– Оказывается мы с тобою соседи не только по палате, но и по учебе и последнему месту службы, – Николай улыбнулся и присел на подоконник, посмотрев на желто-красно-зеленый лес. – Нас разделяло всего каких-то пару тысяч километров. Как говорят служащие здесь – мы с тобою обрели для службы «теплое место»…

– …Которое в одно мгновение в 91-м превратилось в настоящую «горячую точку», – быстро продолжил Гурвич. – Последние годы каждый выход на дежурство было сродни боевой операции. У нас удивительное место – своеобразный анклав Азербайджана на Армянской территории. И эти две бывшие братские республики готовы были поубивать друг друга за этот кусок земли и, естественно нас – советских пограничников, стоящие здесь по всему кругу буфером.

– Я вот тут, около полугода назад, – Володя что-то вспомнил и хотел выговориться, – попытался на неделю смотаться в свою родную Белоруссию. К родственникам, друзьям. Ну и ради сокращения расстояния вылетел на азербайджанском вертолете в Баку. Чтобы потом сразу бортом в Москву.

– Так вот, представляешь, эту чертову вертушку сбили недалеко от государственной границы…, – продолжил офицер и тяжело выдохнул.

– Ну и как там было? – переспросил Большаков в надежде на то, что Гурвич расскажет, как попали в вертолет, как машина, потеряв управление, стала быстро падать… Даже мурашки пробежали у Николая по спине… Не зря же, он не любил летать этим видом транспорта…

Но Гурвич лишь махнул рукой, и, посмотрев на Большакова, грустно сказал:

– Я, блин, из-за этих неподконтрольных никому партизан потерял три дня от отпуска, – и добавил, – пока из-под обломков вылез, пока первую помощь летчикам оказал, потом пока до аэродрома добрался…

Николай от души рассмеялся, и, взбив кулаком подушку, лег на кровать. Он такого не ожидал такого поворота, привыкнув в последние несколько лет к тому, что некоторые офицеры, наоборот, о «своих подвигах» стали рассказывать ярче, зачастую приукрашивая реальность и само событие, чем оно было в реальности. А тут, наоборот, такая скромность…

– К слову, – Большаков посмотрел на товарища, – был тут не очень давно свидетелем одной пресс-конференции нашего Главкома погранвойск СНГ генерал-полковника Ильи Яковлевича Калиниченко. Так там, какой-то иностранный журналист задал ему вопрос о его мнении на создание Украиной самостоятельных пограничных войск, о чем якобы в Киеве заявил новый министр обороны генерал-полковник авиации Константин Петрович Морозов.

– Ну и? – Переспросил Гурвич. Судя по всему, тема была ему очень интересна.

– Неужели не слышал? – попытался сделать серьезным свое лицо Большаков. – Опытный главком тогда этому журналисту ответил всего одной фразой. Сказал, что «в авиацию, в отличие от погранвойск, всегда отбирали только по …здоровью!» Ну и дальнейшую дискуссию попросил закрыть!

Оба офицера лежащие в палате от души рассмеялись…

– Но спасти от распада единые погранвойска СНГ он все же не сумел, – грустно вздохнул Гурвич. – У нас в Белоруссии тоже планируют ныне создавать свои погранвойска. Хотя, в отличие от Украины, у нас не популисты. Белорусы – народ вдумчивый, прежде чем что-то делать, все обдумают, взвесят, и только потом приступят к решению. Они ведь, только когда поняли, что союзных войск больше нет, решились на такой шаг.

– Мне уже предложили место в Бресте, – тихо произнес Владимир. – И я согласился. Обещали с назначением очередную звездочку на погоны. А я, так некстати, попал две недели назад, там у себя под обстрел. Ранили. Теперь сказали, рапорт подпишут только после моей выписки…

Конечно же, Большакову не хотелось верить в то, что его любимые единые пограничные войска КГБ СССР, которым он отдал уже многие годы, тоже растаскивались по национальным квартирам. И его вчерашние коллеги уезжали домой, создавая по указке новых глав независимых государств, с «нуля» свои собственные войска.

Еще через неделю, майор Владимир Гурвич, надев свою парадную форму с государственными наградами, и сразу после выписки из госпиталя уехал в Москву, получить предписание на увольнение и убыть в столицу Белоруссии. Строить новые пограничные войска на старом советском фундаменте…

А когда до выписки самого Николая оставалось не больше недели, на пороге больничной палаты появился его Володя Беликов, тот самый «ангел-хранитель». Как и тогда, в военном госпитале в Душанбе, он подошел к Большакову с широкой улыбкой, и обнял поспешившего к нему на встречу Николая. Его темно-русые волосы заметно отрасли и совсем скрыли рану за левым ухом. Голубые глаза излучали радость.

– Ну как ты, Николай? – Беликов поправил халат, выложил из большого пакета на тумбочку бутылку минеральной воды, виноград, лимоны и три яблока. А потом, для вида, заговорчески оглядевшись, тихо спросил: «Может по пять капель?… За здоровье!» И достал из внутреннего кармана белого санитарного халата …бутылку коньяка.

Когда темно-коричневая жидкость уже была разлита в небольшие цветные специально подготовленные для таких случаев пластмассовые стаканчики из-под йогурта, Беликов разрезал два лимона на небольшие дольки, обильно посыпал их сахаром, и взял «бокал» в руку.

– Дорогой Николай! – он еще раз посмотрел на закрытую дверь больничной палаты, и продолжил на всякий случай, уже в полголоса, – К большому сожалению, мы с тобою познакомились при очень не простых обстоятельствах. Но, тем не менее, вырвались не только из лап этого кровожадного убийцы «Хирурга», но и остались живы. Хотя и потеряли близких. У меня этот палач тоже «вырезал» всю семью, а я – оказался в той палатке…

– Хотя, не будем о плохом…, – продолжил при этом Беликов совершенно спокойным голосом. – Разреши этим тостом, со специально привезенным сюда, и сейчас налитым 5-звездным коньяком, как настоящий восточный виночерпий, пожелать тебе быстрейшего выздоровления. Это, во-первых! Во-вторых, так как в нашей армии 5 звездочек на погонах нет, то я тебе желаю очередного воинского звания – «майор». Ты этого достоин.

Они чокнулись своими стаканчиками и залпом выпили.

В один миг погасшие грустные глаза Беликова вдруг засветились. Николай обратил внимание на то, как неестественно быстро Владимир, потерявший, по его словам, всю семью, резко переключился с той «больной» темы на другую. Хотя понимал, что жизнь идет дальше, и все время жить лишь одним вчерашним днем нельзя. Погибшие остаются в памяти, а жизнь продолжается… Да, выдержки судя по всему, этому милиционеру было не занимать.

А Владимир между тем, вновь наливал «стопочку».

– К слову, тут недавно в Твери услышал новый анекдот, – Беликов тихо подошел к окну, приоткрыл его немного, поставил свою стопку на подоконник и закурил.

– Как-то встречаются в Жмеринке два еврея. На Абраме очень дорогой профессионально пошитый смокинг и такие же брюки.

– Где ты его приобрел? – интересуется Изя.

– Да вот по случаю привез племянник из Парижа, – поясняет владелец дорогой одежды.

– А этот Париж, он далеко от нашей Жмеринки? – не сдается Изя.

– Ну, где-то тысячи четыре километров, – поясняет Абрам.

– Да, – со знанием дела констатирует Изя. – Такая … глухомань, а какие хорошие костюмы шьют. Прямо как у нашего закройщика Левы Либерзона…

Офицеры опять дружно расхохотались…

– Это я по поводу Франции, того, что некоторые наши пессимисты сравнивают привкус коньяк с запахом мелких домашних насекомых из диванов…, – вновь улыбнулся Беликов. – Не слушай их. Даже если в этом коньяке и есть «запах клопов», то здесь эти клопы исключительно элитные, французские. Как и сам этот именитый коньяк из этой самой глухомани – из Парижа.

Коньяк еще раз заполнил пластмассовые стаканчики. Еще раз чокнулись и еще раз выпили.

– Ладно, Николай, – Беликов бросил сигарету через открытое окно на улицу. – Я очень рад, что приобрел себе такого друга. Жаль, конечно, что не удалось послужить под твоим началом. Не сумел тебе помочь в поиске «Хирурга». Но видно такие у нас судьбы. Не всегда удается сделать то, что хочешь.