Не буду загружать вас рассказом о дальнейших фронтовых перипетиях битвы за Москву, благополучный исход которой всем известен. Но радость победы была омрачена тем, что на этом участке советско-германского фронта Советский Союз потерял 658 279 человек, из которых 514 338 – безвозвратно. Напомню, что последняя цифра может быть неточной, так как в первые месяцы войны потери учитывались редко.

Но и гитлеровцы только под одной Москвой понесли неизмеримо больше жертв, чем за многие месяцы войны с другими государствами Европейского континента. Потери Германии составили более полумиллиона человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тысяч машин и много другой техники. Немецкие войска были отброшены от Москвы на запад на 150-300 километров. Однако особенно утешаться было нечем. Понимая, что Гитлер на этом не успокоится, от него можно ожидать в любую минуту повторения наступательных действий, советское командование вынуждено было держать на столичном направлении значительную часть войск, которые были необходимы для терпящих бедствие сражений в Крыму и на Украине, где советская военная кампания была совсем неутешительной.

Если бегло подвести итоги первого полугодия войны, которое не совпадает с календарным (оно закончится зимой 1941 года), то к активу Красной Армии, тяжело сдерживавшей фашистский напор, прежде всего следует отнести – при многих наших поражениях – тот неоспоримый факт, что в ходе Второй мировой войны фашисты, смело покорявшие Европу, которая в большей части случаев практически не оборонялась, а имитировала оборонительные действия, сдаваясь на милость победителей через считаные дни или недели, впервые были вынуждены перейти к обороне.

С этим фактом непосредственно связан другой, свидетельствующий о том, что первый год вооружённого советско-германского конфликта предопределил неизбежность будущего краха вермахта. Активная оборона Красной Армии сорвала фашистский блицкриг не только за несколько недель, как рассчитывал Гитлер, но заставила гитлеровцев топтаться у лакомых объектов месяцами, уподобляясь крыловской лисице у винограда, хитроумно ссылавшейся на недоступность его из-за незрелости. В конечном счёте, несмотря на безрадостные поражения советской армии на различных участках обширного фронта, война стала развиваться не по сценарию фюрера и превратилась из молниеносной в длительную, затяжную, чреватую для Германии – из-за катастрофически убывающих ресурсов – поражением. Иными словами, под Гитлера была заложена мина замедленного действия.

Уже во втором полугодии Великой Отечественной войны, то есть в 1942 году, не уступив нам Харьков, в боях за Сталинград немцы вынуждены были для пополнения своих войск снимать дивизии с западноевропейского театра военных действий. Да, в первые месяцы войны мы потеряли значительную часть своей территории, но заработавший в это время эвакуированный на восток наш оборонный конвейер позволил Советскому Союзу обрести второе дыхание, позволившее не только сравняться с Германией по вооружению, но и превзойти её. Это стало залогом наших «отложенных» побед, в то время как у фашистов был, по выражению Манштейна, реестр «утраченных побед». Я уж не говорю о том, что нам удалось не сдать врагу Москву и Ленинград, что имело огромное морально-политическое значение.

Несмотря на то, что оборона Москвы, перемежавшаяся наступлениями и контрнаступлениями советских войск, стоила нам немалых жертв, Сталин был доволен результатами сражения («утёрли нос извергу») и не скрывал этого. Он стал разговорчивее, улыбчивее, но, уверовав в правильность своих действий (ошибки допускали те, кто не прислушивался к его мнению), стал ещё менее сговорчивым.

Сталину подумалось, что теперь успехи пойдут раз за разом, как из рога изобилия. Но такое случается у прирождённых счастливчиков, Иосиф Виссарионович к ним не принадлежал. Госпожа удача посещала его не раз за разом, а через раз, чтобы не избаловать человека, который и так с избытком любил самого себя.

Недостатком самовластного руководителя государства было нетерпение. Он был нетерпелив как в хороших делах, так и в плохих. Уверенный в правильности своих замыслов и решений, он стремился осуществлять их незамедлительно, чтобы лишний раз убедиться в своей прозорливости. Но удача, как неверная жена, изменяла ему. Добиваясь собственными усилиями нелёгких успехов в жизни, он был скуп на похвалы другим, успехам которых потворствовала судьба. Льстивость и подобострастие, с помощью которых многие устраивают свою карьеру, у горца напрочь отсутствовали. Льстивость бывает бескорыстной только у людей, уверенных в себе. Вы можете привести хоть один случай, когда Coco, Коба или Иосиф Виссарионович кому-нибудь подольстил? Я не могу. А был ли он подобострастен к кому-либо? Мозги вывернете наизнанку, но всё равно не вспомните такого случая. Уверенность в себе, доходящая до самоуверенности – вот фирменный стиль его жизни, который мог смягчаться исключительно в дипломатических ситуациях, да и то не всегда. А только тогда, когда дело касалось судьбы страны.

Январь 1942 года не предвещал Сталинграду ничего трагического. Город мирно трудился до лета на достаточно приличном расстоянии от театра военных действий, хотя воевали в нём отнюдь не бутафорским оружием. Волга была далеко от Одера и Эльбы, проявивших к ней свою воинственность. Более того, город был наполнен оптимизмом от только что завершившейся битвы за Москву. Страна радовалась, как может радоваться больной, прикованный к кровати, вернувшись из приблизившегося мира иного к новой жизни. Праздник со слезами на глазах, когда предпраздничные дни видятся сквозь туманные очертания. А настроение находится не на грани веры, родившейся из неверия и обильно сдобренной скептицизмом, который не позволял ликовать, а именно сдержанно радоваться: то, что было, забыть невозможно; то, что будет, омрачалось возможностью повторения того, что не поддаётся забвению.

Настороженность чувствовалась во всём. Даже в том, что Москва не салютовала по этому поводу. То ли потому, что приберегала порох для лучшего использования. То ли потому, что не хотела показывать миру своей преждевременной радости, как не демонстрирует её благополучный человек, уверенный в ещё больших успехах, которые не за горами и ждут своей очереди. Вот тогда-то, мол, и порадуемся, и погремим фейерверками. А пока для нас – это обычное дело.

Такая скромная радость побеждает сочувствующих победе сильнее бурных восторгов и внушает уверенность в собственных силах. Противников же озлобляет и настораживает: неужто готовится что-то ещё, более серьёзное. Сталин был силён в интуитивной психологии и знал, как отмечать любой праздник, чтобы принести радость другу и навредить врагу. А навредить врагу лучше всего, порадовавшись его неудаче, но не во всеуслышание же. Значит, надо в тишине приготовить ему очередной сюрприз. Какой, пока не знал никто.

Жизнь в настороженности и полузабытьи, когда нет полной уверенности в том, что за победой может последовать поражение, не сулит покоя. Это самое кошмарное состояние, которое я называю промеждельем. Необходимо начинать что-то делать, но есть сомнение в том, что начатое дело может в мгновенье разрушиться. Такое состояние ослабляет волю и не позволяет с полной отдачей приступить к осуществлению новых замыслов. Настроение сумеречное, не подпитываемое несомненной надеждой. Однако надо продолжать жить, если есть хоть крупица надежды. Крупица по крупице восстанавливают волю, создавая то ли предпраздничное, то ли постпраздничное настроение, когда, как говорят в народе, и хочется, и колется, и мама не велит…

В такие минуты нельзя поддаваться эйфории, чтобы, переоценив свои возможности, не натворить новых бед. Но и упиваться одной победой, пусть и окружённой многими случайностями, долго нельзя. Надо действовать решительно, то есть идти от победы к победе. Таков лозунг большевиков.

Приблизительно такое настроение царило в нашей Ставке Верховного Главнокомандования в начале 1942 года.