Осмелюсь напомнить читателю, что я пишу эротические мемуары, а не порнографические воспоминания. Поэтому насчёт дальнейшего буду краток. Белла Арсеновна оказалась большой любительницей маленьких мальчиков и детских писюнов, так что о минете мы с Амираном заимели самое непосредственное представление в самом нежном возрасте. Кроме того, наглядно поняли, как много надо нам ещё расти, прибавляя в весе, в главное – в росте и объёме, чтобы быть в состоянии удовлетворить женщину с такой вагиной, какая имелась у Беллы Арсеновны… А потом её уволили. Со скандалом. Мы тут были ни при чем, поскольку после первого же дополнительного занятия поклялись друг другу страшной клятвой, что не расскажем о содержании этих занятий ни одной живой душе: ни по-секрету, ни по дружбе, ни по гордыне. Ходили слухи, что дополнительными занятиями она обременяла не только мальчиков, но и девочек. Так что скорее всего утечка секретной информации произошла с той, девчоночьей, стороны…
Что ж, коль скоро речь у нас зашла о сексуальных извращениях, нам не обойтись без пары тысяч слов и о самом распространённом из них, я имею в виду инцест.
Если верить Святому Писанию, все мы братья и сёстры, поскольку происходим от одной-единственной четы: Адама и Евы. Почему Господь избрал кровосмесительный путь преумножения рода людского, мне понять не дано. Да и никому не дано, ибо пути Господни, как известно, неисповедимы. Допускаю, что Всевышний, зная всё наперёд, опасался перенаселить планету своими двуногими любимцами. Если от одной четы нас уже около семи миллиардов на Земле обретается, то сколько бы нас было, слепи Творец несколько пар первочеловеков!.. Правда, инцест в самом неприкрашенном виде был допущен Господом лишь на самой начальной стадии селекционных трудов. Причем допущен не без колебаний, преследовавших Господа на протяжении всей допотопной эпохи. В какой-то момент он даже решил дать задний ход: превратить бывшее в небывшее, в черновик, угодивший в палимпсестическую мойку, и начать всё по новой, с красной строки на свежем свитке девственного пергамента. И если бы не Ной, он, пожалуй, так бы и поступил. Однако весь облик Ноя – человека достойного, праведного, справедливого – убедил Творца, что не всё было так ужасно в первой редакции, что столь неудачно начатую эпопею о человеке ещё можно спасти, оправдав предыдущее последующим. И Господь передумал. Отчасти. Но увы, сколько не искал, опять не нашел ничего лучше инцеста. Оно и понятно, если из всех живущих гомо сапиенсов спасаешь только одну семью, то трудно потом изобрести для размножения какой-либо иной, более достойный путь. Драчливые кентавры тому свидетельством (и что искал, и что не нашёл)… Тогда отложил Творец свои благие намерения относительно института размножения до лучших времён, до времён заветов и скрижалей, в коих и объяснил нам, что такое хорошо, и что такое плохо, в том числе – при выборе пары для продолжения рода. Именно этим можно объяснить тот неоспоримый факт, что человечество, несмотря на столь предосудительное начало, не выродилось вконец совсем, но только почти или отчасти… Увы, но заветы и наставления Господни не избежали общей участи взаимоисключающих истолкований. Одни истолковали запрет родниться с родными в тотальном понимания родства как такового, другие – в буквальном. Поэтому у некоторых народов кузены имеют полное право в открытую крутить романы с кузинами, а у других под запретом даже пятая вода на киселе. Что, впрочем, не исключает вполне определенного интереса, который могут двоюродные, троюродные и так далее братья и сёстры проявлять в отношении друг друга. Ибо не всех осознание греховности своих побуждений от этих побуждений отвращает, попадаются такие экземпляры, которых, напротив, раззадоривает и мобилизует на дальнейшие непотребства…
Всё вышесказанное, не относится к детям, которые, хотя и понимают, что делают что-то такое, за что взрослые не похвалят, но весьма поверхностно, совершенно не отдавая себе отчёта о впадении в смертельные или трудноискупимые грехи. Позже я понял, что Спаситель наш, Иисус Христос, говоря о детях и грозя ужасными карами тем, кто соблазнит «одного из малых сих», имел в виду не только педофилов, он смотрел глубже, давая понять понимающим, что малые сии и без помощи со стороны способны соблазниться сами по себе чем-нибудь запретным и неподобающим, ибо дитё оно и в прелюбодеянии есть дитё и ничего более того… Так и мы с моей кузиной, лёжа вчетвером (я, она, её младшая сестра и мой младший брат) на двуспальной кровати, и слушая, как её родители препираются на диване из-за секса, думая, что мы спим (папа хотел, а мама отказывала, ссылаясь на дежурную головную боль, общую соматическую усталость и кайфоломное присутствие дрыхнущей детворы, так что папе оставалось только горько напевать себе под нос, что – де «так они и жили: врозь спали, а дети были»), соблазнялись своим близким соседством по одним одеялом, когда она брала мою руку и доверчиво клала её себе в промежность под трусы, и отчаянно кусала край одеяла, дабы не сообщить сладострастным стоном о том, как ей приятно копошение моей руки именно в том месте, куда она её так удачно пристроила. На третий или четвёртый день, вернее, ночь мне надоело работать на два фронта, одной рукой доставляя удовольствие кузине, другой – себе, и я решил, что не помешало бы и ей принять не только пассивное, но и активное участие в нашем совместном грехопадении. Но стоило мне, взяв её руку, попытаться положить ее на свой писун, как она в испуге отдернула её обратно, еле удержавшись от вскрика. «Он не кусается», – шептал я ей едва слышно на ушко, но она то ли действительно не слышала, то ли в действительности не хотела слышать. Петтинг был страшен не тем, как его малюют, а тем, что о нём в те времена в отроческих кругах мало что знали. Приходилось тратить уйму времени на объяснения его безобидности, его категорического неподпадание под определение «половое извращение»… Исчерпав доводы убеждения, я решил перейти от слов к делу, в данному конкретном случае – к безделию: вытащил свою влажную руку из её трусиков, обтёр её об одеяло, повернулся на бок, спиной к упрямице, и притворился спящим. Долго мне притворяться не пришлось – через минут пять-десять, не дождавшись соответствующей реакции от кузины, я и в самом деле уснул…
Буду честным, меня так и подмывало сочинить, как пару ночек спустя кузина одумалась и сама первая залезла туда, куда до этого не смела, но увы, ничего такого не случилось, намечавшийся инцест закончился ничем, то есть чисто родственными отношениями, продолжающимися по сию пору…
Кстати, чтобы уж разом покончить с этой скользкой инцестуальной темой, расскажу, забегая на несколько лет вперёд, и о другом подобном опыте. Кузина с иной, материнской, стороны, как-то решила смутить меня каламбуром: дескать, спорим, я не смогу раздавить вот этот спичечный коробок ногой (говорится «ногой», подразумевается «нагой», нагишом то есть). Напугала ежика голым попиком! Я ей и нагой и ногой этот спичечный коробок раздавил как не фиг делать. А она, лишь только дело до освобождения моих чресл от трусов дошло, так моментально глазки свои ручонками прикрыла. Ах я бесстыдник!.. Бесстыдница та, которая такие нахальные вызовы не ведающим страха пред собственной наготой мужчинам бросает! Я уже рассказывал о бабушкиной соседке-идиотке (ищи выше, мой склеротичный читатель). Но она-то, сестрица моя троюродная, забору-то нашему двоюродный плетень, ни сном, ни духом об этом не ведала.
– Хорош, – говорю, – краснеть, бледнеть и призывно пукать.
Тебе же интересно хотя бы одним глазком взглянуть на него. Вот и зырьв оба, пока никого нету…
А она в амбицию: Я не пукала! Даже ручонки с глаз своих убрала от возмущения. А как убрала, так сразу в него, родимого, взглядом упёрлась. – Ух ты, какой интересненький! Какой миленький! Можно потрогать? – Ну дык! Зря раздевался, что ли? Не из-за спичечного же коробка и уж тем более не из-за мороженного, на которое мы с тобой поспорили, естество свое обнажал. А для восхищения – визуального, аудиального и тактильного. Вот и наслаждаюсь теперь всеми органами чувств. Мы ведь, мужики, не только глазами – как женщины ушами – любить любим. Мы весь свой сенсорный арсенал задействовать норовим…
