Однако тот прошел мимо, бросив «Ты за это ответишь!», и направился обратно к выходу. Мои стражники, издав дружный вздох облегчения, развернулись следом.

— Я жду! — этот Аззар-диль, видимо, хотел оставить последнее слово за собой. Мои конвоиры ускорились и обогнали даже хана, который остановился, чтобы отвесить поклон своему хозяину.

Возвращались мы с помощью того же подъемного механизма, и я радовалась, что поднимались мы очень быстро. Несмотря на то, что хан мечтал проделать во мне своим взглядом дырку, я, движимая ужасом и любопытством, не могла на него не смотреть. Фонари, которые, казалось, были встроены в стены колодца, достаточно хорошо освещали его лицо, как и перемены, которые с тем произошли. Хан, казалось, постарел лет на двадцать, а то и больше. Это уже был не молодой холеный юноша, а тронутый морщинами мужчина. Впрочем, не только морщинами. В его волосах, уже не таких обильных, как ранее серебряные нити седины на равных соперничали с золотыми. В моей голове скакали мысли: «Почему?! Как?! Это тот слизняк так сделал?! Он и со мной хочет сотворить то же самое?! И со всеми остальными?! Это то, что случилось с Марийкиной хозяйкой?!»

— Ты! За это! Ответишь! — прошипел тририхтский злодей мне еще раз. — И муженек твой тоже!

Я благоразумно отвернулась, не желая вступать в новую перепалку, но тому, видимо, нужно было сорвать на мне свою злость за испытанное унижение.

— Когда твой амулет превратится в простую безделушку, я не сразу отдам тебя Аззар-дилю. Сначала я вдоволь….

— Зеркало, Ваше Ханшество! — перебил его внезапно появившийся запыхавшийся толстяк. Оказалось, что мы уже вернулись к проему, ведущему в тот же коридор замка, откуда направились на встречу с подвальным чудищем. — Драцкий вас вызывает!

— Наконец-то! — хан отвернулся от меня, и в голосе его звучало неприкрытое торжество. — Надеюсь, его новости меня порадуют.

Он быстрым шагом направился вдоль коридора, Тарсий засеменил следом, и мои конвоиры, видимо, по инерции потащили меня в том же направлении. Когда мы последними ввалились в похожую на кабинет комнату — на это указывало, по крайней мере, наличие огромного письменного стола — постаревший и уже не такой златокудрый тририхтский правитель активировал артефакт, явивший испуганную физиономию стратисского предателя.

— Беда, Ваше Ханшество! — пролепетал продажный стратисский купец через зеркало, и, судя по тому, как вытянулась физиономия главного злодея, это были не те новости, которые он так жаждал услышать.

— Где идол?! — опершись о держащий зеркало постамент, словно у него внезапно прихватило спину, потребовал хан.

— Так это, не знаю, на месте, наверное, — по Драцкому было видно, что он изо всех сил пытается съежиться до размеров маленького мальчика, с которого и спросить-то нечего.

— Что?! — очевидно, подобные уловки с его хозяином не срабатывали. — Ты передал графине мое предупреждение?! Передал, что Его гнев падет на всех кровных родственников! И на графиню, и на ее племянницу в том числе! По запаху найдет, где бы они ни прятались!

— Я все передал, Ваше Ханшество, все передал, и они все поняли, Ваше Ханшество, все поняли! — закланялся купец подобно детской игрушке. — Но…. Это она во всем виновата! — показал он толстым пальцем в мою сторону.

Я была возмущена: «Я-то ту причем?!» Шел уже второй день, как я была в плену у тририхтского хана. Каким образом я могла быть виновато в чем-то, что происходило с принцессой и ее тетушкой в княжеском дворце?

— Поясни! — хану, видимо, эти обвинения тоже не были понятны.

— Поручила Ее Высочество этой злыдне цветок из леса принести заветный, то самый, что любую преграду преодолеть сумеет, — заявил купец, хотя ничего такого мне Файна не поручала. — Обманула поганка! Цветок подменила! Да хитро так, видно с духом сговорившися, что ее петух клятый к святилищу пропустил, а Ее Светлость и Ее Высочество полонил! — с надрывом закончил обвинительную речь стратисский перебежчик.

— Как полонил?! — удивился тририхтец. Мне, впрочем, тоже стало любопытно.

— Так ступили Ее Светлость и Ее Высочество с сорняком поганым, в полотенца его завернувши, так как жегся, через барьер, что святилище охранял, так и осталися там, в статуи каменные обратившись!

— Беспредел! — жрец первым пришел в себя от такой новости. — Стратиссцы за это ответят! За колдовство поганое и поругание принцессы волисской. Надо послов всех держав, что в Земье находятся собрать….

— Так собрала уже княгиня-то, — прервал его Драцкий. — Всех собрала: и послов, и купцов, и собрание боярское. Я тоже там был, — всхлипнул он. — Стоят страдалицы, как есть каменные, за пологом защитным, а лики ужасом перекошены.

— А расколдовать как? — спросил хан, чья собственная физиономия тоже была уже перекошена злобой и странно подергивалась. — Такое колдовство должно обратный уговор иметь.

— Есть условие, — согласно кивнул купец. — Если влюбится вьюнош сердцем чистый в деву заколдованную да поцелует, то спадет с нее оцепенение каменное. Вот только, — вздохнул он, — если есть надежда, что Ее Высочество расколдовать так можно, то Ее Светлость, наверное, навсегда в таком виде останется, — трагическим шепотом закончил Драцкий.

— М-да, — проговорил его хозяин, то ли соглашаясь с мнением купца, то ли выражая свои общие соображения по поводу сложившейся ситуации. Я сама не знала, что и думать по поводу таких новостей. С одной стороны казалось, что наказание они заслужили, а с другой — их было жалко. Ведь, неизвестно, когда найдется тот, кто расколдует.

— Украсть их сможешь? — деловито поинтересовался хан, что-то про себя раздумывая.

— Так за пологом они! — взвыл продажный купец, всплеснув руками. — Его сиятельство маркиз уже интересовался, можно ли Ее Высочество забрать да к батюшке вернуть. Из-за полога их только сам князь или сын его высвободить могут, а князь-то на границе, и княжич неизвестно где пока гуляет.

«Значит, хан все-таки не врал, когда хвастался, что на Стратисс напал!» — пронеслось у меня в голове. А то, что княжич скрылся, так в этом я могла его только поддержать. Его, небось, первым бы злодеек целовать заставили.

— Да, отследить его нам пока не удалось, — покачал головой толстяк в рясе, опять почему-то недовольно глянув на меня.

«Вот почему, я у них во всем виновата?! Я ведь, кто этот княжич, даже не знаю!»

— Такая операция насмарку! — раздосадовано проговорил жрец, когда зеркало было дезактивировано.

— С самого начала не надо было рассчитывать на дурных баб! Не справились с тем, что даже у этой каракатицы получилось! — отрезал хан. — Они теперь и для того, на что все бабы годятся, не пригодны. Ловко вывернулись! — он стукнул по подставке, отчего задрожало зеркало.

— У Френзиса еще три сына, — напомнил ему Тарсий.

— И какой мне с них толк!

— Можно попробовать лебедя выкрасть. Поговаривают, что водные разини, каких свет не видывал. И у них как раз девка есть на выданье.

— Хмм, — задумался над предложением тририхтский колдун. Я в том, о чем они говорили, ничего не понимала, но подозревала, что замышляют злодеи новую гадость, не иначе. — Лебедь тоже неплох, однако….

Что он хотел сказать, так и осталось неизвестным, так как раздался странный звук, будто где-то ударили в набат, и отзвук от этого прокатился по всему замку.

— Гости у нас?! — удивился жрец, а хан снова обернулся к зеркалу и стал водить по нему руками.

«Опять Драцкого вызывает?!»

Как и в прошлые разы, картинка сначала пошла рябью, потом туманом. Вот только стоило туману рассеяться, как зеркало показало нам не стратисского купца, а моего злыдня собственной персоной, стоящего на запыленной площадке перед крепкой на вид, раза в три его выше, обитой железом дверью.

Дарин

Собираясь в путь, я и предположить не мог, что первой проблемой станет не преодоление препятствий, не борьба с присными хана, а то и разбуженной им страшной нечистью, а поиски провианта. Выданный нам Яросельской мешок морковки Буря съел, не успели мы из леса выехать. Потом оказалось, что он уважает и пирожки с капустой, и яблочки моченые, и к бутербродам с сыром тоже неплохо относится. До границы мне пришлось насколько раз останавливаться, чтобы прикупить у селян то моркови, то хлеба — сена этот странный конь не признавал категорически — но уже на взгорье пояса нам обоим пришлось затянуть. Здесь не было селений, а жесткую, временами колючую траву жеребец тоже есть отказывался.