— А у вас есть приказ генерала, командующего крепостью?

— Откройте, мы вам передадим этот приказ.

— Товарищи! Друзья! — закричал громовым голосом Кастаньетт, делая вид, что у него в подвалах полно помощников. — Займите места, как договорились, у входа в каждый подвал! Готовьте бикфордовы шнуры! И помните: Родина смотрит на нас!

Услышав такое, из подвалов побежали вверх новые дезертиры, но у двери осталось человек тридцать самых упорных и решительных. Они приготовились штурмовать вход.

«Ах, если бы было не так грустно думать, что находятся храбрецы, которые служат самому что ни на есть неправому делу! — размышлял Кастаньетт. — Что ж, постараюсь хотя бы выиграть время. Может быть, здесь соберется сотня-другая таких храбрецов, — с каждой минутой их вроде бы становится больше, — и мне приятнее будет умереть в большой и веселой компании…»

Одна из петель уже стала поддаваться… Кастаньетт просунул одну из своих деревянных ног под дверь, чтобы помочь ей продержаться хотя бы несколько лишних минут. Но нападавшие навалились все разом, дверь затрещала и упала внутрь, раздавив обе ноги бедного капитана.

Он не мог подняться: на одной его ноге стало сразу две ступни, а на другой — семь пальцев, поэтому он докатился по полу до открытой заранее большой бочки с порохом и нырнул в нее, как в ванну. Едва Кастаньетту удалось оказаться в бочке, он снова принялся кричать, теперь: «Да здравствует Император! Ура!» Кричал он так громко, будто ему от Бога был дан не один голос, а сразу десять.

Капитана сразу же окружили.

— Не приближайтесь!.. Не подходите, тысяча миллионов чертей! — вопил он. — Подальше, подальше, не то я отправлю вас на крышу куда быстрее, чем вы спустились вниз! Ах ты, Боже мой! Вы хотите обесчестить славный французский порох, заставив его бороться с французами? Нет, не выйдет! Это я, капитан Кастаньетт, вам говорю: ничего у вас не выйдет!

Странное создание без рук и без ног вынырнуло наружу, этот бесформенный обрубок непонятно каким образом стал крутиться в бочке, используя для защиты обломок деревянной ноги. Даже самые храбрые и решительные попятились. Они не могли понять, что за фантастическое существо вот так вращается в темноте, почему в нем нет ничего человеческого, кроме голоса, да и голос-то тоже сильнее грома…

Кастаньетт тем временем погрузился в порох до подбородка, а горящая трубка так и осталась торчать у него изо рта. Трубка пыхтела и то и дело вспыхивала, бросая странный свет на серебряную маску, украшенную драгоценными камнями. Каждый вздох Кастаньетта оживлял огонь в этой огромной трубке, и металлическая маска то сверкала под его лучами, то, когда огонь угасал, исчезала в кромешной тьме, наводя на мысль, что перед глазами людей, столпившихся вокруг бочки, отнюдь не человек, а какой-то выходец из иного мира. У самых смелых задрожали коленки и душа опустилась в пятки…

— Даю вам две минуты на то, чтобы собраться с силами и прокричать: «Да здравствует Император!» Если хоть один из вас усомнится в необходимости этого, я роняю в порох трубку и…

Тридцать луженых глоток разом выдохнули: «Да здравствует Император!», — несмотря на то что каждому казалось, что увиденное и услышанное парализовало его и ему больше никогда не удастся воспользоваться собственным языком. Потом они, пряча глаза друг от друга, выскользнули за дверь и пустились наутек, но продолжали кричать: «Да здравствует Император!», пока не оказались далеко за крепостными стенами.

Домениль повстречался с беглецами на лестнице и успел хорошенько отделать кое-кого своей тростью, хотя, правду сказать, их уже не надо было торопить, они и сами хотели как можно скорее оказаться подальше от проклятой крепости. Зато сам Домениль очень спешил: отделавшись от вражеского посланца, он вспомнил о том, какой приказ отдал Кастаньетту, и настолько быстро, насколько мог со своей деревянной ногой, помчался к подвалу, чтобы помешать произойти катастрофе.

— Кастаньетт!.. Остановись, Кастаньетт! Это я, Домениль! — кричал он, задыхаясь. — Где ты? Где же ты?

— Я здесь, мой генерал. Вы пришли как раз вовремя.

— Чем ты тут занимаешься?

— Принимаю ванну из пороха, чрезвычайно полезную для моего расстроенного здоровья. Перед тем как вы появились, я как раз собирался немного разогреть эту ванну, выплюнув туда трубку.

— Не смей делать глупостей!.. Наоборот, держи свою трубку в зубах покрепче. Выбирайся потихоньку из бочки и следуй за мной.

— Глубоко сожалею, что не могу повиноваться вам, мой генерал, но и последовать за вами не могу никак: обе мои ноги сломаны.

Взволнованный донельзя Домениль совсем забыл, что обе ноги у Кастаньетта деревянные.

— Как?! Они сломали тебе ноги?! Разбойники!.. Негодяи!.. Ну, они дорого нам за это заплатят!.. Погоди, дружок, я сейчас пришлю к тебе хирурга.

— Если вам безразлично, кого позвать, мой генерал, я предпочел бы столяра: он разок проведет рубанком, забьет несколько гвоздиков — и все мои раны тут же исцелятся.

Домениль от души расхохотался, поняв свой промах, и десять минут спустя славного Кастаньетта уже с торжеством несли по двору крепости, а маленький ее гарнизон приветствовал его криками и овациями.

Дорогие мои дети, вы, конечно, читали в своих учебниках истории и других серьезных книгах об этом периоде жизни Франции, более славном для побежденных, чем для победителей. И, наверное, вы, как и мы все, были взволнованы, когда узнали об этих бедствиях и страданиях, наверное, как и мы все, не могли не восхищаться Наполеоном в момент его падения.

Кастаньетт очень хотел последовать на остров Эльбу за своим императором, но Домениль объяснил другу, что там он станет для Наполеона обузой, а не помощником, что там ему нужны только крепкие и здоровые, готовые к любому испытанию люди. Кастаньетт покорился судьбе и заперся в своем сельском домике, оставаясь в одиночестве до тех пор, пока не узнал, что Наполеон 1 марта 1815 года высадился в бухте Жуан, неподалеку от мыса Антиб.

— Я знал, я всегда знал, что этим дело не кончится! — воскликнул наш друг, и слезы радости полились из его единственного глаза. — Давай-ка, мой старый мундир, вылезай из сундука, как давно ты лежал без дела, но скоро тебе снова предстоит пережить великие дни!..

6 марта Наполеон прошел через Гап на Гренобль, взволнованные жители которого принесли ему… снятые с петель ворота — за неимением ключей от города. 9 марта он занял Бургуан. 10 марта вступил в Лион, доставшийся ему, как и все прочие города без единого выстрела, во главе пятнадцатитысячной армии, готовой идти в сражение, едва прикажет император. Но боев не понадобилось: уже 20 марта изгнанник триумфатором вернулся в Париж.

Не прошло и нескольких месяцев, как Наполеон, преобразовав и укрепив армию, неожиданно напал на союзные силы, сконцентрировавшиеся в Бельгии.

Когда Кастаньетт узнал об отъезде императора на войну, в нем проснулся старый боевой дух, и прежний инстинкт воина потребовал выхода. Ах, сколько там англичан, и пруссаков, и голландцев, и саксонцев — есть от чего слюнкам потечь! Нет, сопротивляться подобному искушению совершенно невозможно! Но как в таких условиях оказаться полезным калеке — ведь наш капитан, вы же помните, дети мои, был инвалидом?