Мысли о том, что вытворяло моё сознание заставляют покраснеть, и я прикладываю ладони к пылающим щекам и зажмуриваюсь. Не хватало ещё предстать перед ним аки свёкла колхозная. Нетушки, не дождётся. Да и если моё смущение заметят близнецы, от насмешек не избавлюсь до их пенсии. Они у нас, хоть и мелкие ещё — всего пятнадцать — необыкновенно соображалистые.

Распахиваю дверь и почти кубарем лечу вниз. Нужно сделать всё, чтобы бабуля не волновалась: знаю, что она, как истинная мать своего сына, тоже любит вешать на людей ярлыки по поводу внешнего вида, но…

По мере того, как приближаюсь к кухне, до слуха доносятся оживлённые голоса и… смех! Чёрт возьми, бабушка смеётся, просто заливается, и ей вторят два мальчишеских, весьма грубых для их возраста, голоса. Брэйн что-то рассказывает, и эта история вызывает приступы безудержного веселья. Однако…

— Ой, у меня уже живот болит, прекращайте! — почти кокетливо говорит Жанночка, а я, войдя в кухню, замираю на пороге. — Детка, к тебе тут гость приехал.

Смотрю на "гостя" и встречаюсь со взглядом прищуренных ореховых глаз — чуть насмешливых, слегка любопытных и слишком грешных, чтобы моё дыхание оставалось ровным. Осторожно, чтобы никто не заметил, втягиваю носом воздух, словно сквозь разделяющие нас несколько метров смогу почувствовать его запах — мускусный, древесный, мужской.

В памяти всплывают картинки, как он впечатал меня спиной в дерево и почти что потерял контроль над собой. Я помню, как вздымалась его грудь, как прерывистое дыхание вырывалось на свободу с хрипом, почти рычанием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Так, стоп.

— Привет, — произносит Брэйн и улыбается мне. Тепло, искренне. От этого внутри всё переворачивается, сердце пляшет кан-кан, ударяясь о рёбра.

— Что ты здесь делаешь? — выдаю первое, что приходит на ум.

— В гости заехал, или нельзя было? — спрашивает, заломив тёмную бровь и чуть растягивая губы в усмешке.

— Ну, не то, чтобы…

— Нам надо поговорить.

В кухне, кажется, замирает само время. Даже неугомонные близнецы затихли, словно дышать забыли. Не знаю, что у них на уме, но уверена: вскорости охотно поделятся со мной своими догадками. Молчит и бабуля, хотя это на неё совершенно не похоже.

Но я никого из них не замечаю, потому что меня притягивают его глаза, словно чёртовы магниты, а в горле пересохло.

— О чём?

— Много о чём, пошли.

Одним плавным движением он отталкивается от стола, на который опирался, когда я зашла, и от этой картины у меня в глазах двоится. Нет, я не должна никуда с ним идти, потому что никто и никогда раньше не действовал так на меня, и до панической атаки боюсь, что всё это закончится плачевно.

Я, которая никогда ни в кого не влюблялась, сохраняя ясность сознания в любых своих отношениях, сейчас готова вприпрыжку скакать за случайным знакомым, на теле которого места живого нет от татуировок. Да она есть у него даже на голове! Что я делаю, мамочки?!

Озираюсь по сторонам, будто ища поддержки в лице дорогих родственников, но даже бабуля продолжает хранить молчание, а в синих глазах горит лукавый огонёк, а это значит, что она одобряет мои прогулки с Брэйном. Не знаю, что он уж тут ей понарассказывал, чем обаял, но выглядит она почти счастливой. Оборачиваюсь в сторону, сидящих за барной стойкой братьев, но они синхронно показывают мне большие пальцы и гримасничают, от чего хочется запустить в них чем-нибудь тяжёлым.

Надо будет потом у Влада выяснить, чем Брэйн их тут развлекал.

Три пары синих глаз провожают нас в полной тишине, а мне кажется, что меня на заклание ведут. Странное чувство. Словно за меня все всё решили.

Брэйн идёт впереди — уверенно, размашисто, а я невольно любуюсь его широкой спиной. Слишком широкой… Он не качок и не культурист, нет. Он просто наделён природой внушительными габаритами, которые, тем не менее, не делают его неуклюжим или неповоротливым. Я помню, как бесшумно он двигался в темноте, как возникал совсем близко, когда совсем этого не ожидала. А ещё как жалела, когда он снова отходил от меня.

Так, снова стоп. Три раза стоп. Нужно выяснить, что он от меня хочет и пусть проваливает ко всем чертям. А то, гляди на него, загадочный и непредсказуемый. То едет за мной на мотоцикле, через заборы перелезает, штаны рвёт, а то уезжает, даже не спросив моего номера телефона.

И зачем он приехал? Снова целовать, сводить с ума, а потом уезжать, словно мы о погоде разговаривали?

Он идёт, словно знает этот дом лучше меня самой, и, в конце концов, мы оказываемся на заднем дворике, где под большим деревом цветущей сирени, дурманящей ароматом, притаилась беседка. Ныряю внутрь, сажусь в дальнем углу и жду, что Брэйн будет дальше делать.

— Чем обязана? — вырывается вопрос, который не планировал задавать, но какая-то обида плещется внутри, с которой никак не могу справиться.

Брэйн садится совсем близко, и меня окутывает облаком знакомого запаха, от которого вчера чуть голову не потеряла. Сжимаю кулаки, больно впиваясь ногтями в кожу ладоней, но эти неприятные ощущения помогают привести мысли в порядок.

— Ничем ты не обязана, — усмехается, искоса глядя на меня. — Это я обязан объясниться.

Вот это поворот. Молчу, смотрю в противоположную сторону, но кожей ощущаю его блуждающий взгляд. Я вообще подозрительно хорошо чувствую его.

— Поедешь сейчас со мной? — спрашивает, а я не удерживаюсь и смотрю на него. Но он не шутит, только улыбка блуждает на губах. — Ты удивлена? Впрочем, чего-то подобного я и ожидал.

— Тогда зачем приехал? Я вообще-то и матом могу тебя послать, тоже мне, нашёлся подарок небес.

Я вкладываю в голос побольше сарказма, чтобы он не думал, что я какая-то там дурочка, с которой можно порезвиться под деревцем, а потом забыть, как её зовут. Обычно, я сама выбираю, с кем и где мне резвиться.

Но почему тогда так сладко ноет под ложечкой, когда вспоминаю, каким сильным и настойчивым он был, как делал то, что хотел, не думая о последствиях?

Само собой, всё в допустимых рамках, без насилия и грубости, но мне слишком понравилось, каким уверенным в себе и каждом своём действии он казался тогда. И это… это, чёрт возьми, ощущалось таким правильным, таким… нормальным? Да, точно. Нормальным. С ним мне не хотелось быть сильной, независимой. Хотелось просто закрыть глаза и отдаться его воле, потому что ему бы я смогла довериться.

Но только фигушки я так быстро ему об этом скажу. Пусть подумает над своим поведением, а то, глядите на него, думает, ему всё можно.

— Я приехал забрать тебя из этой каменной коробки.

Заявляет об этом так просто, словно такие вещи в его жизни в порядке вещей: просто приехать без приглашения в дом, где его никто не знает и увезти девушку, которой даже имени своего не сказал в неизведанные дали. Ну, что за человек?! Хренушки ему, а не прогулка.

— Поехали, — говорю, хотя ведь собиралась послать его куда подальше, используя весь запас обсценентной лексики, но слова срываются с языка, опережая мозг.

И почему рядом с этим мужчиной я теряю способность вести себя адекватно?



Эта девушка одно сплошное противоречие.

— Даже не спросишь, куда? — чувствую, как мимо воли улыбка расплывается на лице. — А вдруг завезу тебя в лес? И съем там, не поморщусь?

Придвигаюсь к ней вплотную и, закинув руку на спинку лавки, обнимаю Полину и притягиваю к себе. Она замирает испуганным зверьком, но в итоге расслабляется, хоть и не до конца — не ныряет в мои объятия, не кладёт голову на плечо, даже, кажется, не дышит. Усмехаюсь про себя: а она крепкий орешек, моя Поля…

Моя?

А почему бы и нет?

Полина мне нравится, и Роджер правильно заметил: я не из тех, кто мотает сопли на кулак и если мне кто-то нравится, действую, а не размышляю. Правда, не могу припомнить, чтобы мне кто-то настолько сильно западал в душу, но пока не хочу ни о чём думать: мне хорошо, а остальное пусть к чертям катится, где ему самое место.