Робот Митрошка отводил в сторону глаза, на металлическом лице его невозможно было что-либо прочитать. Непроницаемой была физиономия робота и потому казалась загадочной.
– В лесу, – коротко объяснил Митрошка. – Званцев, говорит, без меня обойдется, а есть существа беззащитные, им помощь нужна.
– Что еще за существа? – нахмурился Званцев. – Опять какие-то игры, Митроха?
– А что я? – сказал робот. – Ты о Доме спрашивал? Я и говорю, в лес наш Дом отправился. Тут недалеко, полсотни километров не будет.
– Ну, и зачем он туда отправился? – продолжал расспросы человек.
– Слушай, Званцев, ну я-то тут при чем? – взмолился Митрошка. – Я его отговаривал. Я ему говорил, что глупость он затеял.
– Та-ак, – с расстановкой подытожил Званцев. – Что за глупость?
– Я не при делах, – быстро сказал Митрошка. – Это его личное решение. Мне-то что? Можем слетать, посмотреть.
Лес и в самом деле оказался не слишком далеко. Десять минут лета.
– Где он? – спросил Званцев Митрошку.
– Где, где, – с особой интонацией сказал Митрошка. – А то ты сам не видишь!
И в самом деле – не увидеть лежащую на опушке огромную голубую варежку было бы трудно.
– Это еще что за ерунда? – удивился человек.
– Здорово, Званцев, – глухо сказала варежка. – Ты не волнуйся, я уже заканчиваю. Все-таки странные вы существа, люди, и сказки у вас, мягко говоря, странные.
– Дом, ты о чем? – удивился Званцев.
– Про сказки, – сказал Дом. – Понимаешь, Званцев, для того чтобы лягушку поймать, пришлось лед на озере вскрывать. Весь в иле перемазался, пока хороший экземпляр добыл. И что же? Дрыхнет и просыпаться не желает. Может, мне ее током ударить?
– Садист, – сказал Званцев. – Механический садист. Не смей измываться над бедным животным. И кто у тебя там еще кроме лягушки?
– Заяц и волк, – вздохнул Дом. – Заяц все скачет да морковкой хрустит, а волк скулит и в двери скребется. Прикинь, я ему бифштексы синтезировал, так не жрет, гаденыш серый. Зайца ему подавай!
– А медведя у тебя там нет? – поинтересовался Званцев.
Дом подозрительно молчал.
– Ну? – настойчиво поинтересовался Званцев.
– Званцев, ты не волнуйся только, – сказал Дом. – Он спокойный, даже не проснулся, когда я его из берлоги вынимал. Я ему логово оборудовал, так веришь, он даже лапу из пасти не вытащил. И слюни пускает, словно у бочки меда сидит. Меня мышка-норушка куда больше достает. Гонял ее, гонял, а все без толку. Даже определить, где она находится, не могу. Весь пластик внутренней облицовки изгрызла, наверное, ход хочет прорыть. Слушай, ну почему у мышей такие острые зубы?
Званцев промолчал. Он почти видимо представлял волка, изнемогающего при виде зайца, спящего на его любимом диване медведя и неторопливую мышь, прогрызающую ход в недрах Дома.
Вернуть медведя в берлогу, закопать лягушку в ил, выпустить в лес шалого волка, который тут же погнался за одуревшим со страха зайцем, было недолгим делом. Вскоре они уже направлялись в город. В Доме стоял запах псины и свежей земли. Митрошка бродил по Дому и что-то бормотал себе под нос. Видимо, слова эти были не слишком лестными для Дома, тот неумело отругивался.
– Слушай, Дом, – поинтересовался Званцев. – А с чего тебя на сказки потянуло?
– Жалко зверей стало, – признался Дом. – Вон какие морозы стоят. Что по Цельсию, что по Фаренгейту. А жилья своего у них нет. Ну и решил дать им морозы переждать. Ты, Званцев, не волнуйся, я бы обязательно вернулся.
– Сказочник, – сказал Митрошка. – Доброхот!
– Я все понимаю, – сказал человек. – Одного понять не могу – почему именно теремок?
– Общежитие, – сказал Дом. – Сожительство разных видов. Хотелось понаблюдать вблизи. Интересно же, Званцев. А в «Теремке» конкретно сказано, кто должен в нем жить.
– Исследователь! – с неопределенной интонацией сказал Митрошка.
– Ты радуйся, – коротко хохотнул Званцев. – Это он сказки по второму тому Афанасьева изучал, там хоть чертей и ведьм нет. Представляешь, он ведь мог и собственным домовым обзавестись. Мог ведь, Дом?
Дом подозрительно молчал.
Они летели над землей, и за прозрачной стеной мелькали ровные квадраты снежных полей, разделенные дорогами и темными лесополосами. Слышно было, как в недрах Дома скребется мышка-норушка, пытаясь найти свои запасы.
– В конце концов, – сказал Дом задумчиво, – что есть домовой? Хранитель жилища. Полезнейшее существо.
– Дом, не смей! – тревожно сказал робот Митрошка. – Званцев, ты ведь разумное существо! По крайней мере, относишь себя к таковым. Ну разве можно такими глупыми идеями бросаться?
Отпуск на море
Званцев проводил отпуск на берегу Черного моря.
В этом был свой умысел, в котором он пока не хотел признаваться даже самому себе. Он надеялся, что к нему приедет Алена. Она обещала, и Званцеву хотелось думать, что все будет так, как она обещала ему по видеофону.
Аленой звали проказливое светловолосое существо, с которым Званцев познакомился на концерте Виолы Стронг. Две недели они, не расставаясь, бродили по Питеру, посещали музеи, выставки и достопримечательности города. Нет, разумеется, их тяга друг к другу оказалась отнюдь не платонической, Званцев в командировках с тоской вспоминал их жаркие ночи. К слову сказать, они друг другом не пресытились, и при каждой встрече все начиналось сызнова, доводя Званцева до безумия. Брак и совместная жизнь виделись Званцеву единственным выходом из сложившейся ситуации, но все осложнялось тем, что Алена училась в Сорбонне. Ей оставался еще один учебный год, а отставать от группы она не хотела, хотя и против замужества не особенно возражала.
– Слушай, Званцев, – круглила она глаза. – А мне фата пойдет?
– Тебе все пойдет, – соглашался Званцев.
Алена задумывалась, но, как правило, ненадолго.
– А туфли на шпильках?
Однажды она заявилась к Званцеву домой встревоженная и задумчивая. На все вопросы Званцева отвечала невпопад и явно что-то прикидывала, а это всегда был плохой признак. Уже вечером, когда они готовились лечь в постель, а Званцев сервировал стол на кухне, она подошла к нему сзади, осторожно обняла за плечи, прижалась к его спине щекой и застенчиво спросила то, что ее мучило в этот вечер.
– Слушай, Званцев, а вот мы поженимся и у нас что, дети будут?
Званцев привел ее на работу и познакомил с Домом и роботом Митрошкой.
Митрошка ей сразу понравился, а Дома она немного побаивалась и шепотом спрашивала любимого:
– Слушай, Званцев, получается, что он везде, да? И когда мы… это… ну, сам понимаешь, он что, вроде с нами, да?
И разубедить ее, объяснить, что деликатный Дом отключает все рецепторы, добровольно обрекая себя на звуковую и сенсорную глухоту, было почти невозможно.
– Что же ему неинтересно, что ли? – недоверчиво и задумчиво улыбалась Алена. – Я бы и то подсмотрела и даже подслушала!
Роботу Митрошке Алена тоже понравилась.
Когда-то Званцев долго объяснял ему взаимоотношения мужчины и женщины и вообще необходимость двух полов в общественной жизни человечества. Не сразу, но робот Митрошка объяснения усвоил, как оказалось, весьма своеобразно.
– Общественную ячейку хочешь создать? – с достойной робота прямотой поинтересовался он. – На предмет потомства? Достойный кандидат, и к роботам хорошо относится. Смотри, что она у меня на спине нарисовала!
На мощной спине Митрошки шкодливой рукой был довольно умело изображен робот, чем-то похожий на Митрошку, идущий под руку с несомненной роботессой. На голове у роботессы была легкомысленная фата, нижние манипуляторы ее были обуты в туфли на шпильках, а в руках она держала букет цветов. Угрюмый робот, так похожий на Митрошку, толкал перед собой коляску, из которой выглядывали рожицы счастливых роботят.
– Нравится? – спросил Митрошка, как будто лично изобразил на собственной спине это художественное безобразие. – Я уже и к зеркалу подходил, чтобы внимательнее рассмотреть. Таланты в ней пропадают, Званцев, ты за нее держись.