Но и тут бушующая толпа смела нашего бравого офицера. Его повалили на стылую землю, повредили ему колено деревянной ноги, а от удара о камни на дороге у него сразу же стала вспухать огромная шишка на голове. «Да уж, ничего не скажешь, похожи у нас судьбы, — прошептал капитан, с трудом поднимаясь. — В то время, как на молодого орла надевают корону, верного служаку венчают шишкой на башке! Что ж, каждому — по заслугам…»
Надо сказать, что к тому времени наш друг успел уже отличиться в битвах при Маренго и при Гогенлиндене, чуть позже — при Ульме, где под ним был убит его боевой конь. Накануне сражения под Аустерлицем именно он, явившись туда инкогнито, обеспечил своему старому другу триумфальную встречу со стороны гренадеров императорской гвардии и первым зажег сделанный из пучка соломы факел, чтобы осветить эту торжественную церемонию.
В кровавой битве при Аустерлице он проявил чудеса героизма, но об этом знали только его умирающие на поле боя враги: капитан Кастаньетт считал недостойными настоящего солдата рассказы о собственных подвигах. Везде, везде — под Йеной, Эйлау, у Фридланда — он сражался не на жизнь, а на смерть, удовлетворяя единственную страсть: стремление честно служить своему Отечеству и своему императору.
IX
ИСТОРИЯ ЧЕЛОВЕКА С ДЕРЕВЯННОЙ ГОЛОВОЙ
Теперь я хочу рассказать вам, дети мои, откуда взялось у Барнабе Кастаньетта, дяди нашего героя, прозвище Человек с деревянной головой, под которым он так прославился.
— Боже мой, дядюшка! — воскликнул однажды капитан, явившись навестить дядю. — Что с вами? Вы худеете на глазах! Вы печальны, как крик кукушки в лесу! Если так будет продолжаться, скоро от вас и вовсе ничего не останется… Вам следует тотчас же рассказать мне, чем вызваны подобные перемены в вашем состоянии и настроении.
— Нет-нет, это все глупости, пустяки, тебе не понять…
— От глупостей и пустяков с человеком не может произойти ничего подобного. Неужели это потому, что после стольких воинских подвигов вы всё еще остаетесь сержантом?
— Никоим образом. Я всегда выполнял только свой долг, и не станем больше говорить об этом.
— Тогда, значит, вы страдаете от старых ран?
— Не хватало только думать о такой малости! Нет. Но если уж ты так настаиваешь, я скажу тебе всю правду. Вот она. Я попросил руки одной юной девушки, а она отказывает мне под тем предлогом, что шестью ударами сабли мне настолько изуродовали лицо, что ей теперь не понять, каким был мой нос и был ли он у меня вообще!
— Да, но разве эта девушка не понимает, что шрамы, подученные в битве, только украшают воина?
— Может, и понимает, но все равно я кажусь ей очень некрасивым. К тому же она ясно сказала, что выйдет замуж только за блондина, а у меня волосы седые, как хвост моей лошади!
Кастаньетт глубоко задумался, слушая рассказ о горестях своего дядюшки. Он очень любил старого вояку и готов был на любую жертву, лишь бы тот был счастлив. И вот однажды утром он отправился к Деженетту.
— Доктор, вы когда-то вернули меня к жизни, а не могли бы вы хоть немножко починить моего дядюшку?
— А что беспокоит твоего дядюшку?
— Шесть шрамов от сабельных ударов на лице, отсутствие одного глаза и седые волосы.
— И чего же он хочет?
— Хочет вернуться к своим двадцати пяти годам, заполучить светлые волосы, розовые губы и маленькие закрученные усики. Все дело в том, что он жаждет жениться, а девушка, которую он выбрал в невесты, считает его пока слишком уродливым.
— То, о чем ты просишь меня, сделать довольно трудно, но в общем-то я делал и не такое! Вот только не знаю, за кого ты меня принимаешь, когда предлагаешь починить твоего дядюшку. Неужели ты думаешь, что я стану возиться со старьем, будто холодный сапожник? Нет, я работаю только с новыми материалами, понимаешь? Скажи своему дяде, что я могу поменять ему всю голову сразу, а штопать да латать ту, которая у него есть, — не моя забота!
— Замена дорого обойдется?
— Все зависит от того, на что менять. Скажи ему, что серебряная голова обошлась бы ему в шесть тысяч франков, но она не только дорогая, но и очень тяжелая. Со своей стороны, я рекомендую скорее самшит, или букс. За пять сотен можно подучить весьма презентабельную голову с волосами чистого шелка, с эмалевыми глазами и с зубами из гиппопотамовой кости.
— Значит, волосы будут светлыми?
— Если ему так хочется…
— А усики будут?
— Закрученные, как ты говорил.
— Он будет выглядеть двадцатипятилетним?
— Могу сделать так, что ему будет на вид четырнадцать. Цена останется такой же.
— Отлично. Приготовьте ему новую голову к следующему четвергу. Я приведу к вам дядю. Лечите его так, будто это я в ваших руках.
— Не беспокойся, все получится как нельзя лучше!
Кастаньетт вышел от доктора в радужном настроении. Он прямиком отправился к ювелиру и продал ему свой правый сапфировый глаз за пятьсот франков, причем за те же деньги ему сразу же вставили в орбиту фальшивый камень, почти не отличавшийся от настоящего. Потом наш герой пошел к дяде.
— Начинайте поправляться, дядюшка, хватит чахнуть: скоро вы сможете жениться на своей красавице!
— Это каким же образом?
— Через неделю вам исполнится двадцать пять лет!
— Ты хочешь сказать — пятьдесят пять?
— Я хочу сказать именно то, что говорю. К тому же вы станете блондином.
— Блондином?!
— Да-да, и с маленькими закрученными усиками, и с розовыми губами. Вот только придется позволить доктору отрезать вам голову…
— О, Господи! Тут надо поразмыслить хорошенько!
— Ваша новая голова уже заказана, и на следующий четверг назначена замена.
Действительно, в следующий четверг, в назначенный час дядя с племянником явились на прием к доктору Деженетту. Голова стояла на каминной полке и была чудо как хороша. Губы нежно улыбались, а светлые волосы были в таком изобилии, что позавидовала бы и шведка. Барнабе, который все-таки немного сомневался в необходимости операции, когда шел к доктору, увидев этот шедевр, немедленно на нее решился.
— Боже! Неужели эта прекрасная голова может стать моей?
— И навсегда.
— Скорее, доктор, скорее избавьте меня от этого ужаса, который я столько лет проносил на плечах! Мне не терпится стать двадцатипятилетним!
Не рассчитывайте, дети мои, на то, что я стану сейчас рассказывать об операции во всех подробностях. Впрочем, она так быстро закончилась, что пациент едва заметил хирургическое вмешательство. На то, чтобы отпилить верхушку его черепа, снять ее, как крышку у кастрюли, вынуть большой ложкой мозги и перенести их в новую голову, потом отрезать старую от шеи, заменить ее самшитовой, наложить швы и прибить кое-где серебряные гвоздики, чтобы лучше держалось, потребовалось смехотворно малое время. Кажется, я дольше рассказываю о том, как и что делал доктор, чем он проделывал все это.
Поглядев на себя в зеркало после окончания операции, дядюшка Барнабе не мог удержаться от восхищенного восклицания: