– Я день ото дня жду от них рапорта о том, что Москва перестала существовать, а они, как выражаются русские, не мычат, не телятся, – кричал он в штабе сухопутных войск, не сдерживая себя. – Русских надо бомбить, бомбить и ещё раз бомбить! Если вы с вашими зажравшимися генералами, – обратился он к Герингу, – не уничтожите русскую столицу, я расстреляю вас собственными руками.
Даже придя домой, он не мог успокоиться и сорвал зло на Еве, замахнувшись на неё, чего никогда не делал. Чтобы успокоить мужа, Ева Браун вынуждена была использовать все запасы своего очарования, не слишком великие.
– О, майн гот, – верещала она, – есть от чего волноваться… Ведь через неделю, я верю тебе, эти большевики, раздувшие бойню, сгорят в синем пламени. Не волнуйся, мой рассерженный котик. Я рядом с тобой, и нам ничего не угрожает. Мы собьём с этого фараона спесь! – Она ловко кинула в рот мужа, изрыгавшего проклятия, дражинку успокоительного, которым пользовалась сама.
Но даже после супружеских утешений Гитлер долго не мог прийти в себя. Он метался, раздувая ноздри, по обширному домашнему кабинету. Раздосадованный неповоротливостью своих высших армейских чинов, сорвавших ему блицкриг, он тут же принял судьбоносные для Германии, на его взгляд, решения. Отстранил от должности командующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала Браухича, командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Бока, командующего 2-й танковой армией генерала Гудериана и десяток других генералов, которых полтора-два месяца до этого щедро награждал крестами. Но оплёванного им Геринга оставил на месте: слишком многое связывало их со времени создания национал-социалистической партии. И объявил себя командующим сухопутными войсками в дополнение к должности главнокомандующего, надеясь, что его имя будет магически действовать на солдатскую массу вермахта.
А незадолго до того, как Гитлер поносил своих военачальников, советский Генштаб начал подготовку к операции, которая должна была остановить фашистские войска на подступах к Москве. В предстоящих боях в непосредственной близости к столице главная роль отводилась 16-й армии К. К. Рокоссовского, которая зарекомендовала себя стойкостью и нестандартным мышлением командарма. Константин Константинович был на год моложе Говорова, но не менее талантлив, инициативен, хотя, возможно, менее подкован в военной теории, компенсируя этот недостаток стратегической и тактической изобретательностью. Рокоссовский уделял самое серьёзное внимание удержанию первой полосы обороны, которую считал главной, сосредоточив основные силы армии на волоколамско-истринском направлении. За счёт создания второго эшелона и общевойскового резерва он довёл глубину обороны до 40-50 километров. Попробуй взломай с ходу такой оборонительный рубеж, будь ты хоть Манштейном.
Войска армии оборудовали в сжатые сроки 30 противотанковых районов. Работать киркой и лопатой их научили там, куда Макар телят не гонял. А за жизнь свою, чаще всего поломанную по собственной дури, они могли и хотели постоять тем надёжнее, чем надёжнее будет оборона. А командарм позаботился даже об инженерных заграждениях. Для кого? Для них же. Значит, есть шанс погулять на вольной воле, когда последний фриц протянет ноги. Не захочет протягивать – мы ему поможем. Держи покрепче оружие в руках, братва!
Рокоссовский предусмотрел оставить противотанковый резерв, армейскую авиацию и на всякий случай подвижный отряд заграждения. Официально подобные нововведения, вдохновляющие солдат на подвиги, появятся только в следующем году. Всё было чётко продумано. Пригодились говоровские рекомендации о поражении танков на дальних подступах огнём артиллерии с закрытых огневых позиций: хорошо поработала разведка.
И всё могло бы быть хорошо, если бы в голове Иосифа Виссарионовича, он же Верховный Главнокомандующий, не возникла тактическая идея (было это 14 октября) сорвать наступление противника упреждающими ударами. Один нанести в районе Волоколамска, другой – в районе Серпухова, во фланг 4-й армии немцев. Уж лучше бы Верховный, на мой взгляд, в это время сочинял патриотические стихи для вдохновления армии или поработал над текстом неизбежной капитуляции Германии. Но его вдруг осенило сделать стратегический вклад в неожиданно быстрое выдворение немцев с советской земли, который будет скромно называться очередным сталинским ударом. Ему и в голову не пришло, что последнее время Генштаб разрабатывал иной вариант противостояния гитлеровским войскам, против которого он не имел возражений. Но судьбы Господни неисповедимы: осенило, значит, осенило, и он не имеет права скрывать свои мысли от советского народа, которому тоже вместе с ним хочется как можно быстрее избавиться от иноземцев. Он не думал о том, что повернуть многотысячное военное хозяйство, ждущее команды для рывка вперёд, это не переставить стул с одного места на другое.
«Все доводы Жукова, – как утверждают современные военные историки, – против распыления сил на контрудары, успех которых весьма сомнителен, а главное – против изъятия у фронта последних резервов, не возымели успеха. Сталин своего решения не только не отменил, а наоборот, потребовал незамедлительного его исполнения. Командующий фронтом был вынужден отдать необходимые распоряжения 16-й и 49-й армиям и передать им все свои резервы. Однако соотношение сил и средств по-прежнему оставалось в пользу противника. Это обстоятельство заставило генерала Рокоссовского отказаться от второго эшелона, ликвидировать 13 противотанковых районов и уменьшить состав своего резерва. В итоге сократилась глубина оперативного построения армии, была существенно ослаблена её противотанковая оборона».
В результате контрудар в районе Волоколамска оказался крайне неудачным. Цели его не были, да и не могли быть достигнуты. Армия понесла большие потери, её оборона была ослаблена. В тот момент, когда Рокоссовский вынужден был нанести импровизированный контрудар, гитлеровцы имели превосходство в личном составе и артиллерии почти в три раза, в танковых – в десять раз. Полководческий экспромт вождя окончился так же, как и его нежелание отвести войска от Киева. Обстановка на московском направлении вновь обострилась до предела.
Приняв на себя командование сухопутными войсками, Гитлер вскоре убедился, что его решение не произвело никакого положительного эффекта на действия армии, когда начался второй этап немецкого наступления на Москву. А начался он, как и предусматривалось планом операции «Тайфун», 15 ноября. К началу декабря гитлеровским войскам был нанесён серьёзный урон. 6 декабря войска Западного фронта начали контрнаступление севернее и южнее столицы, а соседние фронты двинулись на штурм ослабленных и разрозненных частей вермахта в районе Калинин (ныне Тверь) – Елец.
Сказать, что это сражение, развернувшееся на широком фронте, далось Красной Армии легко, нельзя. Фашисты оказывали жестокое сопротивление. Только через 10 дней боёв нам удалось очистить от немецких войск Клин. Ещё через два дня враг был выбит из Солнечногорска. Немцы начали откатываться, но и в тылу не находили покоя. Там их встречали воздушно-десантные войска, конница, хорошо потрудившаяся на заснеженных полях, стрелковые роты лыжников и партизанские отряды.
Оказалось, что, когда нас совсем прижмёт, мы умеем действовать слаженно и уверенно. Гитлер, командующий сухопутными войсками, ничем не мог помочь Гитлеру-Главнокомандующему…
«…Если бы тогда, – размышлял в своих воспоминаниях Г. К. Жуков, – можно было получить от Ставки Верховного Главнокомандования хотя бы четыре армии на усиление (по одной для Калининского и Брянского фронтов и две для Западного фронта), то мы имели бы реальную возможность нанести врагу новые поражения, ещё дальше отбросить его от Москвы и выйти на линию Витебск – Смоленск – Брянск».
Ох, Ева, Ева! Её утешительный для Гитлера прогноз не осуществился ни через неделю, ни через две, вообще никогда. Как всё-таки женщины нещадно обманывают мужей. Даже таких могущественных и впечатлительных. Что уж говорить о нас, простых смертных…
