4 год Тёмного Века

««Во тьме, среди руин и грязи родится тот, чья крепкая рука вернёт мир на круги своя», — так сказала лет тридцать назад старуха-шаманка Мерта в одно из своих последних предсказаний. Суеверный люд внимал всем пророчествам, даже самым шарлатанским, но к предсказаниям Мерты прислушивались даже могучие вожди Северной Дали, когда собирались на войну. Шаманка прожила ни много ни мало чуть более ста лет, а потом исчезла: как заведено в норзлинской традиции, ушла навстречу духу, к которому была привязана.

Чудес нет ни в этом мире, ни в мире, лишённом такой обычности, как человеческая глупость и тщеславие. Все пророчества можно истолковать двояко и прийти к совершенно противоположным выводам. Адамантар Эстелан, один из семи паладинов мятежной королевы, будучи самым циничным и скептичным из всех её рыцарей и чародеев, говорил, что способен привязать к любому предсказанию поход на горшок. Как ни странно, получалось у него прекрасно.

Относилась ли так же к пророчествам и прочим чудесам королева Аммелит, я так и не узнала. Я старалась не слушать разочаровывающие речи некоторых соратников — чудес полно в мире, родившемся под течением Потока энергии, в которых скрывался Аромерон: райский мир, дворец для всех правоверных; царство Нериды, богини северян. И если духи, ниспосланные Ею, словно ангелы, шептали Мерте и иным шаманам судьбоносные послания, значит, эти слова они передавали из уст самой богини. Но, как говорилось, пути божественные неисповедимы.

Люд всё же хотел верить в то, что существовали в мире, полном всевозможного бесчинства и злобы, неопределённости и туманности будущего, те, кто мог сказать народу: переживите невзгоды и скоро в награду за терпение, труд, верность и великую жертву вы получите рай. А пережить простому народу Цинмара пришлось немало за последние двести лет. Страдания и лишения сопровождали историю несколько эр: смерть настолько стала искусно творить своё дело, что от неё не спасала закрытая наглухо дверь и высокие крепостные стены. Чего только стоил Ригальтерийской империи и норзлинам Северной Дали Чёрный Мор, гулявший по земле во второе десятилетие Века Гнева.

Озлобленный народ, словно зверь, рвал и метал и ещё больше дичал от того, что потерял всякое чувство защищённости. Не могли спасти их ни высокие лорды Рунайро, царившие почти во всём Цинмаре, ни вожди на севере, а имперские боги молчали, игнорируя всякое обращение к себе, даже самое гнусное. Могли говорить только северные божества, но исключительно с шаманами. И когда последние передавали их волю племенам, люд немного успокаивался.

Спокойствие же царило до тех пор, пока шаманы не стали передавать зловещие послания о приближающейся войне, и вскоре вождь Тордалак, отец мятежной королевы, услышав слова Мерты, поднял топор. Наступал Век Слёз, объявленный астрологами империи как эра скорби по ушедшим в борьбе с Некросом, и его история, начиная с десятого года, сменила чёрные чернила на кровавые. Борьба норзлинов вместе с мятежниками против имперского владычества приобрела невероятные масштабы, и казалось, будто после неё в мире не осталось бы ничего — горели поля, утопали в крови города, обращались в пыль поселения и леса. Кто мог тогда предположить, что станет ещё хуже?

Между тем Мерта объявила очередное пророчество, показавшееся не самым страшным в те ужасные годы. «Будь в час искупления чист и непоколебим перед Небесами! Только таких оценит богиня, когда налитое багровым заревом небо огненным вихрем упадёт на землю», — говорила старая шаманка. Её послание из Северной Дали было доставлено семерыми гонцами в пределы Панреммы, где за провинцию ожесточённо боролись паладины Адамантар Эстелан и Дорэс зер Вальд с верховным лордом Каагаром. Мятежная королева, явно обеспокоенная словами Мерты, послала копии письма другим паладинам — эту картину я помню очень хорошо, ибо нечасто можно было увидеть пророчицу Аммелит такой напуганной, даже тогда, когда имперский лорд схватывал Святое Воинство за горло. Тогда-то Адамантар и вынес запомнившуюся мне, ещё совсем юной девочке, фразу про предсказания и горшки. В тот же день мятежная королева приказала отступать, что ещё больше не понравилось скептичному паладину.

«Из-за какой-то старухи мы должны терять завоёванную огромными жертвами Панремму, — говорил Адамантар, сжимая кулаки, — я не для того гнал солдат на Варжский Рог!»

И его можно было понять, я видела поле битвы на Варжском Роге, будучи совсем незрелой, где полегло без малого тысяч пятнадцать воинов и чародеев. Для меня, пожалуй, это была самая страшная картина тогда. Королева всё же настояла — и так ещё не одно пророчество меняло стратегию Святого Воинства.

И всё-таки никакие отступления не помешали Аммелит и её паладинам в конце Века Слёз добраться до Рунайро. Я не застала эту битву, ибо риски были настолько велики, что королева отправила Риодана зер Тирро, седьмого паладина, и меня на юг, впрочем, до укрытия мы так и не добрались, с паладином я рассталась и того ранее.

К тридцать шестому году Века Слёз, когда случились кульминационные события войны, северные провинции, в частности, Ладервия, Панремма, Норзрина и Эливия, были сильно разорены; не лучшие годы переживали земли вокруг доминиона Рунайро — Роммилин стала последним фронтом перед столицей, а на западе Цинмара горели в сепаратистском пламени Дельтриания, Араэд, Реседер и даже самая, со времён Мятежного Века, тихая провинция Сальмония. Здесь народы — что рунарийцы, что люди и гномы — в полную силу познали горечь разочарования. И без того тяжёлая жизнь превратилась в невыносимую гонку, повсеместную резню за наместничий венец. Вера в чудесные пророчества, да и не только в чудесные, но и в страшные предсказания, ушли со сцены.

Кто бы мог подумать, что в одночасье всё перевернётся с ног на голову? Мерта когда-то изрекла — будут алыми небеса, и накроют они мир на много лет. Слабо такое представлялось привыкшим к солнечному дню и ясной ночи цинмарцам. Просторы Родины никогда не отличались благосклонностью и теплом, Цинмар был холодным материком, он омывался Стужённым Океаном на севере, с запада — Океаном Заката Мощи, с востока — Океаном Грёз, а с юга — Тайным. Все эти воды были исключительно холодными и совершенно беспокойными, и потому Цинмар оскалился горными наростами, сгладившись на берегах только в редких бухтах и внутренних морях. Родина для четырёх цивилизованных народов: маредорийцев, рунарийцев, людей и гномов всегда была суровой, капризной и опасной. И с недавних пор она стала ещё безжалостней.

Ригальтерийский Конклав при поддержке Капитула, имперского сената, руководил духовными делами лишь номинально и предпочитал не разъяснять умам, непосвящённым истинной, как им казалось, сути мироздания. Имперские подданные знали настолько мало о полумифическом Потоке энергии над их головами, что имели очень смутные представления о том, что случилось бы с ними после смерти. Были только ложные боги, демоны, Прародители — Лерон и Залас — хозяева Потока, и их дети, четыре дракона Мощи, что стали, пожалуй, идолами и частью культуры Ригальтерии. И духи — множество духов, населяющих почти каждый уголок Цинмара, и ухаживающие за ним. Их природу, цели держали под покровом тайны, и это рождало самые жуткие и забавные истории и слухи. Что могли объяснить жрецы Конклава касательно предсказаний совершенно неизвестной и от того неуважаемой имперцами шаманки Мерты из Северной Дали?

Только её слова исполнились. Я не знала, как отреагировала на это имперская ересь. Они не предполагали такого развития событий или просто не хотели делиться катастрофичными прогнозами с и так уже сомневающимся и расколовшимся народом Ригальтерии.

Удивительно, как крупное бедствие способно воссоединить рассерженные друг на друга народы воедино, заставить встать в один ряд некроманта и клирика, имперского легионера и воина Святого Воинства, закрыть глаза на то, какое средство использует твой соратник. Удивительно и одновременно страшно. Быть может, судьба не даёт нам права на победу, потому что мы хватаемся за всё, отвергая мораль, этику и совесть во имя выживания? Богиня словно кинула монетку, обдумывая, кто заслужил благосклонности, мы или наши враги. Ибо порою я и сама не могу увидеть грани между нашими злодеяниями.