Именно в этот момент ещё есть возможность подумать и решить: нужно мне всё это или ну его к чертям. Но синие омуты в нескольких сантиметрах манят окунуться с головой в их воды. Вынырну ли? Не знаю. И не уверен, что захочу этого.

— Всё, хватит тянуть кота за причиндалы, — говорю, поднимаясь на ноги и протягивая Полине руку. — Едем?

Она секунду размышляет, словно и сама для себя пытается найти ответ на, мучивший меня несколько секунд назад, вопрос. Потом медленно кивает и расплывается в улыбке. Чёрт, вот как не наброситься на неё прямо здесь и сейчас? Дыши, Брэйн, просто дыши.

Мы мчимся по ночному городу, наполненному запахами поздней весны и предвкушением. Мотор ревёт, почти оглушая, а мотоцикл вибрирует, и вибрация эта будоражит и без того возбуждённый организм. Нет, у меня не трещат штаны и не рвётся ширинка, просто слишком уж хочется свернуть на обочину, пересадить девушку, что так доверчиво обнимает меня за талию, вперёд и целовать её, целовать, пока наше дыхание не станет общим, а сердце не разорвётся на мелкие клочки.

Я хочу её, как никого раньше. Да, у меня богатый опыт, чего скрывать? Я люблю женщин, а они отвечают мне взаимностью. Нет, случались и отказы, но это такая редкость, что даже вспоминать лень. Всегда добиваюсь своего и никогда не останавливаюсь на пути к цели — так уж устроен. Но, кажется, не было такого, чтобы так сладко ныло сердце только лишь от одной мысли, что она может стать моей.

Нет, неправильная формулировка.

Она станет моей.

— Так куда мы едем всё-таки? — слышу сквозь шум мотора, мотаю отрицательно головой и улыбаюсь.

Полина бьёт меня кулаком в плечо и смеётся.

— Сюрприз, — поворачиваюсь к ней и замечаю, что она внимательно рассматривает меня, чуть закусив пухлую губу. Нужно будет потом объяснить ей, что если продолжит в том же духе, мы когда-нибудь полетим вниз башкой в кювет, доиграется. — Уверен, что ты просто обожаешь сюрпризы.

— Следи за дорогой, — смеётся Полина, когда я подмигиваю ей. — И не нужно мне строить глазки, не сработает.

Но по румянцу, что расцвёл на смуглых щеках, по задорному блеску синих глаз понимаю, что всё делаю правильно. Что бы она ни говорила, она довольна.

И я не подведу её, потому что не привык разочаровывать.



Он так и не признался, куда именно везёт меня, как до сих пор не назвал своего имени. А я сижу на мотоцикле за его спиной и вместо того, чтобы паниковать, улыбаюсь, словно малолетняя дурочка. Мне хорошо с ним, хоть он и закрыт на все замки, захлопнут окованной железом крышкой при всей своей кажущейся простоте. Но я далеко не идиотка и никогда ею не была и понимаю, что с Брэйном вряд ли может быть просто. Есть внутри него что-то, что никак не поддаётся пониманию, и это незнание пугает, но и манит, точно мёд муху. Ох, не увязнуть бы всеми лапами.

Кто он на самом деле? И почему меня так тянет к нему, хотя я мало похожа на ветреную девицу, которая прыгает в постель к каждому, кто проявит к ней интерес. Но Брэйн мне нравится так сильно, что дышать забываю рядом с ним, и это новое для меня чувство будоражит.

Держу его так крепко, словно он может раствориться вместе со своим мотоциклом, и я останусь совсем одна на пустынной ночной дороге. Но мне мало просто уцепиться за его талию и приникнуть всем телом к широкой спине. Мне хочется быть настолько близко, насколько не была до этого ни с кем. И это чувство, в общем-то, новое для меня пугает до умопомрачения. Я, всегда ставившая на первое место карьеру, несусь на полной скорости по ночному шоссе чёрт знает куда с почти незнакомым парнем. И вся эта затея может очень плохо кончиться, если хорошенько подумать.

Нет, я не синий чулок, не ханжа и не сухарь — бывали в жизни разные случаи, чего греха таить. Но всегда — подчеркиваю — всегда я держала всё под контролем и искала пути мирного отступления, не позволяя любым отношениям перерасти во что-то большее, причинить боль, разрушить. Наверное, я трусиха, раз убегала раньше, чем могла почувствовать к кому-то любовь.

Но Брэйн…

С ним всё иначе, с ним чувствую себя другой: отчаянной и смелой, раскованной и сексуальной. А главное, уверенной, что именно здесь — рядом с ним — мне самое место. Не странно ли? По мне так очень.

Тем временем, мотор постепенно перестаёт реветь аки брачующийся орангутанг, и мотоцикл плавно съезжает с пригорка. Смотрю вокруг, и сердце замирает, какая кругом красота. Не сдерживаю восхищённого возгласа, когда глазам открывается потрясающий вид на ивы, окунающие свои тонкие ветви в безмятежные воды озера; на небольшую лодку, слегка покачивающуюся у берега чуть вдалеке и на деревянный домик с покатой крышей, что почти скрыт от посторонних глаз за деревьями и разросшимися кустами, покрытыми молодой бледно-изумрудной листвой. Луна вышла на небосвод, проливая на землю бледный свет, который делает всё нереальным, сказочным. Кажется, что вот сейчас, из-за того дальнего куста, выйдет волк и, втянув носом воздух, начнёт выть на небесную головку сыра, в надежде хоть когда-нибудь быть правильно понятым мирозданием.

— Знал, что тебе понравится.

Брэйн улыбается, но на этот раз не торопится подходить и смущать меня своим присутствием. Он словно пытается дать привыкнуть к этой почти мистической красоте, и я благодарна за это.

— И откуда ты всё знаешь? — спрашиваю, не глядя на него. Мне почему-то неловко и немного страшно. Но не того, что сделает со мной, а того, на что сама могу оказаться способна.

— Потому что я грёбаный экстрасенс, — хмыкает, а я чувствую на себе его обжигающий взгляд: ощупывающий, жадный. — Но на самом деле я просто слишком опытный, наверное.

Его честность шокирует. Но в глубине души ведь нравится его прямота и открытость, уверенность в себе и лёгкость. Он знает себе цену и цену своим поступкам. Наверное, именно этого мне всегда и не хватало в мужчинах, что вились кругом: внутренней силы, целостности и недёжности.

— Насколько могу судить, ты совершенно этого не стесняешься, — говорю, стараясь, чтобы он понял: я ничего не имею против его прошлого. Оно есть у каждого, тем более, что я и сама давно не ребёнок и уж точно не монашка.

— Делать мне больше нечего, — говорит, делая шаг в мою сторону. Настолько длинный, что его хватает сократить расстояние между нами до опасного минимума. — Не люблю строить из себя того, кем не являюсь.

— Хорошее качество.

— Отличное, — говорит и слегка дует на мой затылок. — Во мне этих хороших качеств не перечесть.

— Позёр.

— Есть немного.

От его дыхания — лёгкого, почти невесомого — кажется, что все внутренности свились в тугой клубок, из-за которого в лёгких молниеносно заканчивается воздух. Чуть приоткрываю рот, чтобы сделать хоть один маленький вдох, а Брэйн повторяет сладкую пытку, от чего в глазах темнеет.

Так стоп. Что происходит? Если на меня так действует простое дуновение, то что будет, соберись он снова меня поцеловать?!

Вдруг сильные руки опускаются на мою талию, притягивая к мощному телу, а Брэйн наклоняет голову и целует меня в шею за ухом, от чего сладкая дрожь проходит по позвоночнику, а мир вокруг вертится и кружится в адской пляске. Этот поцелуй лёгок и невесом, почти невинен, но способен вывернуть наизнанку.

— Пошли, ты замёрзла, — его голос у самого уха, интонация обжигает до самого дна, провоцируя и волнуя.

— Да? — удивляюсь, потому что совершенно этого не заметила. Да мне наоборот жарко!

— Да, — кивает и снова целует, на этот раз в шею.

Мне не хочется, чтобы он останавливался и до головокружения хочется, чтобы остановился. Потому что это переходит всякие границы. Почему мы, как только остаёмся наедине, сразу начинаем вытворять, чёрт знает что?! Почему почти не разговариваем, ничего не обсуждаем, а только лишь целуемся и обнимаемся, словно именно в этом и состоит смысл жизни? Это ненормально, так не должно быть. Люди — не кролики, они ещё и общаться обязаны друг с другом.