Черт! Зачем она это делает? Зачем продляет мою немыслимую агонию? Неужели не догадывается, как внутри все сжимается от ее прикосновений? Как мышцы твердеют, превращаясь в камень, а сердце гулко отсчитывает болезненные удары. Сжал зубы, позволив ей запустить пальцы под рубашку.

— Сарафанное радио? — прохрипел, сходя с ума от прикосновений.

— Верно, — она даже не пыталась скрыть, что у ее сестрички слишком длинный язык, и Ритка уже успела разболтать родителям кучу подробностей. — Ты ведь поедешь? Просто я уже согласилась.

Поедем, так поедем. Я готов был отправить Вику куда угодно, хоть к родителям, хоть на край света. Только бы она не встретилась с безумным ублюдком, способным в один миг ее сломать. Раздавить, как таракана, надавливая на болезненные точки. И чем больнее, тем сильней урод будет давить. А когда не останется сил, и ты захлебнешься от боли, он появится и спасет тебя, словно паук, вытаскивающий умирающую муху из собственных сетей.

Стащив пиджак и отбросив его на диван, словно ненужную тряпку, Вика встала напротив, принявшись за галстук. Хотел ей помочь, но она попросила не мешать. Не мешать это хорошо. По идее можно расслабиться, растворяясь в нежных прикосновениях, но я уже не мог. Вчерашний разговор со стариком выбил меня из колеи, заставив в полной мере осознать собственную ничтожность.

— Вика…, - попытался признаться, что на самом деле собирался ее оставить, но не смог.

Что ее предположения оказались верны и после ужина Артур Королев планировал трусливо сбежать. Больно иметь и также больно не иметь. А еще больнее чувствовать беспомощность перед собственным отцом, который слишком заигрался в попытках изобразить из себя бога.

— Прости меня, — выдохнул, когда ее руки обвили мою шею, а губы осторожно коснулись колючей щеки.

При этом Вика так забавно встала на цыпочки, что я невольно улыбнулся. А ее губы уже прижались к моему веку, и мне пришлось зажмурить один глаз.

— За что? — она медленно, словно издеваясь, исследовала мое лицо, вперемежку касаясь пальцами и губами.

— За то, что появился в твоей жизни.

Впервые просил прощения у кого бы то ни было. Но Вике я должен. Слишком много нас разделяет и ровно столько же связывает. Она моя первая любовь и боль. Хотя, боль была и до нее, но не такая дикая и мучительная. Прежняя боль не вызывала во мне желания бунтовать, только лишь пустое чувство обреченности и безумную усталость. С Викой же я узнал все грани этого проклятого чувства.

Когда сердце разрывается на части, а ты продолжаешь держать любимую девушку за шею, пугая и причиняя боль. Видеть, как по ее лицу текут слезы и ты готов собрать их своими губами, но не можешь, потому что это игра. Проклятая, безумная, но таковы ее правила. Потому что если отпустишь, нарушишь правила игры. А за каждое нарушение — штраф, и ты не готов его платить.

— Я прощаю тебя! — потянувшись на цыпочках, прошептала Вика в самое ухо.

И ведь даже не понимает, за что прощает. С рвением безумца пытаюсь поверить, что даже для таких, как я, существует прощение, но это почти невозможно. Вика возненавидит меня, когда узнает всю правду.

Моя рубашка летит следом за пиджаком, а губы Вики перемещаются на грудь. Охрененное чувство, когда женщина, которую ты всегда любил, отвечает тебе взаимностью. Когда целует, принимая со всеми тараканами, шепчет на ухо слова прощения, которых ты ни хрена не достоин. Невольно забываешь, кто ты такой и наивно веришь, что все плохое уже закончилось.

Целую ее и, расстегнув молнию, стягиваю через голову платье. Волосы Вики растрепаны, губы искусаны только что не до крови. Пальцы покалывает от неконтролируемого желания прикоснуться к ее нежной коже на животе, и я не отказываю себе в этом удовольствии.

Как обычно на этом не останавливаюсь. Не могу остановиться. Меня снова ведет от безумного желания обладать этой женщиной. Понимаю, что она и так моя, но исследую ее тело, словно в первый раз. Вика стонет, впиваясь пальцами в мою кожу. Причиняя боль, и одновременно доставляя наслаждение. Поднимаю ее на руки и сметаю все с барной стойки.

И вот мы снова становимся единым целым. Наши тела двигаются в унисон друг другу. Идеальное сочетание двух неидеальных людей. Задыхаюсь, выдыхаю, не сдерживаюсь.

— Я люблю тебя! — выкрикиваю, прежде чем понимаю, что дальше пути нет.

А ведь давал себе слово, зарекался не признаваться. Моя любовь всего лишь чувство. Чувство, которое можно затоптать, подавить, которое может охладеть со временем, но, черт возьми, не охладело.

Вика стонет, запрокидывает голову, а когда выпрямляется, ее глаза горят ярче бриллиантов.

— Я тоже тебя люблю, — Новикова улыбается и доверчиво прижимается к моей груди. Улыбаюсь, но готов язык себе отрезать в наказание, что не сдержался. — Безумно, — шепчет она, выворачивая наизнанку мое сердце.

— Мне нравится, — обследовав мою квартиру, вынесла вердикт Вика.

А мне нет. Каждая ночь в этих четырех стенах напоминает мне о старике. Я почти ненавижу свою квартиру, как ненавижу машину, деньги и даже чертов клуб, в котором зависал раньше едва ли не каждый вечер.

— Ты грустный, — Вика села на диван, уложив голову мне на колени, а я зарылся пальцами в ее влажные после душа волосы. — Что с тобой происходит?

— Все хорошо, — ответил почти на автопилоте.

— Нет, — она вздохнула, — я же вижу, что тебя что-то гложет.

— Моя любовь отвратительна. Я сам отвратителен, — поднимаю глаза вверх, чувствуя, как сердце болезненно защемило. — Ты готова…

Она перебила, не дав мне закончить.

— Готова. Давно. — Вика резко выпрямилась и, взглянув мне в глаза, словно в душу, прошептала. — Мне было достаточно несколько минут, чтобы понять. А ты, — она усмехнулась, слишком долго к этому шел.

Покачал головой и наклонился, чтобы прижаться губами к ее прохладному лбу. Или это мои губы слишком горячие.

— Я тоже давно все понял. И влюбился в тебя, как только увидел. Ты моя первая единственная любовь. Остальные, — я сгримасничал, — мусор. Никогда к ним не ревнуй.

Утром реально наслаждался избытком в моей жизни Новиковой. Не понимаю, как жил раньше без ее бесконечных метаний по квартире с сияющими глазами и пустой болтовни за завтраком. Вика включила телевизор и забавно комментировала каждую просмотренную утреннюю новость. Улыбался и наслаждался обжигающим кофе.

Задумался, а смогу ли забыть свои похождения и остаться с ней? Каждый вечер — домой. Вместо жаркого секса со случайными партнершами — походы по магазинам. Уверен, Вика в постели спуску мне не даст, но повторять выкрутасы, что вытворял с близняшками, с любимой женщиной не решусь. Дети. У меня на этот счет особое мнение, но с Викой, наверное, пошел бы на риск.

— А давай не пойдем сегодня на работу? — Вика подняла на меня влюбленные глаза.

— Не получится, — я покачал головой и залпом допил остатки кофе. — Старик требует моего присутствия на собрании акционеров.

— Плевать! — хитро улыбнувшись, Вика забралась ко мне на колени.

Черт! Если еще поерзает, сойду с ума и возьму ее прямо на обеденном столе. — Останься.

— Не могу, — вздохнул и, наступив на горло собственным желаниям, снял Вику с колен.

— А ты никогда не думал уйти от отца? — спросила Новикова.

Вполне себе резонный вопрос, но меня он покоробил.

— Думал, — решил не вдаваться в подробности и отвечать только на поставленные вопросы, но Новикова продолжила мусолить неприятную тему.

— Или боишься остаться без поддержки семьи? — ловко закинула удочку, и я даже представлял, на что рассчитывает.

Единственный сынок богатого папаши, привыкший жить на всем готовом. Логично, что я должен бояться встречи с реальным миром, в котором не получу поддержки и одобрения. В любом другом случае, наверное, так бы оно и было, но со стариком это не прокатит. Работа у него в сто раз хуже работы в любой другой компании, пускай даже с нулевым рейтингом.

— Не боюсь, но и уйти не могу, — поразмыслил и добавил. — Вернее уходил, но из этого ничего хорошего не вышло.