Вместе здесь они воевали не первый месяц, не один десяток раз были в перестрелках, вытаскивали буквально на себе товарищей из трудных ситуаций. Делились куском хлеба, патронами. Да и боевые медали и ордена получали не за просиживание в кабинетах.

Особую помощь в этом поиске Большакову, как и было положено, оказывал его непосредственный начальник – полковник Игорь Шалаев. Профессиональный, умный аналитик, прошедший, как говорили, хорошую школу Генерального штаба, он был назначен сюда из Москвы, и прилетел в Таджикистан одним бортом вместе с Николаем. Вместе приехали и сюда в часть.

Было известно, что полковник Шалаев попросился в эту вновь созданную Оперативную группу по борьбе с террористами сам, хотя легко мог отказаться, выбрав уютный кабинет в самом Душанбе. Более того, он не раз сам лично выезжал на боевые операции. Лично не раз участвовал в операциях против «Шаха». Во время одного боя у самой границы был даже ранен в плечо, но продолжал руководить спецназовцами и от госпитализации до конца операции отказался. К работе, как было видно, полковник Шалаев относился серьезно – порою до утра засиживаясь в своем кабинете, работая с оперативными сводками. Внимательно изучал все секретные бумаги, каждый раз пытаясь организовать на его взгляд очередную успешную, но нестандартную операцию. Но, потом, после провалов, он стал более осторожен. Значительно уменьшив число присутствующих на подобных совещаниях.

Более того, именно Шалаев практически первым заявил капитану Большакову, что эта череда провалов во время спецопераций может быть вызвана только предательством. И посоветовал еще раз расширить список, взять под наблюдение всех без исключения офицеров, задействованных в операциях последнего времени.

Большаков, внеся в список даже себя, хотел поначалу вычеркнуть полковника Шалаева из списка подозреваемых. Ведь тот сам разрабатывал эти операции.

Слабое подозрение пришло несколько позже. С мелочи. Когда его глаз зацепился за фото в удостоверении личности полковника Шалаева, которое увидел случайно на столе местного кадровика. Привлекла внимание мелочь – на фотографии Шалаев был сфотографирован в форме офицера Военно-воздушных сил России.

Конечно же, в этом не было ничего сверхъестественного, и на такую мелочь, наверное, даже в другое время он сам не обратил бы внимание. Цвет военной формы был здесь не главным. К тому же, в Таджикистане капитан Большаков тоже никому не представлялся, как офицер-пограничник, предпочитая носить обычное хэбе с шевроном «Военной разведки».

Но было непонятно, зачем такому перспективному полковнику, тем более, как сейчас выяснилось – военному летчику, служба в рядовом и, как выясняется совсем для него непрофильном подразделении спецназа объединенных пограничных и сухопутных миротворческих сил? Зачем ему, уже взрослому человеку, нужно было уезжать из спокойной и сытой столицы сюда, принимать участие в разработке спецопераций против наркомафии в далеком Таджикистане, рискуя каждый день жизнью? Неужели он сюда приехал ради льгот и наград? Нет, было не похоже…

Небольшая, но весьма интересная информация относительно полковника Шалаева, пришла к нему в ответ на личный запрос из Москвы всего через неделю. Помог, в этом казавшемся безнадежном деле, бывший командир, получивший назначение в Главное разведуправление Генерального штаба. Полученная информация не просто удивила, но и заставила копать еще дальше.

Прежде всего, из полученных бумаг выяснилось, что бывший профессиональный военный летчик полковник Шалаев не такой уж кристально чистый человек, как о нем можно было подумать. Еще в июне 1991 года у себя части на Дальнем Востоке, он оказался замешан в «какую-то неприятную историю», за что получил партийное взыскание, потом был понижен в звании и переведен из летного состава в аэродромную обслугу.

Позже, уже из неофициальных документов, стало известно, что уже девятнадцатого августа, бросив в лицо командиру части свой партийный билет члена КПСС, он улетел в Москву. И все оставшиеся два августовских тревожных дня провел в Белом доме на Краснопресненской набережной вместе с охраной Президента России Бориса Ельцина, и примкнувшего к ним своего бывшего командира – генерала авиации.

Как результат тех ночных дежурств – «новоиспеченного демократа» не уволили, как дезертира, а благодаря нужным связям, восстановили в звании, и даже пристроили на неплохую должность в аппарат нового Министерства обороны России. И сразу же, как пострадавшего «борца с КПСС», нашли хорошую должность, а еще через полгода восстановили в звании полковника.

Но полковник Шалаев, несмотря на хорошие служебные перспективы, и на шанс получения генеральских лампас в столице, вдруг стал просить руководство отправить его в Таджикистан. На борьбу с «моджахедами». Объясняя, в тесном кругу, это тем, что, мол, на Дальнем Востоке, у него был сослуживец, который незадолго до вывода войск, погиб в небе Афганистана. И якобы Игорь поклялся его вдове и сыну, что отомстит.

Кто-то удивился, кто-то покрутил пальцем у виска. Но в эту длительную командировку он отправился не как летчик, а почему-то начальником Объединенного подразделения спецназа. Полковник Шалаев прибыл в Таджикистан с огромными полномочиями. Разрабатывал все операции и визировал лично.

Среди тех же переданных Большакову документов из Москвы, находилась и ксерокопия объяснительной записки командира той самой дальневосточной авиационной части, где ранее служил Шалаев. Оказывается, под той туманной многозначительной полуофициальной формулировкой «замешан в неприятной истории», было скрыто нечто более серьезное – полковник Шалаев тогда был замешан ни в чем ином, как в попытке транзита наркотиков.

Как стало известно потом, порошок доставлялся во Владивосток на корабле, потом некто встречал товар и отвозил под Хабаровск к Шалаеву. А тот уже, используя высокое положение в своей авиационной части, мог военным бортом переправить его в Подмосковье. Причем не на военный аэродром Чкаловский, где вдруг заработала таможня, а куда-то поблизости, на маленькие аэродромы.

Возможно, сотрудники военной контрразведки его тогда бы быстро определили в следственный изолятор, но наступала «золотая» пора безвременья, когда каждый был только сам за себя. Так, он отделался лишь небольшим взысканием. Ну а потом, когда Шалаев вновь начал в 91-м году свое новое восхождение по служебной лестнице и оказался в Москве, о его преступлении предпочли лучше умолчать…

К слову, в оперативных закрытых документах, все же был назван и тот самый человек, привозивший Шалаеву те самые пакеты с наркотиками – некто Мирзо Азимов…

Большаков оторвался от раздумий, и открыл глаза. Несмотря на раннее утро, солнце уже достаточно осветило окрестности. Пока в ауле все было тихо. Большаков посмотрел на часы – четыре утра без трех минут. Эту операцию он организовал сам, не поставив на этот раз в известность своего начальника Шалаева. Рисковал, но заручился поддержкой сотрудников военной контрразведки.

Капитан Большаков пригнулся. Совсем рядом, мимо хорошо замаскировавшихся спецназовцев, проехали возможные три покупателя. Видимо – за наркотиками. Получалось, что с их приездом, мышеловка должна захлопнуться.

Николай приподнялся с земли, глубоко вздохнул и, оглядевшись, поднял сжатую в кулак вверх правую ладонь, давая понять окружающим, что операция начинается.

Еще спустя минуту, под гулкий топот десяток сапог он вместе с солдатами ворвался на узкие улочки глинобитного аула. Входили, как и было запланировано – с трех сторон, оставляя, вроде как случайно, на четвертой лишь двух автоматчиков. Это было и понятно, если боевики откажутся сдаваться, то начнут туда отступать именно туда – где и окажутся на минном поле.

Но все же, капитан в сердцах надеялся, что может быть обойдется без выстрелов. Не получилось. Уже через мгновение утреннюю тишину разорвали автоматные очереди, звуки взрывов, крик раненных…

К его удивлению, этот бой так же быстро окончился, как и начался. Умело организовав операцию, спецназовцы сработали быстро и четко. Большинство убитых боевиков лежало на земле, и лишь небольшая их часть во главе с раненным, но еще живым «Шахом» пряталась за где-то за дувалом.