— Поэтому ты пришла ночью. Что ж, звучит логично, — согласилась я и, не удержавшись, пощекотала девочку.
Та захихикала и принялась извиваться, случайно заехав мне локтем в нос. Пришлось прекратить возню и вернуться к тихим разговорам.
— А как у тебя, вообще, дела? — поинтересовалась я, отчасти для того чтобы съехать с острой темы, отчасти — потому что мне, и правда, было интересно, что на душе у нашей маленькой ледяной волшебницы.
Тина пожала плечами.
— Когда Нэйт забрал тебя обратно в Цитадель, мама потребовала, чтобы я задержалась. Хотела поговорить со мной про моё будущее.
— Учитывая твой статус, мне кажется, ты уже достаточно взрослая для подобных разговоров.
Тина сморщила нос и придвинулась ближе. Я машинально обняла её.
— Она хотела обсудить моё замужество. Но, Лара, мне всего тринадцать лет.
— Почти четырнадцать, — педантично поправила я, — ты принцесса, это накладывает определённые обязательства.
— Я не понимаю этих взрослых. Сначала относятся как к незапланированному ребёнку, потом отправляют с глаз долой, а потом начинают лить в уши про моральный долг перед родиной и перед ними. Я не хочу замуж. Я хочу быть воином и убивать чудовищ.
Я слушала Тину и предпринимала просто титанические усилия для того, чтобы не уронить челюсть. Из случайных обмолвок моего маленького друга было ясно, что у неё не самые лёгкие отношения с родителями, но подобного я и предположить не могла.
— Может, всё не так плохо, как ты думаешь, — постаралась я успокоить не в меру разошедшуюся маленькую принцессу, — ты в силу возраста очень остро воспринимаешь проблему и, возможно, где-то преувеличиваешь.
— Не преувеличиваю, — буркнула девочка, — единственный, кто относился ко мне, как к человеку — Кевин. Иногда отец, но мама оказывает на него влияние, и он во всём ей подчиняется. Мама хотела убрать меня из замка — он записал меня в Корпус. Мама хочет выгодно выдать меня замуж — он начинает приглядываться к соседним скрытым землям.
— У тебя не мама, а какое-то вселенское зло, — присвистнула я, — и что? Она хочет выдать тебя замуж прямо сейчас?
— Нет, через несколько лет.
— В таком случае, у тебя есть ещё какое-то время, чтобы сбежать на другой конец мира или затеряться в общих землях.
— Хорошая идея, — тихо рассмеялась малышка, — я бы хотела увидеть большой мир.
— Я покажу его тебе, когда поправлюсь, — необдуманно пообещала я, — и Америку, и Европу. И Австралию, если захочешь, но там водятся огромные пауки размером с твою голову.
— Ты шутишь, — недоверчиво прищурилась Тина, — таких больших пауков не бывает.
— То есть, огромные двухголовые змеи бывают, горгульи бывают, и даже демоны бывают, а огромных пауков не бывает? — справедливо возмутилась я.
— Убедила, — согласилась малышка и, немного помолчав, произнесла, — Лара, ты знаешь?.. Ты мне, как сестра.
— Девятая сестра? Тебе восьми мало?
Тина снова замолчала. У меня создалось впечатление, что она собирается с духом, прежде чем поведать мне что-то важное. Так пловец настраивается, выравнивает дыхание и сосредотачивается перед прыжком с вышки в воду.
— Десятая. У меня девять сестёр. Я — десятый ребёнок и последняя попытка моих родителей зачать мальчика. Наследника престола. Неудачная попытка.
Я задержала дыхание, чтобы не высказать свою позицию по данному вопросу, и малодушно порадовалась тому, что в палате темно, и Тина сейчас не видит моих вытаращенных от удивления глаз.
— Мою самую старшую сестру звали Офелия, и она сбежала в общие земли с женихом ещё до моего рождения. О ней нельзя говорить, её комната закрыта, и в ней ничего не меняли с тех пор. Мне кажется, отец всё ещё ждёт, что она вернётся.
— Об этом говорила Дафна? — спросила я севшим от волнения голосом.
— Да, — последовал ответ, — с тех пор за нами надёжно наблюдают. Офелию готовили к управлению государством и, соответственно, подбирали правильного мужа. Она не хотела этого, и когда стало ясно, что мама в очередной раз ждёт девочку, Офелия собрала вещи, дождалась момента, когда всем, особенно маме, будет не до неё, и сбежала. Я думаю, мама винит Мираю за побег Офелии. И меня заодно. За то, что не родилась мальчиком.
— Милая, это не твоя вина, — произнесла я, экстренно подбирая правильные слова для утешения, — ты не выбирала, кем тебе рождаться. Так просто вышло. Зато у тебя есть восемь старших сестёр, отделяющих тебя от необходимости надеть корону и сесть на трон. Насколько я понимаю, тебе этого не сильно хочется, ты сама говорила.
Она помотала головой.
— Вообще не хочется. Но и назвать их сёстрами я не могу. Мы никогда не были особенно близки, каждая сама по себе. Я бы хотела иметь настоящую, нормальную, сестру. И ты мне, как сестра. А Нэйт и Хирд — как старшие братья. Я бы хотела, чтобы вы были моей настоящей семьёй.
— Друзья — это семья, которую мы выбираем сами, — очень кстати припомнила я изречение неизвестного автора, — у меня тоже никогда не было сестёр и братьев. А теперь, вот, появились. И спасибо за это.
Тина завозилась в одеяле, но ничего не сказала — только привалилась ко мне и закрыла глаза.
— Расскажи мне сказку, — попросила проникновенно.
Я вытаращилась в темноту. Вот уж в чём я замечена точно не была, так это в сочинении сказок. Все известные мне сказки, сочинённые обычными людьми, казались серыми и неинтересными и банально меркли в сравнении с обычной жизнью магических существ. Но расстраивать сейчас Тину очень не хотелось, и я напряглась, вызывая в памяти все свои воспоминания, связанные с магическим миром, надеясь, что воображение не отвернётся от меня в этот ответственный момент.
— Жил-был, — начала я, — один человек. И был у него феникс — красивая птица с огненным оперением…
Сама собой, из обрывков и осколков воспоминаний, ощущений и размышлений сложилась сказка про людей, которые разделяли свои души с фениксами и поэтому могли вернуться после смерти, если их тело сжечь. Но сам феникс помочь хозяину воскреснуть не может, поэтому один человек, хозяин феникса, написал у себя на груди: «в случае смерти сжечь».
В какой-то момент я поймала себя на том, что рассказываю сказку самой себе в слепой, безотчётной надежде на то, что высшие силы услышат меня и повернут ход истории, подарят мне связь с фениксом и позволят воскреснуть в огне. Тина спала, а я представляла себе огненных птиц, оплакивающих тех, чью душу хранили. Птиц, ожидающих того, кто сможет вернуть им хозяина и друга. Перо феникса Фредерика лежало где-то у меня в комнате, но от него не было никакого толку.
Тина проснулась с первыми лучами солнца и ушла к себе, обняв меня на прощание. Я проводила её и подошла к окну. Небо затянуло облаками, такими же серыми, как туман из моего сна, а плиты мостовой влажно блестели. Видимо, ночью прошёл дождь. Я тяжело вздохнула, представив себе запах свежести, который всегда сохранялся, пока не выходило солнце. Представила влажную траву, деревья, которые продолжали ронять тяжёлые прохладные капли с листьев. Всё это осталось там, по ту сторону окна, которое я даже не могла открыть — только смотреть сквозь непроницаемое стекло на мир, который скоро покину. Мне стало так жаль саму себя, что я пару раз шмыгнула носом, но не заплакала. Пока я жива, у меня есть надежда, и ради неё стоит держаться.
В стеклянную стену постучали, и в палату шагнула Катара. Я обрадовалась — мы так и не успели пообщаться, пока добирались до родителей Тины, и я успела соскучиться по её обществу. К тому же, её присутствие означало свежие новости из жизни Корпуса, которых я была лишена во время моего заточения.
Суккуб выглядела так, будто хранила какой-то большой секрет и умирала от желания им поделиться, но в то же время боялась поведать мне о нём.
— Ты что-то хочешь рассказать, — начала с места в карьер я, как только мы закончили обниматься и радоваться встрече.
— Кто, я? Нет, с чего ты взяла? — произнесла Кэт настолько невинно, что даже я не поверила.