— Мать твою, — сплюнул Фирдос-Сар, наткнувшись на штандарт с трёхрогим драконом, — во что мы ввязались, чародей?

— Знаю, какую неприязнь ты испытываешь к легиону и ко всему имперскому, — сказал Ринельгер, — но мы не в том положении, чтобы выбирать. Придётся засунуть некоторые принципы глубоко себе в задницу. Надеюсь, командир это понимает.

— Ладно, мне, если честно, насрать — Фирдос-Сар резво оглянулся. — Пойду-ка и узнаю, какому рогатому сукину сыну здесь нужно треснуть по шлему, чтобы достать пожрать. Присмотри там за ранеными, чародей. Особенно за пташкой.

— Я сделаю всё мыслимое и немыслимое, — кивнул Ринельгер. — Все будут на ногах в ближайшие дни.

— Я верю в твои силы, лекарь, — взял его за плечо Фирдос-Сар. — Хотел сказать… болтаешь ты с командирами всех мастей словно демон. Я впечатлён… и скоро вернусь.

Он ушёл, а Ринельгер направился по улице дальше. Легионеры устраивались между домами у общих костров, зажжённых в жаровнях Каменщика. Пили, завтракали, ругались, пели — обычные солдатские будни между сражениями.

Дом, в котором расположился отряд, охраняли два легионера. Они никак не отреагировали на чародея, и тот зашёл внутрь. Ирма тихо сопела в койке, поближе к костру. Ринельгер обошёл её и приблизился к Сенетре. Нужно будет запросить у Ветер компонентов для зелий. Он ещё не знал, кто и где лекарь легиона, но всё равно не доверил бы ему лечение отряда, будь это даже Амилиас.

— Скоро ты снова будешь в строю, — прошептал чародей, поглаживая спящую непробудным сном рунарийку.

Рядом щёлкнул кремень. Ардира очнулся и пребывал в мрачном расположении духа. Ринельгер оглянулся на Ирму — спит — и повернулся к командиру.

— Есть разговор. Насчёт всего того, что произошло за последнюю неделю.

Ардира выдохнул дымом. Он был готов слушать.

Глава 4

Призрак башни

Ураган был слышен за много вёрст: разыгравшись где-то на севере, в Верховье, он пустил на южное русло Реи яростные ветра, что истерзали земли Нижней Норзрины. Теперь, когда безумство стихии окончилось, берега укутали туман, и воцарилась всепоглощающая тишина, замолчала даже могучая Рея, словно боясь нарушить покой израненной земли.

Лениво скрёбся в норе молодой скальб — известный в широких кругах имперских эрудитов падальщик, размером не превышающий кошку. Когда ветры рвали деревья и выплёскивали воды реки, скальб сидел в норе и ждал скорого пиршества: мяса не успевших спрятаться животных и выброшенной на берег рыбы он объелся бы вдоволь. Зверёк вылез не сразу: блюдо ещё только готовилось.

Подождав до позднего вечера настолько, насколько хватило терпения, скальб осторожно выглянул из дома. Отряхнув серую шёрстку от земли, зверёк принюхался и побежал к воде — пахло в округе просто изумительно, а вечный голод только прибавлял красок в палитру того смрада, что исходил от гниющих тушек. Среди высоких камней, почти у русла реки, лежала кучей рыба, словно кем-то свыше собранная специально для него. Скальб принюхался ещё раз — аппетитные нотки падали заняли его ноздри, перебивая все подозрительные запахи. Всего мгновение понадобилось для того, чтобы пересечь расстояние до рыбной кучи, и цепкие коготки впились в добычу, зверь начал пир, не заметив, как тихо над ним возникла тень. Лезвие острого кинжала, привыкшего к битве, вспороло шкурку и с чавканьем вошло в плоть. Громко пискнув, молодой скальб погиб, так и не отпустив из зубов и коготков тухлую тушу рыбы.

Остварку Неллу так же терзал голод, она даже сама не понимала, сколько времени прошло с тех пор, как ужинала в последний раз. Сырой скальб был ужасен на вкус, но она жадно отрывала скудные куски ещё тёплого мяса. Её тёмные, грязные волосы то и дело мешали ей: они падали на измазанное звериной кровью лицо, попадали в рот. Скальб кончился быстро; насытившись, Нелла закрыла глаза и задремала, совсем выбившись из сил.

Путешествие через Норзрину оказалось труднее, чем она представляла, когда отбывала из лагеря легиона на поиски ворот в таинственные Чертоги Архилиоса. Новый адъютант Ветер, госпожа Керенар, заменившая Эриганна из Ласанны, оказалась ещё более одержима затеей найти это место, а потому все лучшие разведчики дельтрианского войска отправились в разные стороны, чтобы нащупать ниточку, ведущую к воротам. Нелла не была лучшей разведчицей, её служба продолжалась всего два года, но капитан отряда взял её с собой исключительно из личных соображений — какое-то время назад они довольно тесно сблизились.

Расколотая войной Норзрина была полна мятежников и солдат Святого Воинства. В Верховье обстановка вообще оказалась накалена настолько, что даже мелкий отряд опытных разведчиков мог попасть в случайно поставленную засаду или ловушку. При переходе Реи отряд Неллы ждали. Вернее, ждали не совсем их, но озлобленные от сидения на месте норзлины решили размяться и перебить имперских солдат. Весь отряд погиб, но Нелле повезло — она упала с обрыва в полноводную реку, и течение отнесло её далеко от Святого Воинства и сохранило жизнь.

«Точно боги сохранили мне жизнь», — думала она, но не знала, что ей делать дальше. Норзрина большая, и имперские войска здесь особо не смогли закрепиться. Вокруг враги, лишь в каком-нибудь большом городе можно затеряться, и от чужих, и от своих.

В полночь она проснулась. Нелла открыла глаза, в пяти шагах от неё плыл по воздуху блуждающий огонёк. Девушка подобрала ноги под себя: она слышала много сказок про этих странных существ, и большинство историй заканчивалось плохо. К огоньку присоединилась ещё парочка; отплясывая в воздухе, они не обратили никакого внимания на живого человека и цепочкой поплыли от реки в сторону небольшого леса, местами сильно истерзанного ветром.

Нелла взглянула в небо: полный Вармас, ночной проводник всех странников, разгонял туман призрачным светом.

— Помогите мне, Лерон и Залас, — прошептала Нелла.

Незримая сила повлекла девушку за огоньками, она, не смея сопротивляться, встала на ноги. Быть может, боги действительно избрали её для какой-то важной цели и ей было предначертано пойти за огоньками, ей — единственной, кто из отряда пережил бойню у реки. Три огонька тем временем нашли с сотню собратьев: все они двигались к дубовой роще, каким-то чудом совершенно не тронутой ветрами, в отличие от остального леса. Деревья в роще поражали глаз своей величественностью: низкие, но мощные кроны распадались на сильные ветви с пышной листвой, в которой возились десятки, а то и сотни светлячков.

Заворожённая Нелла, хромая и оглядываясь, продолжала следовать за огоньками: в центре рощи под светом Вармаса возвышалась башня, вокруг которой плавно танцевали загадочные блуждающие огоньки. Нелла, не слыша мысли в голове, приблизилась к загадочной постройке — несколько ступенек вели к наглухо запечатанной двери. Остварка поднялась. Неведомый страх вдруг пробрал всё её тело. Нелле показалось, что нечто наблюдало за ней из башни сквозь все препятствия. Что-то зашептало в голове на давно забытом языке. От двери поползла тень, монолитная её поверхность изменилась — в ней оказался вмурован короткий серпообразный меч из чёрной стали. Такого оружия Нелла не видела никогда. Клинок шептал, приказывал дотронуться. Нелла, не в силах сопротивляться и не желая этого, повиновалась — меч легко поддался её рукам.

Башня дрогнула, Нелла перестала чувствовать ноги и упала.

— Ver dis rauh, — сказал мелодичный голос, и девушка, сжимая серп, потеряла сознание.

***

Сердце сжала нестерпимая, резкая боль — Ринельгер вскочил, широко раскрыв слезящиеся глаза. Жадно вдыхая, он сполз с жёсткой соломенной койки и поискал ведро с водой. Воздуха в шатре катастрофически не хватало, и, собрав все силы, Ринельгер поднялся, шатаясь, вышел наружу.

Мёртвый Легион покинул Кеинлог пару недель назад и, словно столетняя черепаха, полз на северо-восток, убираясь подальше от Эливии и целясь на южные границы Нижней Норзрины. По словам Ветер, скоро Рубиновое Войско объявит открытую войну её войскам, и пока что стоит избегать столкновений. Так, легион скрылся в достаточно густом для Тёмного Века лесу, среди по большей части хвойных деревьев, наряд которых оказался намного устойчивей к ядовитому дождю, чем ещё что-либо живое. Ринельгер был несказанно рад тому, что Кеинлог остался позади — город никогда ему не нравился, для него он являлся олицетворением тьмы и разложения Родины.