Патрулирующая дриада не обратила внимания на проснувшегося чародея, прошла мимо и остановилась, выглядывая через арку башенных ворот. Ринельгер тихо приблизился, встал рядом и присмотрелся — войско нечисти безмолвно стояло у мостов. Тишина царила гробовая, словно весь мир вымер.

— Тебя ждёт хранительница, — произнесла дриада. Её голос напоминал смесь шелеста листвы и скрипа ветвей.

Защитница Святилища развернулась и продолжила патрулировать. Ринельгер кинул последний взгляд на войско за пропастью и направился к башне. С террасы открывался вид на брошенные и заросшие сады, раскинувшиеся перед разрушенными залами. Среди листвы, вполне свежей и цветущей, застыли во времени мраморные скамьи, статуи каких-то женщин и остановившийся фонтан с мутной водой, из которой квакали лягушки. Над Святилищем оказались не властны ни алая ночь, ни времена года. Будь здесь аура Варолии, её метка Порядка — быть может, над башнями и залами сияло солнце.

Ринельгер прошёл под аркой главной башни: здесь раскинулась оранжерея, аккуратная, ухоженная и такая же цветущая, как сады снаружи, а над стебельками, бутонами и плодами порхали магические светлячки. Какие только травы под крышей башни не росли — Ринельгер мог открыть свой справочник и найти в оранжерее все растения по списку! На конце комнаты из стены торчали мраморные ступеньки, уходившие на второй этаж. По ним, стукая лёгкими сандалиями, спускалась Террама.

— Восхитительное место, хранительница, — без почтения после такой картины Ринельгер не мог обратиться. — Будто осколок старого мира.

— Недюжинная часть моей силы уходит, чтобы поддерживать такую красоту во всём Святилище. Я бы предложила тебе остаться здесь, кровавый чародей, навсегда. Но ты несёшь метку…

— Метку? — прищурился Ринельгер.

— Я не знаю, чью, — пожала плечами Террама. — Кого-то очень могущественного.

— Матерь? Матерь Маредора?

Они вышли в сад, Террама махнула рукой, и плющ освободил одну из скамей около фонтана.

— Матери нет, — протянула хранительница. — Значит, нет и всех клятв, меток и чар, что она могла оставить. Это, наверное, та самая незримая метка, которую могут дать друг другу смертные, как клятва, обещание. Всё словесное тоже имеет энергию. На тебе этого много, кровавый чародей. Большее из них — пустое и неисполнимое, да и никому ненужное, кроме тебя самого.

Террама замолчала и устремила взор своих синих глаз к фонтану.

— Скоро Лицедей начнёт атаку, — нарушил тишину Ринельгер. — Ты будешь сражаться?

— Я поклялалась защищать Святилище и всех его обитателей до конца времён, — ответила Террама. — Лицедеем овладело отчаяние. Он пойдёт на штурм, но не сам. Потому что его клятва тоже сильна.

— Нежить, — вздохнул Ринельгер. — Если верить хроникам, не столь и опасна…

— Это не нежить, кровавый чародей. Это проклятые, войско не живых и не мёртвых, войско застрявших между Потоком и Цинмаром. Они намного сильнее мертвецов. Не могу поверить, что Лицедец возглавляет их.

— Матерь завещала, — протянул Ринельгер. — Приказала Зериону найти Лицедея. Переубедить его или уничтожить. Она тоже говорила, что он в отчаянии, что это его губит. Ещё она говорила о циклах… царствах. О прошлых владыках.

— Циклы? — кажется, в глазах Террамы мелькнул ужас. — Так сказала Матерь?

— Да, именно это, — Ринельгер повернулся к ней, сложив руки на груди. — Это связано с древним Керамаром?

— Я не знаю, кровавый чародей, — она была донельзя растеряна. — Я просто… просто исполняю свою службу. Я чувствую, как меня схватывает отчаяние, такое же, как и Лицедея… мне больно видеть, что он стоит у входа в мой дом как враг, но не как друг. Мы запутались, кровавый чародей… Боги нас не слышат, и наоборот. Молчание… пустота. Разве ты не слышишь? Ничего нет. Мы сходим с ума, Ринельгер. Мелодии нет, наши родители погибли. Варолия и Некрос были последними. А теперь их дети обращаются, один за другим. Кого-то я успеваю спасти… Кого-то уничтожают навсегда, а их искажённая суть уходит и распыляется в Потоке.

— Послушай, Террама, — Ринельгер взял её за плечи и только немного погодя понял, как неучтиво поступил. — Послушай меня… Матерь сказала, что нынешний цикл изошёл. Она говорила, что Лерон и Залас ослабли. Я плохо понимаю, что она имела в виду. Боги не могут умереть, а вопрос с циклами — это какой-то слишком заумный бред. Но если древний дух, хранитель Маредора, приказала остановить Лицедея, значит, это важно сделать. Что он хочет найти в Чертогах?

— Я… — Террама посмотрела прямо ему в глаза. — Я помогала Лицедею… он обещал, что, после того, как войдёт в Чертоги, мы снова услышим песнь, а обращённые братья переродятся и снова станут нормальными. Сумеречный лес поглощал смертных, корни захватывали их, тянули под землю, а потом наполняли Моровую пропасть. Я приносила ему тела, Цитиар приносил, остальные. Но не все… Норос-Сугур воспротивился. Он не желал убивать смертных в Дегановых Рубцах, говорил, что это не его суть. Лицедей сделал так, чтобы он нарушил все клятвы и обратился. Многие из нас отреклись после этого от него.

— Вовремя вы, — поморщился Ринельгер.

— Ему нельзя отдавать ключ, кровавый чародей, — сказала Террама твёрдо. — Заполучив силу, он не сможет с ней совладать. Он сильно боится, страх и отчаяние кидают его из стороны в сторону. Я не хочу, чтобы сила пожрала его. Когда он связался с Культом, с этим смертным чародеем… Лицедей всегда выделялся среди нас, был олицетворением наших старших братьев и сестёр, рождённых Архилиосом и Деганом. Он был прекрасен, таким остаётся до сих пор. Его энергия, словно вспышка! Яркая, как у тебя, Ринельгер.

Ринельгер слушал, его лицо оставалось каменным, но внутри всё содрогалось от изумления: с какой нежностью хранительница отзывалась о Лицедее. Будто бы любила его. Но как такое возможно? В Анхаеле твердили: чувства смертных не властны над духами.

— Я всячески мешаю ему добраться, — говорила Террама, — забираю ростки от уничтоженных братьев и сестёр, прячу у себя втайне от Лицедея. А он пылает злобой. Но он не тронет Святилище лично. Я смогу отбить атаки проклятых. Это просто размен сил.

— Просто поигрывание мускулами, — холодно отметил Ринельгер. — Знаешь, сколько моих друзей и просто хороших бойцов погибло, пока вы тут строите друг другу сцены? Знаешь, сколько ещё погибнет? Мёртвый Легион схлестнётся с Рубиновым Войском за Ветмах, если это уже не произошло. Крови смертных вы прольёте много. Если Лицедей не слышит голос рассудка, он должен быть уничтожен.

— Я знаю, — кивнула Террама. — Наша эра прошла, чародей. Но разве мы после стольких столетий бдения, стражи мира смертных во плоти не заслужили покоя в Потоке?

— Мир рухнул, Террама, — произнёс Ринельгер. — А теперь разлагается. Мы пытаемся выжить. Обычно каждый сам за себя. Ты можешь остаться в Святилище, продолжать хранить его ради памяти о своей «мамочке» и не мешать процессу. А можешь пасть в слепой гонке за тем, кто давно движется к забвению.

На этот раз хранительница смерила его холодным взлядом.

— В бездну упал дракон, — Террама встала. — Спустись к нему, я пропущу тебя через катакомбы. Животное мертво, теперь-то точно. Возьми то, в чём нуждался в знак моей доброй воли и нашей дружбы.

Ринельгер медленно кивнул. Хранительница развела руками, и фонтан задрожал, расплёскивая воду и распугивая лягушек. Центральная колонна-основание вытянулось, а дно бассейна ушло под землю, трансформируясь в винтовую лестницу.

— Возвращайся скорее, мастер кровавых чар, — сказала Террама, покидая сад. — Проклятые уже готовы начать штурм. А я… я подумаю над твоими словами.

***

Команда к атаке была беззвучной, во всяком случае, Ширен ничего не услышал. Проклятые выстроились по двое у каждого моста, и в террасы полетели огненные заклинания: каких только мертвецов не приняла в себя Моровая пропасть, Гробовщик помнил, что как-то привозил парочку чародеев, а сколько притащили его коллеги…

Пламя осело и занялось руинами, и тогда проклятые стремительным маршем, почти одновременно, начали форсировать бездонную бездну. Святилище ответило градом стрел — от них стало темно, но лишь несколько совсем истыканных воинов упали, и на них сразу же наступили не ведающие страха соратники. От башен скользнули дриады навстречу войску.