всадника, затем на тех трех, что приближались с разных сторон, догоняющих моего кровного брата и произнес:

— Я опозорен, — в его голосе было столько яда и презрения, — спасен падшей девкой на отверженной кобыле. Пошла прочь.

А затем отвернулся от меня и легко вскочив на раненного коня пришпорил его, оставляя меня одну в клубах горькой пыли.

Я задыхалась от пронзившего меня разочарования, непрошенные слезы брызнули из глаз, а место, где еще совсем недавно билось сердце, вновь стало черной дырой ненависти. Я вскочила на Туму, повернула в ту сторону, где видела сокола и не спеша, легкой рысцой отправилась к шатрам. Тирбиш выиграл гонку, я же пришла шестой, но мне уже было все равно.

Задержавшись в лагере лишь для того, чтобы забрать свои вещи, уже через терил я стояла в портальной башне Хельмшторма, столицы Стоунхельма. Мои гастроли еще ни разу не заводили меня сюда, думаю поголовье двуипостатных надо слегка проредить.

Хельмшторм мне нравился, он походил на своих жителей, оборотней — монументальный, мощный, основательный. Правящим кланом издревле были волки, как представители самой многочисленной когорты (ветки) двуипостатных. Наследником считался старший сын Кёнига* — Клаус Бладёльтер, оборотень, волк. Он был выдающимся генетиком, светило в области гематологии**, сильный маг, соль земли.

Несколько раз Медицинская Академия имела честь принимать его в своих стенах с приличествующей помпой и благоговением. Будущий правитель горных земель читал лекции по своему предмету, на них присутствовали не только студенты, но и уже практикующие медики. Доклады ученного всегда имели оглушительный, ошеломляющий успех. Он был новатором, с искаженной призмой восприятия мира. Была в нем какая-то искра сумасшествия, яростная безуминка. Уверена, что ради интересного эксперимента, он, не задумываясь, обескровил бы с десяток подопытных.

В Стоунхельме жили и пумы, и медведи, и тигры, а также некоторые немногочисленные кланы мелких хищников вроде ласк и норок, а еще лисы. Именно предки клана стальных лисиц интересовали меня во вторую очередь, возможность покопаться в семейных архивах, добраться до клановых артефактов и семейной библиотеки, найти всё, что можно про симбиоз второй ипостаси и стихий, а в первую — моя интересная, занятная, насыщенная преступлениями и кровью работа.

Связного найти удалось сразу, благо Мо снабдил меня его координатами. Местный «теневой» был старым оборотнем-медведем, и как все косолапые всё тащил в свою берлогу, даже меня. Рунар уговорил меня остановится в его гостинице, я вообще заметила, что главы преступных миров, несмотря на свою должность — в тени прятаться не любили, помимо грязного бизнеса, имели законный способ дохода, при чем приносящий неплохую прибыль. Гостиница была довольно далеко от библиотеки, и проведя великолепную ночь на свежих простынях, что после нескольких терилов путешествий было ни с чем не сравнимым счастьем и отведав прекрасный, хотя и немного плотноватый для меня завтрак, я отправилась, поймав свободный кэб, в самое большое хранилище книг среди стран содружества Кватры.

Почему самое обширное библиотечное собрание? Да все просто, Расаян лишь недавно основал столицу, что говорить про хран с книгами, Демистан до определенного времени вел закрытую политику и развивал лишь внутренние ресурсы, а в Ориуме талей пятьдесят назад сгорела центральная библиотека, сильно проредив манускрипты, скрижали и рукописи, тем самым отбросив страну даже не на второе место. На сколько я знаю, Виверн во всю занимается этим вопросом, на удивление дальновидный и здравомыслящий правитель попался государству, а уж если сравнивать со Стефано…

Пока я механически регистрировалась, предъявляя студенческую грамоту медицинской академии, выбирала раздел, в котором собиралась поискать необходимый мне фолиант, в голове крутились строки последнего письма Мозеса. Я получила его лишь утром и прочесть смогла в экипаже, после вежливой прелюдии, словно Сладкий Мо был не кондитером-преступником, а по крайней мере графом, на столько было витиевато его приветствие, он писал о своих опасениях по поводу того, что я могла где-то наследить.

Меня искали, обо мне расспрашивали, мною интересовались. Издалека, очень осторожно, у разных людей и нелюдей, но планомерно и систематически. По собственному наитию он предал фамильному дому стальных лисиц в столице нежилой вид, спрятав приметную Туму, и попытался проследить за интересующимися моей скромной персоной людьми. Все они оказались не местными, но это, пожалуй, всё, что их объединяло.

А вот про связь ненаследной Кронцессы Демистана и Ассасина дома КаноНуб — Долор кроме Мозеса и сестер не было известно никому. И за эту троицу я была спокойна, но вот то, что кто-то упорно ищет конкретно Долор — напрягало. Письма от табунщиков приходили до востребования, здесь я себя обезопасила, в остальном буду надеяться на Мо, и да, надо будет поднять ему процент, заслужил.

В голове мелькнула шальная глупость, что ищет меня бастард Эмира, но я тут же отогнала её от себя. Даже если бы нашёл, единственным желанием которое теперь у меня вызывает этот сын шакала, увидеть, как его на медленном огне поджаривают мантикоры Солара. Первый мужчина, который понравился мне на столько, что я на крошечное мгновение задумалась о том, чтобы впустить его в свое сердце и такой облом. Думаю, я злилась на него не за то, что он отверг меня, не за то, что унизил, больно ранив ядовитыми словами, а за то, что я позволила глупой, несбыточной надежде затмить все, что имело для меня такую важность. Он заслонил собой месть и ненависть, которыми я жила и дышала. И злилась я больше на себя, чем на него.

Книги, выданные мне сухоньким смотрителем, шаркающим тряпичными бахилами по зеркально отполированному полу, были все на древнем. Одна — история рас, две другие — об элементалях, еще с десяток об общей магии и оборотнях. Я поблагодарила библиотекаря, сдала заполненные формуляры и отправилась в читальный зал. Свободных мест было довольно, и я уселась у окна, в удобное тяжелое кожаное кресло и принялась читать, периодически меняя книгу, если не натыкалась по диагонали на то, что меня интересовало. Вникать в каждую книгу у меня не было возможности, и я тешила себя надеждой, что, используя метод известный всем студентам как «а вдруг?» у меня что-нибудь да получиться.

Продираться через древний всеобщий было крайне затруднительно, фолиант оказался ветхим и некоторые буквы расплывались, меняя значения слов на белиберду, я конспектировала все, что удавалось расшифровать и получающийся текст вдохновлял меня, тема воздействия второй ипостаси, элементале и да, да ЛаЛуны пусть и не была полностью раскрыта, но по крайней мере уже не единожды упоминалась в летописях.

Я на столько увлеклась книгой, шаря лихорадочно по нечетким строчкам до рези в глазах, что пропустила, когда напротив меня, мягко и беззвучно для своей массы опустился мужчина. Он привлек моё внимание лишь тогда, когда совершенно наглым образом потянул на себя мою книгу. Я подняла глаза, намереваясь отшить нахала, но мои губы растянулись в приветственной улыбке.

— Привет, лиса, — пробасил мужчина, — мне нужна твоя помощь, а ты, как я слышал из достоверного источника, большая специалистка в помощи такого рода…

— И чем же я, скромная горожанка, могу подсобить ненаследному сыну Кёнига?

— О, скром… — захлебнулся словами Генрих. Из его глаз, цвета восточного нефрита, брызнули слезы, голова откинулась, обнажая беззащитное горло, кадык ходил ходуном, а мышцы на груди сотрясались в такт раскатистому смеху.