— Ты много болтаешь, Гермильяр, — процедил командир, поднимая щит перед собой.

Зерион атаковал, как всегда первый, и разветвлённая молния, плескаясь разрядом, ворвалась в стан противника. Сколько сил ещё оставалось в этом чародее — представить было сложно, но три человека Каменщика упали замертво, выживших и слегка ошарашенных раскидало по коридору.

Гермильяр, казалось, проигнорировал заклинание вовсе, в двух прыжках он оказался у Ардиры и стремительно занёс топор. Щит командира, повидавший не один десяток боёв, выдержал и на этот раз. С разворота по огромному норзлину ударил Фирдос-Сар — его секира с чваканьем впилась в бедро Гермильяра.

Со стороны наёмников Каменщика полыхнуло заклятие. Пустив слабые защитные чары, Ринельгер закашлялся, приложив руку к груди, и упал на одно колено. Слегка затуманенным взглядом он пробежался в направлении Ирмы, вдруг раскрывшей глаза. По её лицу стало понятно, что она только-только пришла в себя и многое ещё не воспринимала.

— Давай же, — подумал Ринельгер, откидываясь на бок. — Сейчас будешь радоваться…

Гермильяра кто-то вытащил, его спаситель сразу же был убит клинком Сенетры, и огромный норзлин повалился наземь. Ревущий на всю пещеру Фирдос-Сар со свистом расколол череп ещё одному наёмнику.

Ринельгер видел, как колдовал Зерион — время замедлилось, и яркие вспышки заклятий слепили Ринельгера и освещали лицо рунарийца: магия сушила его. Тень чародея, бросившего энергию в отряд, скользнула мимо Ардиры — движения были неуловимы, два клинка в руках наёмника плясали с невероятной скоростью.

— Кригаален, — подумал Ринельгер, прикусив губу до крови. — У Каменщика есть кригаален!

Чародеи, использующие первозданную энергию в бою, обладали невероятной ловкостью и силой, кригаалены — это настоящие мясники: быстрые, смертоносные и безжалостные. Среди рунарийцев эта ветвь магии до Тёмного Века была очень распространена — Сенетра являлась таковой, а вот у людей в почёте — стихии, потому встреча кригаалена-человека у Каменщика сильно бы заинтересовала Ринельгера, но увы — ныне обстоятельства иные.

Кригаален выбил щит из рук Ардиры, полоснул мечами крест-накрест, подрезая командира, и в прыжке развернулся к Зериону. Рунариец пустил огонь перед собой, но тот встретился с морозной бурей, из которой с рёвом вырвалось ледяное копьё. Белесое острие пробило Зериона сбоку, рунариец громко воскликнул, и выставил посох на защиту. Кригаален рубанул сверху, разбив оружие чародея на две части.

Ринельгер, кряхтя от боли, пустил защитные чары снова, и энергия отбросила наёмника в сторону. Зерион покачнулся, простоял ещё мгновение и упал лицом вниз. Шипя, словно змея, Ринельгер подполз к нему и огляделся.

В свете магического огонька всё ещё сражались воины отряда: израненных, их зажали к стене четверо наёмников, поднимался окровавленный Гермильяр с ужасным рёвом. Кригаален возник перед Ринельгером: в сером плаще, с повязкой на лице, и схватил Ирму за волосы, собираясь отрубить ей голову.

Перебирая кровавыми пальцами, Ринельгер почувствовал податливую нить энергии, мелькнул ужас в глазах Зериона — лишь на миг в них отразилось одержимое Мощью лицо чародея. Ринельгер проскрипел зубами, словно пытаясь разжевать магическую силу, и выстрелил алой субстанцией в лицо кригаалена. Заклинание оправдало все ожидания — чары занялись им, вмиг покраснела кожа и ощутимо набухли вены. Наёмник пронзительно закричал, выпуская Ирму, схватился за голову, сделал пару шагов и упал навзничь.

Ринельгер выдохнул, собрал энергию в кулак и пустил магический импульс, целясь в Гермильяра. Его руки тряслись, заклинание сорвалось в кручёном полёте, пронеслось над головой норзлина и врезалось в потолок, расколов древнейшую каменную породу. С грохотом камень осыпался, трещины поползли по коридору в стороны: к выходу на Пустынный берег и к Вратам Мощи.

Наёмники Каменщика побежали, двое из них схватили под локти разъярённого Гермильяра. Ринельгер поймал Ирму за руку и потащил к Вратам, Фирдос-Сар взвалил на плечо Зериона, Сенетра помогала Ардире — отряд, словно подчиняясь единому приказу, выбрал подземелья за Вратами Мощи и скрылся во тьме и пыли от завала, что похоронил все их вещи, тела мертвецов и возможность выхода к Пустынному берегу.

Глава 2

Путеводитель

Кровь, всюду кровь, она обжигала лицо и перебирающие пустоту пальцы. Казалось, что её слишком много, ибо шептала тысячью голосов, сладко пела, а потом, обласкав разум, скреблась и причиняла острую боль. Кровь требовала и обвиняла, звонко звуча проклятой песнью в голове, но разобрать слова, как ни старайся, было невозможно.

— Прочь! Оставь меня! — крикнул Ринельгер в пустоту и глубоко выдохнул. — Я не виноват. Не виноват… мир изменился, о, боги, он изменился! — и шёпотом добавил: — я хочу выжить, как все живые существа. Хочу найти её… сколько крови… сколько крови! Мама…

— И что теперь, Ринельгер? — сквозь призму голосов он узнал Амилиаса, мастера кровавых чар. Он говорил тихо, с могильным спокойствием, пронизанным раздражающими нотками разочарования. — Ты нарушил клятву всех кровавых чародеев, мальчик мой. Ты убил своего друга ради сохранности собственной шкуры. Разве ты достоин добраться, узнать, где погибла твоя женщина?

— Нет, не моя, — прохрипел Ринельгер, и в тот миг горло страшно обожгло. — Её жизнь, моя жизнь принадлежали империи, Капитулу. А я… такой, каким должен быть, чтобы… выжить.

— Ради отряда ли ты оскверняешь священную магию, дарованную, чтобы исцелять? — тот же тон: им Амилиас одинаково читал и наставления, и нотации. — Зачем тебе сила? Отвечу — ради убийства. И все.

— Проклятие! — уже разозлился видению Ринельгер и крикнул в пустоту срывающимся голосом. — И ты мне это говоришь?! Обвиняешь?! Святой старец, — он сжал зубы так, что послышался скрип, — ты и пальцем не повёл, чтобы найти её. Сидишь там, под защитой в Анхаеле, в обществе ограниченных, проклятых консерваторов, не зная, с чем мне каждый день приходится бороться… Посмотри на меня, мэтр! Услышь меня и, ради Лерона и Заласа, оставь…

— Смерть рунарийца, — Амилиас словно и не собирался слышать бывшего ученика, — первая строка в списке твоих кровавых злодеяний. Твоё падение, Ринельгер, началось.

— Ver dis rauh, — одними губами произнёс Ринельгер, — спасения нет… все мы сгинем в алой ночи.

Наконец, тишина. Кровь перестала шептать. Чародей не слышал даже своего дыхания, он не открыл глаза, не принюхался. Перед ним предстали картины давно минувших дней: первое заклинание, победы в изучении магического искусства, студенческие балы в Анхаеле, девчушка-чародейка, подарившая Ринельгеру первую женскую ласку, переход легиона в Маредоре…

Шеи коснулось холодное лезвие, острое, как бритва. Ринельгер слабо вздрогнул, раскрыл глаза, но ничего не увидел — последнее заклинание отняло у него остатки сил. Всё расплывалось, на ярком фоне что-то чернело — лицо обожгло дыхание.

— Ты, — это была Ирма, никак иначе. — С кем ты тут разговаривал?

— Ирма, — произнёс Ринельгер. — Замечательно… перережешь мне горло, так?

— Посмотрим, может быть, — ответила она. — Так, с к…

— Я чувствую бурлящую энергию в твоей крови, Ирма, — сказал Ринельгер, посмотрев в сторону её голоса. — Ты очень талантливая ученица. В тебе много потенциала, Мощи… и знаешь ты куда больше, чем хотела нам показать…

Она не ответила. Ринельгер похлопал невидящими глазами. Наверняка, остварка зажгла магический огонёк и пустила его в пещере, а сама прильнула к нему. Если бы он поменьше болтал с пустотой, Ирма, скорее всего, даже бы и не заметила присутствия кого-либо ещё.

— Я слышал, — пробурчал Ринельгер. — Нам говорил Нетиас… что на корабле какая-то важная для Святого Воинства птица. Это была королева Аммелит, так? А ты из почётного караула… или её ученица? Любовница?

Снова молчание. Кинжал всё ещё царапал горло — Ирма сомневалась.

— Какая чушь, — сказала, наконец, она. — Никакая я не любовница королевы!