– Колено мистера Поттса внезапно вспыхнуло дикой болью, – на следующий день, задыхаясь от бега по лестнице, сообщил мальчик Томми, младший сын Дженкинса. – Он просил передать, что это произошло от постоянной ходьбы по лестнице вверх и вниз. Его застарелый ревматизм дал знать о себе. Миссис Поттс тоже не в лучшей форме. Она бродит по кухне и ее суставы распухли.

– О боже, – вздохнула Ханна, а затем заверила мальчика, что обязательно скоро навестит пожилую пару.

– Ты справишься, – поддержала подругу Грейс, зайдя проведать своего пациента.

– Но мне придется купать его, переодевать и помогать с туалетом одной.

– Ты уже видела голого мужчину, не так ли? – Грейс пожала плечами.

– Да, было такое, но у старого мистера Петтигрю было старческое слабоумие, и я только мельком видела его… м-м… интимное место. Смотреть было не очень приятно.

Грейс фыркнула.

– Что-то мне подсказывает, что ты найдешь интимное место его светлости более привлекательным для глаз, или именно это тебя и беспокоит?

– Конечно, нет. – Ханна возмущенно скрестила руки, отказываясь поддаваться на провокацию подруги, несмотря на возникшие опасения.

– Он довольно ладно сложен и, очевидно, сохраняет активный настрой, – Грейс рассматривала полуобнаженного виконта. – Вероятно, это имеет какое-то отношение к тому, почему он до сих пор жив. Трудно сказать, как он выглядит под всеми этими волосами. Жаль, что остались шрамы.

– Грейс! – Ханна жестом попросила подругу понизить голос. – Он может тебя услышать.

– О, я думаю, в свое время виконт слышал что-то и похуже. – Грейс снова пожала плечами: жест, считающийся неприемлемым для леди, но теперь подругу Ханны это совершенно не волновало. – Он почти такой же изгой, как и я. Конечно, сливки общества более чем счастливы принмать мои услуги, когда их беспокоит подагра или они чувствуют приступ ангины.

– Вполне возможно, – Ханна понимала причину горького тона подруги, вызванного изменением обстоятельств ее жизни, – но бедняга заслуживает достойного обращения.

Грейс внимательно посмотрела на нее.

– Надеюсь, ты не привяжешься к нему. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Сейчас ты ведешь себя нелепо, – Ханна взялась укрывать виконта одеялом, скинутым Грейс для осмотра больного. – Если он выживет – что весьма сомнительно, – добавила она шепотом, – и если у него хватит ума найти себе жену, то могу заверить тебя, это буду не я.

– Прекрати недооценивать себя, – упрекнула Грейс, защищая подругу. – Из тебя вышла бы отличная жена. И не твоя вина, что джентльмены – дураки, предпочитают более доступных девушек с приданым. Единственное, что я хочу заметить: не редкость, когда пациент влюбляется в свою медсестру. И тебе не стоит забывать, почему виконт стал изгоем.

Ханна несколько раз моргнула.

– Я думала, что ты приверженец науки – ну, науки о травах, – и не приемлешь суеверия. Ты веришь в проклятие Блекторнов?

– Даже твой отец верит в проклятие, а он священнослужитель. – Грейс принялась рассматривать свои ногти. – Мы обе знаем, что такое случается: матери умирают во время родов. Глупые врачи заставляют их лежать в кровати по нескольку дней, если не недель, лишая силы. Затем они настаивают, чтобы бедные женщины рожали на спине, только лишь для того, чтобы за ними было легче наблюдать. Добавь к этому списку регулярные чистки и кровотечения, используемые ими в качестве обычной практики, не говоря уж о полном отказе от травяных средств, помогающих женщинам на протяжении многих поколений… – она с отвращением подняла руки.

Ханна кивнула.

– Именно поэтому я думала, что ты сочтешь проклятие настоящей чепухой. Мать виконта, вероятно, умерла при родах под наблюдением такого врача. Хотя полагаю, их предки были рождены с помощью акушерки и старых методов.

– Мое мнение таково: независимо от того, какой уход был оказан, есть пять поколений женщин, умерших при родах своих первенцев – сыновей. Дважды в одной семье – грустно, но ничего удивительного, трижды – это уже беда. Но пять поколений подряд? Это неестественно.

Огонь уже давно прогрел холод старых каменных стен комнаты, но по позвоночнику Ханны пробежала дрожь.

– Значит, ты веришь, что любая женщина, вышедшая замуж за виконта, обречена умереть во время родов?

– А ты так не думаешь?

Теперь пришла очередь Ханны пожимать плечами, ее взгляд вернулся к измученному облику виконта.

Похоже, она не единственная, кому суждено провести жизнь в одиночестве, хотя, по крайней мере, на ее совести не будет смерти супруга. И опять же, у нее никогда не будет своего ребенка.

Уильям уставился на женщину в мягком кресле рядом с кроватью. Она спала. По-джентльменски следовало бы разбудить ее и сообщить, что за ним больше не нужен присмотр. Но он не мог сделать этого, находя ее присутствие успокаивающим. Отведя взгляд, он посмотрел на свою руку. После того как ему сообщили, что он жив и у него есть рука, что было взаимоисключающими фактами, он с удивлением обнаружил, что конечность по-прежнему прикреплена к его телу. Рана была аккуратно перевязана, и боль, когда-то сводившая его с ума, была не так сильна. Он пошевелил пальцами и почувствовал облегчение, когда они послушались его, хотя и слабо. Огонь, обжигающий руку при движении, остановил его от дальнейших экспериментов.

Слабый смешок вырвался из его груди, когда он, оглядевшись, узнал комнату своего отца в поместье Блекторн. Все-таки несмотря ни на что ему удалось проделать этот путь с Пиренейского полуострова. Вспомнив о своем незапланированном визите в церковь в Хартли, Уильям снова посмотрел на спящую женщину. Ах, да! Он вспомнил ее. Дочь викария с чудесным голосом. Что она делает у его постели? Причудливые сны, должно быть, переплелись с кошмарами, потому что невозможно, чтобы леди делала все то, что всплывало во фрагментах его воспоминаний.

Уильям издал стон, пытаясь окликнуть своего камердинера или лакея – кто-то же должен был присматривать за ним вместо нее. Проснувшись от слабого звука, женщина потянулась как кошка. Не открывая глаз, она выгнула спину, отчего кремовое платье с высокой талией обтянуло ее женственные формы. Если бы она знала, что он наблюдает за ней, то сладострастные движения свидетельствовали бы о плохом воспитании, или о существовании значительной степени близости между ними.

Она явно даже не предполагала.

Уильям попытался отвести взгляд, но этот образ, движение рук и стана, теперь навсегда въелись в его мозг. Смотреть в сторону казалось бессмысленным, и после небольшой паузы он все-таки решил восстановить капельку приличия и прокашлялся, извещая, что он в сознании.

Ее глаза тут же распахнулись.

– Вы проснулись.

Она улыбнулась, и невозможные образы тут же заполонили его мозг. Он вспомнил, как она ухаживала за ним, успокаивала, лежала на нем, удерживая, пока та зеленоглазая ведьма делала гадкие вещи в его ране. Гадкие вещи, спасшие как его жизнь, так и его руку. Уильям пытался понять, что было на самом деле, а что вызвано лихорадкой.

– Должно быть, вы хотите пить. Давайте, я принесу вам, – дочь викария встала и пригладила волосы. – Не переживайте, я добавлю немного бренди. Никогда не видела, чтобы больной настолько не любил травяные чаи и настойки. Бренди – единственное, что может заставить вас прекратить плеваться и выкрикивать проклятия.

Ее слова звучали нелепо, джентльмен никогда не стал бы плеваться и выкрикивать проклятия в присутствии леди. К сожалению, у Уильяма сейчас не было сил спорить. Позволив ей помочь ему немного приподняться, он осторожно отхлебнул из чашки, которую она поднесла к его губам.

– Почему? – вместо слов у него вырвался хрип, но он попытался снова. – Почему вы здесь?

– Мне казалось, это очевидно, милорд, – ответила она, убрав чашку, а потом взбила подушку и поправила одеяло.

– Где же слуги? – удивился он, и его голос перешел в шепот, когда сознание поддалось подступающей тьме.