— Включи свет. Я ничего не вижу.

Романтическое настроение испарилось, как любовь к Родине при виде наползающего танка. В каком смысле, не видит? Я огляделся: стены светились как обычно. Бочки с водой, инструменты, одежда… зачем было стараться с наведением порядка, если она всё равно не видит?

— Почему молчишь, милый? — потребовала внимания Мария. — Где это мы?

Но мне нечего было ответить. Камень не хочет с ней знакомиться?

— Слышишь? — спросила Мария.

Я прислушался.

В самом деле. Шорох? Скрипы?

Будто тысяча мышей одновременно грызли плотный, закостеневший от времени картон.

— Да. Слышу. Раньше не шуршало.

И тут я испугался.

Слишком много новаций для одного вечера. А вдруг камень передумает, и не выпустит Марию? Или ещё что-нибудь… ведь это в первый раз я привёл кого-то «в гости». Все остальные «групповые» посещения всегда транзитом: одна нога здесь, другая чёрт знает где… А сейчас: амавроз, шум… каждое из этих событий может предупреждать о чём-то грозном.

Я сжал её руку, и мы вышли в сто третьей.

По-прежнему сигналил компьютер.

— Настойчивые! — одобрительно заметила Мария.

Она ведь не знала, что это тот же сигнал: второй или третий.

— Где мы были? Какой-то чулан?

— Марсианское бомбоубежище, — пробормотал я. — Сам ещё не разобрался.

Зря я пытался показать ей камень. Это могло быть фатальной ошибкой. Не стоило так рисковать.

Мария подтвердила связь, и на экране нарисовались знакомые лица: Юрий, Пётр, Джонсон… и мы с Марией.

Впрочем, ей снова приспичило в ванную. Ускакала, доброжелательно погладив щетину у меня на голове.

— Вы и в парикмахерскую успеваете? — с уважением сказал Юрий, приглаживая свои непослушные вихры.

— И позагорать, — со смешком продолжил Джонсон.

— Это всё, о чём вы хотели поговорить? — с раздражением спросил я.

Я едва сдерживался, чтобы не нагрубить.

Для этих пошлостей не стоило подтверждать связь. И в камень с Марией мне тоже не стоило. Чувствовал себя дураком. Будто надеялся, что дадут в руки журавля, а показали кукиш в небе.

— Не кипятитесь, молодой человек, — степенно сказал Пётр. — Мы поражены эффективностью вашего подполья.

— То ли ещё будет, — брякнул я, не подумав. А когда подумал, решил немного поднажать: — Бленкер — только верхушка айсберга, господа. Всего лишь одно из наших военных изобретений. Послушаю ваши предложения, может, ещё что-нибудь покажу. А бленкер продать мы решили исключительно в рекламных целях.

Они выглядели растерянными. Я ожидал другой реакции. Похоже, что-то скрывают. Или чего-то ждут.

— Давно были уверены, что оппозиция в Мегасоце зачищена под ноль, — осторожно сказал Юрий. — Ваше появление чересчур неожиданно.

— Не путайте оппозицию с подпольем, — высокомерно сказал я, а сам подумал: «точно, скрывают!»

Если бы говорили начистоту, то первым делом поинтересовались бы «другими» изобретениями.

— При всех достоинствах системного насилия, бардак всегда сильнее, — порадовал я своих визави незатейливым армейским юмором. — Чем длиннее забор, тем скорее найдётся умник, который отыщет калитку.

— И что дальше? — с интересом спросил Джонсон. — Так и будете искать калитки или всё-таки снесёте забор?

Мария вышла из ванной, и я решил, что предисловий достаточно:

— Такое впечатление, что вы собираетесь что-то предложить.

— В точку! — жизнерадостно воскликнул Джонсон. — Мы видели вас в деле, и хотим предложить полное финансирование и поддержку на самом высоком правительственном уровне. Речь о вашей паре, Максим. О вас и о Марии. Счёт в банке и возможность ногой открывать самые высокие правительственные кабинеты.

— Открытый счёт в банке, — уточнил Юрий. — За свою жизнь вы не сможете потратить и трети того, что Запад уже готов предложить. А ведь можно ещё поторговаться!

— И полное прощение грехов, — с воодушевлением поддержал Пётр. — Вам простят даже принца.

Я молчал.

Мне ещё никогда не предлагали взятку. Дело новое, ответственное. Но чтобы спорить, нужно хотя бы понимать, за что платят. Бесплатные пирожные всегда колом в горле.

— А если нет? — звонко спросила за спиной Мария.

Они дружно сверкнули улыбками, но инициативу прочно прибрал к рукам Джонсон:

— Только «да», Мария. Чтобы к вашему подполью относились как к свите президента в пятизвёздочном отеле. Всё включено! Кроме свободы, разумеется…

Я по инерции продолжал улыбаться, но чувствовал, как скулы сводит судорогой.

— Буду вам очень признателен, Джонсон, — проскрипел я, — если вы повторите последнюю фразу.

Но вместо него ответил Юрий:

— Мы поймали ваших сообщников, Максим. С вашей стороны было безрассудством растягивать парашют на вертолётной площадке маяка. Солнце ещё не зашло, вы ярко засветились. И теперь только от ваших действий зависит, насколько хорошо к вашим людям будут относиться. Пять человек. Имена обязательно называть?

— Да не волнуйтесь вы так! — ободряюще сказал Джонсон. — В конце концов, мы в одной лодке. С вашими людьми пока просто беседуют. Ну, а они молчат, как партизаны перед первым допросом… Так что из шкатулки ваших секретов пока ничего не вывалилось.

Мне стало понятно, почему они не клюнули на тему «других изобретений». Потому что сейчас об этом допрашивают мой Штаб.

Чтобы потянуть время, сказал:

— Вижу, вы в курсе. Про партизан.

Я смотрел в их чистые, ухоженные лица, и ненавидел. Самоуверенные, сытые… люди системы, решалы социума. А у них твердели лица, и сползали улыбки. Юрий даже платочек достал, лоб вытер.

А потом я нервно рассмеялся:

— Поздравляю, господа. Вы только что проиграли третью мировую войну.

Они разом напряглись. Право, это было смешно. Волки загнали кошку на дерево, а через минуту к ним спустился саблезубый тигр.

Я сделал вид, что поправляю ВЭБ-камеру, и уронил её. Перенёсся в камень, а оттуда за спину Марии. У неё был пистолет. Наизготовку. Ждала команды. Похоже, в этот раз пуля вошла бы мне в голову. В затылок…

В одно мгновение мы оказались под водой.

Метров десять.

От холода и давления она рефлекторно выпустила пистолет и рванулась к поверхности. Термобарические методы переговоров! Любой, даже самый конченый маньяк-людоед становится шёлковым и договоро-способным если предложить ему подходящие температуру и давление.

Я коснулся её ноги, и мы сместились в камень. Можно было не спешить, но я был зол. Поэтому сразу шагнул на «кровать» и принялся там раздеваться.

Мария вымокшей бабочкой молча осела на пол. На ней было всё то же короткое платьице. Так что огнестрела я не боялся.

«Может, она и не видит ничего, — со злостью думал я. — Но пол тёплый. Не простудится».

Оделся в сухое, а мокрое выбросил вон, даже не понял где, — зачем сушить, если в мире полно сухих, новых, ни разу ненадёванных вещей?! — и перенёсся в триста седьмую за бленкером Крецика. Давно собирался поставить его рядом с прибором Никанорова в штольне прииска Блэк-Тикла. Это недалеко, в Канаде.

Только после этого вышел на «оперативный простор» маяка. Да. Здесь были люди. Много людей. А ещё вертолёт и два катера… нет, три. Один полным ходом огибал мыс в сторону Брайтона. К нему-то я и направился. И угадал.

Мой штаб действительно плыл на уходящем катере. Я не стал терять время: вот так, связанными, и перенёс их всех в камень. Рисковал, конечно. Но на счету было каждое мгновение. Даже те секунды, которые я потратил на «борьбу» с Марией и освобождение заложников, мне казались расточительством.

Вернулся в каюту сто три и поправил камеру.

— Мегасоц, насколько мне известно, нам войну не объявлял, — рассудительно заметил Пётр.

— Мегасоц?! — переводя дыхание, повторил я, надеясь, что мою одышку они воспримут, как признак гнева. — Завтра вы будете вспоминать о Мегасоце, как о школьном хулигане, господа. Если доживёте, конечно.

Пётр попытался что-то сказать, но, о чём бы он ни думал, это не имело никакого значения.