Свист заглушил ветра, Марий замахнулся клинком, отбивая одну стрелу, но не успел уйти от второй. Окровавленная с головы до ног Эсса, словно призрак, возникла на краю моста и попала кригаалену в ключицу. Ринельгер, сжав зубы до боли, воспользовался замешательством — пущенная из ран его собственная кровь обратилась в жизненную Мощь — и он, подскочив, вогнал лезвие серпа прямо в место ожога кригаалена.

Чтобы не повалиться, Ринельгер схватился за плечо Мария, и повернул лезвие. Кригаален широко раскрыл глаза, ртом хватая воздух. Чародей вытащил меч, откинул его и запустил ладонь в рану на животе. Тёплая, горячая кровь обожгла кожу кисти, и Ринельгер не увидел, какие муки отразились на лице Мария, как он закричал от безумной боли, перед его взором проносились годы жизни кригаалена — испуганный светловолосый мальчик перед Цэльдой, лицо наставника, вселявшее и стыд, и страх, ненависть к имперскому чародейству, и бегство в Святое Воинство.

— Твои люди, Каменщик, к большому несчастью, напоролись на что-то острое и злое, — говорил Ардира жирному торговцу, а Марий внимательно осматривал командира наёмников. — И мы ничего существенного не нашли. Всё, что было, у твоих дверей.

— Тогда и плату вы хрен какую получите, — буркнул Каменщик, почёсывая бороду. Он небрежно потянулся к кубку, упал какой-то свиток, и из-под него выглянула карта Пустынного берега. Торговец нагнулся, чтобы поднять её, а Марий отвёл взгляд.

Тьма. Теперь перед глазами образы Чёрной Твердыни, Аорин оун Валлех, темноволосый рунариец с резкими чертами лица, тёмными бездонными глазами. Марий ощущал, как он боролся с самим собой, принимая трудное решение — пожертвовать одним из лучших отрядов Рубинового Войска, всего лишь, в обмен на власть над Норзесиллом. Он сделал правильный выбор. Всего-то пять наёмников, и его будущее в таком неясном настоящем заиграло золотыми красками.

Видения ушли. Ринельгер глубоко вздохнул, сжал ладонь в ране в кулак.

— Сдохни, — прошипел, стиснув зубы от злости — не простой, неестественной, демонической — чародей и толкнул Мария в бездну.

Злосчастный кригаален погиб беззвучно, пропав в бездонной тьме. Ринельгер повернулся к Вирре — у неё рассечён только подбородок, но суккуб была ужасно истощена. Чародей подошёл к Михаэлю и принялся осматривать чарами его состояние. Рыцарь ещё дышал, а в уголках рта пузырилась кровавая слюна.

— Два ребра, лезвие коснулось лёгкого, — протянул хрипло Ринельгер. — Я дам тебе ещё некоторое время, либо закончу всё сейчас…

Михаэль не ответил, поднял два пальца, и чародей, зачерпнув магией немного его крови, наложил чары. Эсса сбросила лук, упала на колени перед рыцарем.

— Я могу, — произнесла она, взглянув на Ринельгера. Её мертвенно-синие глаза блестели, слеза покатилась по щеке, разбилась о грудь Михаэля. — Я могу дать ему новую жизнь.

— Жизнь ли это? — чародей сложил руку на серпе. — Ты сделала осознанно выбор. Тот выбор, который нельзя принимать за другого. Его душу не примут в Потоке, она сгорит со смертью, как твоя. Это проклятие, а не дар, Эсса.

— Пожалуйста, Ринельгер, позволь мне, — умоляла она.

— Не будь такой задницей, Ринельгер, — вмешалась Вирра. — Твоё сердце что, высечено из камня?

— Причём здесь это? — отрезал Ринельгер. — Суккуб, ты, быть может, не слышала о таком проклятии, как вампиризм?

— Фу, — сморщилась она. — Что-то малоизученное вечно обрастает иллюзией ужаса.

— Это ты тоже нахваталась от того учёного? — раздражённо проговорил Ринельгер.

— Мы с ним знаем друг друга с детства, — сказала Эсса. Больше по холодной щеке слезы не пробежало. — Я думала, что мы будем вечно друг за дружкой, а теперь я должна смотреть, как он умирает…

— В нашу ночь ты назвал меня Кассией, Ринельгер, — Вирра подошла к чародею вплотную. Он отвёл взгляд. — Хочешь, чтобы и её терзал до конца жизни этот день?

— Скорее всего, мы его не переживём, — протянул чародей. — Так что недолго будут длиться страдания.

— А если нет?

Ринельгер вздохнул, повернулся лицом к Эссе:

— Ты точно хорошо его знаешь? — она кивнула. — Значит, делай, что должна…

Ринельгер отложил серп. Он не стал смотреть, как Эсса прокусила себе запястье и напоила умирающего Михаэля тёмной, густеющей кровью. Чародей остановил взгляд на ущелье — они чуть не пропустили, как из него вылезали сотни вооружённых человек и выстраивались у края бездны. Воины казались странным — их лица застыли каменными белыми масками, у некоторых неестественно торчали руки и ноги. «Нежить», подумал с дрожью Ринельгер.

Они раступились, и к мосту вышел Верон. Чародей сморщился: слишком уж изменился юноша с их последней встречи, пусть и не сильно внешне, но энергия у него была уже иная, враждебная и куда более могущественная.

— Кровавый чародей! — крикнул Верон. — Ты достойно отбился от Культа! Браво! Я даже немного зауважал тебя за твою упрямость, но теперь всё кончено! Вы окружены! Отдай мне меч, и я, даю слово, отпущу всех вас!

— Лицедей? — Ринельгеру стало паршиво от этой мысли. Когда-то ему посчастливилось поучаствовать в прениях на тему вселения духов в тела смертных. Одна из самых неприятнейших тем для дискуссий.

— У меня тысяча мечей, кровавый чародей! — продолжал Лицедей. — И я знаю все тропы Сумеречного леса, от меня не скрыться, — его голос стал шипящим, Ринельгер различил два тембра, один из которых принадлежал духу, а второй… Верону. — Отдай артефакт, и всё кончится!

Ринельгер покрутил серповидный меч в руках. Оружие стало ему почти родным, но умирать за него — большая глупость. Чародей сделал шаг.

— Нет! — Вирра схватила его за руку. — Ринельгер, ты не понимаешь? Этот кусок говна ни за что тебя не отпустит. Ни тебя, ни меня, ни их.

Чародей сжал губы, потёр переносицу:

— А что мне делать, скажи на милость?

— А вот смотри, — Вирра вышла вперёд, сбрасывая плащ. — Лицедей! Отсоси!

Она выпустила с рук огненное заклинание, оно ударило по строю слева от одержимого Верона. Нежить упала, загоревшись. Лицедей не ответил. Упавшие воины встали, туша на себе магическое пламя. Одержимый махнул рукой, и к беглецам устремились двое в ржавых кольчугах. Двигались они нечеловечески быстро и ловко, на ходу вскидывая массивные клинки. Ринельгер схватил Михаэля, забросил на плечо, проклиная всё железо, что рыцарь на себя напялил, и побежал вслед за женщинами. Нежить их догоняла, как вдруг в мёртвых воинов вонзились несколько стрел. Они сбавили шаг, но не остановились. Ринельгер огляделся — в террасах появлялись тонкие силуэты, а в воротах возникла женщина в цветочном венце и плотном зелёном плаще.

— Скорее! — крикнула она.

Террама взмахнула посохом, и по мосту пронеслась волна энергии, сбивая нежить в бездну.

— Отступи, Лицедей! — крикнула дух-хранитель Святилища. — Теперь эти смертные под защитой Варолии!

Лицедей сжал руки в кулаки.

— Ты дал обещание, помнишь?!

— Да, — прошипел Лицедей, а его голос магически усилился. — Я обещал, что не переступлю порог твоего дома, Террама. Но я ничего не говорил о проклятых…

***

Казалось, за стенами Святилища время остановилось, до чего здесь было спокойно и светлее, чем в остальном мире, а царствующая гармония убаюкивала и нагоняла приятную сонливость. Ринельгер уложил Михаэля на пол террасы, ведущей к главной башне, помог Вирре присесть рядом с рыцарем. От ворот, стуча посохом, медленно шагала Террама.

— Значит, это твой дом? — чародей обошёл Эссу, приближаясь к духу.

— Да, кровавый чародей, — произнесла Террама. — Отдохните, ваши силы и ваша жизнь до ужаса малы.

— А Лицедей?

— Пока что вы в безопасности, — Террама направилась к башне. — Нарушить свою клятву он не сможет, а решится обойти не сразу. У вас есть время набраться сил.

— Эти существа… это нежить?

— Проклятые. Пока я храню эту землю, Святилище неприступно, — она посмотрела в его глаза. — Не тревожься, Ринельгер. Я ещё раз предложу тебе не терять время на расспросы сейчас, а лечь и отдохнуть, пока не началось сражение. Мы с тобой ещё поговорим.