Дабы не выбиться из темы, заявленной в названии главы, придётся вновь пожертвовать хронологией. С первой и последней в нашей школьной жизни практиканткой (студенткой четвёртого курса пединститута имени Бонч-Бруевича) мы познакомились в последнем – десятом классе. Ею оказалась шатенка с ласковыми серыми глазами и умопомрачительной родинкой у левого уголка верхней губы. Фигурка тоже вроде бы ничего, в смысле – не входила в непримиримое противоречие с фэйсом. Впрочем, практиковалась она у нас, к сожалению, зимой, так что наверное можно было заключить только, что ноги у неё не гусём и талия отнюдь не прегадкая. Ни ручки, ни карандаши, ни тем более пеналы во время её уроков на пол не падали и никто не скрывался под партой, чтобы неторопливо весь этот канцелярский скарб подобрать. Мы тогда полагали, что этого не происходит потому, что уже повзрослели, что уже не те молокососы, которые были готовы таращиться на любые ножки, обнажённые чуть выше колен. Но мне почему-то кажется (как казалось и тогда, но не так твёрдо и уверенно, как кажется сейчас), что если бы Людмила Ивановна переехала вслед за мною в этот город и поступила работать в эту школу, и стала бы преподавать русский язык и литературу в нашем классе, то всё бы с ручками и пеналами повторилось как встарь… И тем не менее, почти вся мужская половина нашего класса при виде практиканточки дружно изобразила стойку борзой, наткнувшейся на перепёлочку. Однако на поверку она оказалась вовсе не перепёлкой и даже не куропаткой, и вообще не дичью, но хищницей. Для меня это стало ясно сразу после двух-трёх вечеринок, обставленных как празднование дней рождения, от посещения которых грех отказываться. Практикантка и не отказывалась. Она приходила, поздравляла, пила вино, даже танцевала иногда с кем-нибудь из мальчиков, но опытному взгляду было видно, что интереса мы для неё не представляем. Сначала я подумал, что из-за нашего малолетства, а потом понял, что годы тут ни при чём, а при чём нечто совершенно иное. И если бы не общевидовая кобелиная самовлюблённость, то эту странность заметил бы не только я. Странность была в том, что ей явно больше нравились наши девочки, а не мальчики. Именно с ними она общалась охотно, многоречиво, улыбчиво, весело, тогда как до нас попросту снисходила. Мне открылся истинный смысл её слишком нежных отношений со своей сокурсницей Адой, проходившей практику в параллельном классе. Хотя поначалу именно внешний облик этой самой Ады смущал, препятствуя прийти к напрашивающемуся выводу о нетрадиционной ориентации нашей практикантки. Дело в том, что Ада была с виду не менее симпатична и нежна, чем Жанна (Жанна Олеговна – если официально), а это обстоятельство напрямую противоречило ходячим представлениям негодующих мужиков, согласно которым в лесбийской паре одна из двух телок должна быть непременно мужеподобной, так как именно внешний вид, отвращая от нее лиц противоположного пола, подвигает таких мужланок склонять нежных девушек к однополой (по сути, но не по смыслу) любви… Я поделился своими наблюдениями с обществом и был поднят им на смех. Мужская половина нашего класса напрочь отказывалась верить, что такая хорошенькая девушка, как Жанночка, может оказаться… этой… ну из тех… вот, даже язык не поворачивается такое про неё ляпнуть… Тоже, нашли аргумент – язык у них не поворачивается, видите ли… Я не стал вступать в долгую дискуссию, приводить доказательства своей правоты, брызгать праведной слюной и т. п., а попросту утратил всякий интерес к практикантке, чем вызвал ехидные смешки у некоторых своих одноклассников, не преминувших помянуть всуе басню о лисице и зелёном винограде. Между тем практикантка времени даром не теряла, всё теснее сближаясь с некоторыми нашими одноклассницами. А с обладательницами бархатно-атласных бёдер Машей и Дашей так и вовсе сделалась запанибрата: не однажды замечал, как они запирались в физкультурной раздевалке – якобы чтобы примерить какую-нибудь обнову. В том, что эта обнова относилась к шмоткам интимного характера я не сомневался… И вдруг, в один – не скажу «прекрасный», но – памятный день я стал замечать на себе во время урока пристальные взгляды практикантки. Взглядами дело не ограничилось, последовали знаки устойчивого внимания к моей особе, закончившиеся неожиданным приглашением на чашку кофе в ближайшем кафе. Вектор её намеков и расспросов во время кофепития заставил меня насторожиться. Из книг я знал, что лесбиянки не склонны легкомысленно менять свою ориентацию. Значит, здесь что-то другое… Я устроил внеочередную сессию наших «сердец трёх», на которой и припёр моих атласно-бархатных охмурительниц к стенке: колитесь, мол, что происходит? Первой раскололась Маша, а за ней и Даша не замедлила с откровениями. Оказывается дело у них с практиканточкой наконец дошло до однополого групповичка, в котором самое непосредственное участие приняла её не разлей-вода-подружка Ада, и во время которого от этих будущих училок им (Маше и Даше) не удалось скрыть своей некоторой разочарованности происходящим. В ответ на недоумение практиканток эти мои дурёшки не нашли ничего лучше, как обмолвиться, что-де они видали и получше, и даже сказать – с кем именно они это «получше» видали. Вот отсюда и повышенный интерес лесбийской общественности к моей скромной особе.
Вы когда-нибудь пробовали соблазнить внушительной суммой денег двух страстно любящих друг друга лесбиянок, а потом еще и раскочегарить их на настоящий секс втроем не с искусственным, а с природным мужским достоинством? Не пробовали и правильно делали. Пустая трата времени и средств. Всю ночь чувствуешь себя с боку припёка, гадским разлучником двух любящих сердец, напрасно пытающимся отвлечь прочих участниц групповичка своим нелепым, колом вставшим, членом от естественнорозовых утех. И хотя я денег не сулил, напротив, это меня соблазнили новеньким диском Пола Маккартни «Оркестр в бегах» продемонстрировать свои секреты в области группового секса, но чувствовал я себя точно также, как почувствовали бы себя вы, мой гетеросексуальный читатель мужского пола, если бы не пожалели энной суммы на групповуху с лесбиянками. Сколько ни пытался обрести, наконец, миг незатейливого, безмятежного счастья, когда каждый вмещает всех прочих участников групповичка, так ничего и не вышло. Стоило этим лицам, по́пам и писям нетрадиционной ориентации уяснить кое-что из моей секс-техники, как они тут же бросили меня на произвол судьбы (уныло мастурбирующего соглядатая) и перекинулись друг на дружку жадно опробывовать с таким трудностями и жертвами добытое ноу-хау. Разумеется, я об этом даже Маше и Даше рассказывать не стал, что уж говорить о мужской половине нашего 10а, для которой я всегда был своим в доску парнем – регулярно онанирующим девственником, почему-то никогда не прикидывающимся, в отличие от многих других, опытным соблазнителем, самозабвенно выдающим свои сексуальные фантазии о мнимых победах за действительно имевшие место быть половые происшествия. Ещё одно спасибо от меня в личное дело моего родителя – это он вбил в меня сызмальства, что настоящие мужчины о таких делах должны категорически помалкивать…
Если уж практикантка-студенточка прошла у нас по графе «Училки», то не вижу оснований, не включить в неё мою первую учительницу поцелуев Леночку, ибо я, в полном согласии с тайным советником Гёте, полагаю, что всякий, у кого мы чему-то научились, является нашим учителем. Так, вот, мы как раз вошли в возраст первых серьёзных вечеринок (серьёзных – потому что с танцами-прижиманцами и с непременной выпивкой (девочкам мы варганили крюшон, стараясь сделать его послаще и одновременно поубойнее, а сами, всемерно ощущая свою взрослость, хлестали водку и коньяк, коими и блевали затем украдкой друг от друга в ванных и туалетах)).
Откуда взялась Леночка, я уже не помню. Но каким-то образом она оказалась на одной из наших вечеринок (из тех, что организовывались днём, покуда родители отсутствуют, работая на своих работах). Она была тремя-четырьмя годами старше нас и оказалась родом из тех же мест, что и я (я имею в виду не мекленбургскую дыру, конечно, а тот самый город, куда моего отца из этой дыры перевели). Невысокая, стройная, белокожая брюнетка, дающая в танце-медляке уроки настоящих – с надлежащим использованием языка – поцелуев. Мне, как земляку, она дала не один, а целых три урока. Причем два из них тета-тет, у нас дома, ясное дело, во время и за счет школьных уроков, когда в квартире никого не было. Кроме поцелуев, эта добрая девушка просветила меня также насчёт эрогенных зон пола, к которому принадлежала. Среди прочего упомянула о внутренней стороне женских коленок, жаркие поцелуи которых якобы заводят баб с полуоборота. Если, конечно, баба не дура, для которой страстная ласка в этом месте – повод похихикать от банальной щекотки… Ну я, не будь идиотом, выслушав поучение, немедленно впился губами училке в коленку. Лена заржала. Я отпал и удивлённо вытаращился на неё: Ты чего? Она, мгновенно посерьёзнев, горячо заверила: Нет, я не дура! Мне не щекотно, просто эта коленка у меня ни хрена не чувствует после травмы. Я ведь гимнастикой занималась…
