Сумка и утеплённая мантия были готовы к спешному выходу, через окно, пожалуй, единственное не заколоченное в хижине, можно вылезти даже сарахиду. Зерион оделся, взялся за посох — письмена на маредорийском попривествовали знакомую руку слабеньким теплом. Они почти стёрлись, и только хорошо присмотревшись можно было что-то разглядеть на дереве.

Он тихо перелез через оконный проём, поморгал в попытке привыкнуть ко тьме, царящей вокруг. Всё, как она говорила. Царство Лерона и Заласа — их владычество закончилось. Боги мертвы, и в алых сумерках из Потока разливались останки их сущности. Быть может, это только афоризм, упрощённое объяснение сути мироздания, ведь как же на самом деле невелики возможности мысли слабого разума смертного.

Зерион прошёл мимо главной улицы, освещаемой жаровнями, патрулируемой одинокими наёмниками из «войска» Каменщика. Его путь лежал к руинам кеинлогского муниципалитета. Недалеко на самом деле, но приходилось идти долго в такой темноте, с опаской нарваться на блуждающих в поисках пищи вечно голодных чудовищ.

Когда владения Каменщика остались за спиной, Зерион осмелился зажечь пламя на навершии посоха. Ступал рунариец легко, тихо, набирая скорость. В пустых окнах заброшенных домов гулял ветер, гоняя городской мусор, обрывки листьев, гнилые веточки деревьев и кустов. В нос ударил запах дождя, но Зерион уже научился предугадывать, когда тот пойдёт. Не раньше утра, потому можно не торопиться с делами.

У мунипалитета было тихо, пустынно. Потрескавшийся камень глухо извещал, что к зданию кто-то прибыл. Зерион остановился у ступенек, вытянулся, стукнул посохом пять раз, и из дверного проёма скользнула юркая тень рыжей женщины.

— Всё, что ты искал, — сказала она, — и я смогла достать в архивах, под столом.

— Спасибо, Райана, — прошептал Зерион. — Завтра, к полудню. В парке.

— Хорошо, — произнесла она и словно испарилась.

Рунариец осторожно поднялся по потресканному мрамору ступенек, вошёл внутрь. В муниципалиете пахло тлеющим деревом и затхлой мертвечиной. Двери в зал совета оказались заперты на засов, и по слою пыли можно предположить, что уже очень давно. Зерион повернул по коридору от них направо, забрался по скрипучей деревянной лестнице на третий этаж, где за чуть приоткрытой одинокой дверью его ждала библиотека хрониста. Счета, списки, генеологические исследования, история города и края — всё, что хронисты писали столетиями за всё существование Кеинлога.

Толстый серый свёрток находился под большим дубовым столом, на котором лежал единственный подсвечник и три свечи в промасленной коже. Зерион мысленно поблагодарил Райану, положил посох, поднял свёрток и развернул его. Множество бумаг, свидетельств, выжимок из истории других провинций. Рунариец быстро пробежался по ним глазами, сунул руку в свёрток и нащупал толстый кожаный переплёт. Трактат не был подписан, а переплёт оказался ничем иным, как обёрткой. Сняв его, Зерион поставил свечу поближе: обложка была высечена из дерева, хорошего дерева, с насёнными на нём защитными рунами.

Рунариец раскрыл её, прищурился — кроваво-красными чернилами этот текст был написан на древнем наречии, на перевод которого мог уйти почти месяц. Зерион закрыл книгу, покопался в бумагах. Один из листов оказался с истлевшей имперской печатью.

«Наместнику Цирону Ренелькаму.

Докладываю об исходе Чёрного Мора из Нижней Норзрины. Всё так же мы не наблюдаем появления дракона Некроса над Теневалом. Духи, рождённые под его знаком, остались к ситуации нейтральны, исполняя обязательства, присущие их сущности. Отдельно считаю важным сообщить о появлении у Моровой пропасти нового духа, носящего имя Лицедей. Общается он только с мортусами, но те уверяют, что дух безвреден. Жрец Кенторос однако же выразил сомнения о причастности духа к Некросу и настоял присматривать за мортусами, так как за самим Лицедеем следить невозможно. Также сообщаю, что в Эстифале были найдены десять участников Культа Смерти. Все были повешены утром следующего дня.

С уважением, префект Теневала Теонар вир Тенерис».

Зерион свернул записку и посмотрел на книжные стеллажи. После стольких поисков наконец зацепка. Путь лежал теперь в Нижнюю Норзрину. Рунариец снова открыл трактат, перелистнул пару страниц и вернулся на первую.

— Царство Крови, — произнёс он тихо. — О… тысячелетнем владычестве… Керамара… проклятие!

Что-то грохнуло на улице. Зерион подошёл к двери в коридор, осторожно выглянул. Ему стало не по себе, захотелось на мгновение поскорее убраться к отряду, под защиту Каменщика, но страшный интерес к трактату заглушал все прочие желания. Рунариец закрыл дверь, нарисовал на ней защитную руну и вернулся к столу, оглядевшись на все окна, чтобы удостовериться, что они заколочены.

— Царство Крови. О тысячелетнем владычестве Керемара, об Адалхеидис и трёх её кровавых ангелах.

— Зерион… остерегайся…

Он дёрнул головой и вскочил, хватаясь за посох. Внизу кто-то лазил, царапал стены и тяжело, с болезненной хрипотой, дышал. Зерион слышал шаги, нечто топталось около запертной на засов двери в зал совета. Деревянная балка с глухим грохотом упала, заскрипели ржавые петли, и гость забрался туда, откуда несло мертвечиной.

Зерион закрыл трактат, взял в охапку бумаги и стал судорожно запихивать их в сумку. Локтем он зацепил подсвечник, тот упал на бок, а из мокрых ладоней выскользнула книга. На мгновение в муниципалитете наступила тишина. Зерион, сжав зубы, чтобы не выругаться, прислушался и явственно представил себе, как тварь внизу, притихнув, подняла голову к потолку и навострила слух.

Рунариец ощутил чары, и следом послышалось шевеление, хруст костей, будто бы разминалась десятка вышедших заниматься мужчин. Снова шаги, множество шагов. Заскрипела лестница. Зериона охватила паника, он закинул сумку на плечо и кинулся к ближайшему окну. Потребовалось приложить усилие, чтобы гнилые доски сорвались с ржавых гвоздей и упали на пустынную улицу. Пожалуй, свою ошибку рунариец осознал не сразу: лишь тогда, когда по двери зацарапали, а потом с новой силой заскрипела лестница.

— Зерион…

Голос звучал в его голове. Шелест превратился в шёпот, женский шёпот.

— Vel Alum Nekhetto.

Зерион замер, вытянув ладонь перед собой. Она распадалась на сверкающие во тьме пылинки, уносимые неизвестно откуда взявшимся ветром в окно. Рунариец опустил голову, глаза отыскали светящуюся руну на книге, а потом на мгновение наступила тьма… Он стоял у порога хижины, за дверью слышались голоса соратников из отряда. Зерион развернулся в сторону муниципалитета, тяжело дыша, унимая дрожь в теле. Перед тем, как голос его перенёс, он заметил, как на улице перед зданием выбралось крылатое существо в шляпе с полями и длинным мечом в вытянутых руках.

***

Ринельгер раскрыл глаза, тяжело дыша, с тихим ужасом пошевелил рукой, крепче прижал к себе Вирру, чтобы справиться с волной страха, передавшейся от сердца Зериона. Чародей повернулся к духу, посмотрел на её тёмные плотно сжатые веки — суккуб тоже нуждалась в сне, и было в ней всегда больше от человеческого, чем от духа. Быть может, образ жизни приземлил её возвышенную натуру, сделав похожим на то, чем живут обыватели. Эсса и Михаэль тоже до сих пор не очнулись — их сон более крепок, особенно в день.

«Об Адалхеидис и трёх её кровавых ангелах», трактат на древнем языке. У Ринельга сжалось сердце — древнейший артефакт потерян, единственная, быть может, книга, написанная предками о Керамаре, осталась в Кеинлоге или попала в руки той твари, что пыталась прикончить Зериона. Какая потеря! Ринельгер вспомнил рунарийца, когда они встречали Райану в остатках кеинлогского парка, когда уходили из города. Вот почему он был так подавлен, так устал.

По террасе расхаживала дриада с луком наперевес. В древесных доспехах она напоминала ожившее изваяние, низкое деревце: от её плеч и рук тянулись веточки, корпус защищала плотная кора, килт был связан из толстого плюща. Шлем дриады был выполнен в виде вороньего клюва — почему-то любили боги Цинмара воронов — с большими, залитыми белесым светом прорезями для глаз. Лишь золотистые, цвета поздней осени, волосы выдавали, что под доспехом пряталось живое существо, какое… Ринельгер не знал, что скрывала под собой броня дриады. Одна из теорий, кочующая в научно-магических кругах, полагала, что лесные стражницы — маредорийки, отдавшие себя в служение духам Маредора.