Шел домой Никита,

Шел и думал: «Худо…

Худо мне тверезым

К женке заявляться,

Поругает, скажет:

«Че ж пришел нормальный?

Видно, волк в отроге

Сдох? Иль рак на горке

Свистнул!»

Дело дрянь!

Подкачал Семеныч,

Мол, бутыль в бурьяне

Обронил, раскокал.

Верить? Иль не верить?

Самому решать!

Ведь давно в деревне

Власть никто не знает,

Не было сверженья,

Растворилась власть,

Как медведь в лесу.

Флага тоже нету,

Кони передохли,

Кузница сгорела,

Трактор разобрали,

Пропили, как лом.

Пять жильцов осталось

Или семь, иль восемь —

Некому считать!

Алкаши да шизы —

Никуда не гожие,

Всем им тут каюк!

А покель шевелятся,

Топчутся да кружатся

То вразброд, то вместе,

То опять поврозь.

Все они забитые.

Спросит кто приезжий:

«Как зовется местность?»

Буркнут неохотно:

«Нам откуда знать?» —

«А куда стремитесь?

Где в тоннеле выход?» —

«Никуда. Мы сыты.

А дыра… Зачем нам?

Без нее светло».

И уйдут в конюшню

Греться на навозе,

Кто-то за крушиной,

Чтоб настойкой злючей

Полечить живот».

Шел Никита трезвый,

Шел и думал: «Баба

Точно поругает…»

Видит, бабка Зоя

(Лет ей девяносто)

Машет со двора.

– Че тебе, старуха?

Домовой замучил?

– Заходи.

         Узнаешь.

На базу, чай, студно.

– Ладно. Уж уважу.

Хоть и ведьма ты.

Вот Никита в хате.

Свечка тихо светит.

На столе бутылка

И петух живой.

 – Стопку мутной дряни

 Мне как раз в угоду!

 Но зачем же Петя?

 Мне дозволь, ему

 Отверну головку,

 Тулово – в чугун!

 – Петя службу служит,

 Тронуть не моги!

 – Долбанет по глазу?

 Ох ты, елки-палки!

 Вон какие страсти!

 Это мне по нраву.

 – Дюже не ликуй,

 Я ж тебе сказала…

 Аль без приключений

 Ты не можешь жить?

 – Я мужик исправный,

 Я при коммунистах

 Проценты давал!

 Я медаль имею —

 Спрятана в чулане

 В старом чугуне,

 Как помру, положат

 Мне ее на грудь.

 – Ты чего заладил?

 А то я не знаю,

 Кто был кем… и стал.

 Ты пахал и сеял,

 Я коров доила,

 Тоже есть бумажка,

 Мол, трудяга я.

 Че болтать пустое?

Коль деревня стала

Лучшей на земле:

Леших, привидений

И чертей в достатке,

Есть с кем в полуночный

Час… Ай-ай, уже

Лишнего сболтнула —

Ты меня принудил!

– Я, того… молчу.

Попрошу одно лишь:

Выгони ты Петю,

Пусть рассвет в чулане

Ожидает…

– Нет уж!

Он и тут окликнет

Зорюшку. Не сетуй!

– Ну, тогда, старушка,

Я налью вина.

Ты граммульку дернешь?

– А куды я денусь?

Хватану стопарик!

Бабка улыбнулась.

А Никита долго,

Наклонясь, сидел.

Промычал:

– Отрава?

Ежели отравишь,

Буду из могилы

Хаживать к тебе

И душить и мучить.

– Ой, не городи!

Треба повторенье!

Повторили.

– Баско!

 По кишкам – огонь!

– Ну а ты боялся!

– Черт вас не берет,

Баб…

– В оглядку с нами…

Лишь зевнешь и будешь

Пугала смешней!

Выпили. Никита

Промычал: «Отрава»

И башкою грохнул

По столу. И сник.

Петя на затылок

Прянул мужичонке

И по-человечьи

Произнес:

– Кончать?

Бабка улыбнулась:

– Погоди, мой бравый!

Я спою… потом уж.

Потешаться будешь —

Дырочку долбить!

И она запела

Так, что вся посуда

В воздух поднялась

И, как стая галок

Перед зимней стужей,

Закружилась в хате.

А угрюмый кочет

Крыльями забухал,

Не глаза, а угли —

Так огнем горят!

«Залучила, закадрила,

Ясно, не грудями,

Ясно, не губами,

Поллитровкой мутной —

Хлеще белены!

Эвон двадцать первый!

Завтра похоронят.

Как и остальных

Алкашей в округе,

С коих невеликий

Спрос! Мы будем жить —

Колдуны и ведьмы,

Лешие… иная

Нечисть сатаны —

Нынче наша Русь!

…Белая горячка —

Вечная, ох, спячка!

Спи, упрямый, плóхий,

Мать твою ети!..

Щелкала бабуся

Пальчиками дробно,

Морщилась,

             кривилась

Рожей неумытой.

Вдруг она рванулась

В дверь… и побежала

Улицей кривою —

Пыль столбом за ней!

А в минуту эту

Наш герой проснулся,

Открывает зенки,

Глядь, на лбу петух!

И, поганец, клювом

Вот-вот долбанет,

Чтобы в дырку вытек

Мозг последней жертвы

(В хуторе Никита

Как мужик один).

Мужичок все понял:

Бабка Зоя нынче

Загадала жизни,

Знать, его лишить.

«Не поддамся ведьме!

Я еще с Настасьей

Нарожать должон

Для Руси бедовой

Сыновей плечистых —

Пахарей и воинов —

А в душе Господь!»

С тем Никита цапнул

Петуха за шею!

Вскоре обезглавил,

Ощипал да сунул

В чугунок с водой.

«Сваришься… бабусю

Накормлю – чертятинка

Ей пойдет на пользу —

Разнесет в куски!»

Бабушка тем временем

К женке прискакала.

Женка у окошка

Глубоко вздыхала.

– Ждешь супруга, Настя?

– Жду и не дождуся.

– Ждешь и не дождешься…

Аль тебе он нужен,

Лодырь и пропойца?

Вдосталь не наплакалась

От его побоев?

– Мне его побои

Уж давно в привычку,

К ним я притерпелась,

Сна и аппетита

Нет без них, ей-ей!

Ты же, бабка Зоя,

Не губи Никиту,

Отпусти к семье.

– Отпущу в гробу…

Шла она обратно

И ворчала:

– Им ведь,

Бабам этим русским,

Чем хужее в жизни,

Значит, так и надо.

У своей хатенки

Воздух потянула

Носом:

– Петя мой!..

Бабушка заплакала,

Глядючи в чугун —

Из воды парящей

Калтушки торчали.

А Никита жив-здоров,

Лыбится вовсю!

Говорит:

– Чертятинкой,

Ведьма, пообедай-ка,

Кости, сухожилия

Чтобы сожрала!

Так-таки заставил!

В бабкиной утробе

Весь петух исчез.

Застонала бабка,

За живот схватилась,

А живот все рос и рос

Прямо на глазах!

Поспешил Никита

Смыться из хатенки.

Отбежал порядком,

Слышит: трах! Ба-ба-ах!

Оглянулся: кровля —

Коршуном в зените,

А пониже мусор,

Всякое дерьмо!

Он перекрестился:

Господи Иисусе…

И потопал твердой

Поступью домой

С думою одною:

«Настя встретит ладно,

Скажет: так всегда бы

Трезвый приходил,

Скверно не буянил,

Мы бы нарожали

Много сыновей!

Дабы Русь родная

Не чуждалась Бога,

Святость обрела…»