Гробовщик ощущал сейчас пустоту глубоко в душе: явственно предстала картина, в которой он исполнял волю врага всего живого, против которого сражался в Век Гнева, с аурой которого боролся мортусом. Он знал это, но не хотел признавать, успокаивая совесть тем, что Владыка Смерти уничтожен. Думал, что уйдёт от этого, забудется и не встанет перед Некросом на колени.

Лицедей — обманщик, актёр — в Век Слёз Ширен и не подумал бы его опасаться. Это был сосед, неприятный, отчасти надоедливый, в мрачном балахоне и жуткими зелёными огоньками. При знакомстве поближе он внушил мортусу, что уже десятки лет страдал, исполняя волю Потока, провожая души мертвецов. Но сейчас стало ясно — Лицедей ждал момента, чтобы снять маску и предстать уже другим лицом.

Ширен пробился через кусты, Марий стоял и рассматривал протоптанный снег — здесь их цели ненадолго остановились, чтобы отдохнуть. Гробовщик наклонился, поднял и покрутил поломанное древко стрелы.

— Они идут к Святилищу, — Лицедей возник так неожиданно, что сердце старика остро кольнуло. — Нужно не дать им пройти под его защиту.

Гробовщик откинул стрелу, запустил руку под куртку и наткнулся пальцами на амулет, что отдал ему Вильмонд. Серебряная руна аромерони — защита от тьмы и зла, как верили норзлины и мятежные оствары, но в реальности — она слишком слаба, если вообще не бесполезна. Ширен погладил рунного феникса большим пальцем, прижал амулет к сердцу.

Они продолжили движение. Наёмники совсем притихли, но до сих пор не сбежали. Видимо, понимали, что сами выбраться из Сумеречного леса не смогут. Сущность шла быстрее, без остановок, и в какой-то момент Ширен просто перестал идти, решив немного передохнуть.

Сердце продолжало биться. Как же мало он видел в своей долгой жизни! «Паршивый мир», — думал старик, скрипя зубами. Сколько зло не руби, его не уничтожить. Быть может потому, что само зло исходило из смертных. Алая ночь, драконы Мощи, нежить — всё это рождалось в умах и сердцах людей, рунарийцев, гномов и прочих, кто обладал хоть какой-то фантазией. Ширена снова окликнули — кто-то из некросициаров. Пригласили к Лицедею.

Дух ждал на выступе, где открывался отличный вид на возвышенность, переходящую к горам. Ширен слышал, что это почти что центр Сумеречного леса, который старались обходить путники, на долю коих выпала дорога через эту местность. Гробовщик встал за спиной духа, а перед ними всего в паре сотен сажень тяжёлой поступью наступал теневой великан. Остальной лес, отрывшийся взору Ширена, оказался не тронут снегопадом совсем, но ветра подсказывали, что скоро он придёт и сюда.

— Где пропадал, Ширен? — скрипуче спросил Лицедей, не поворачиваясь.

— Искал, — отрезал Гробовщик.

— И не нашёл?

Лицедей усмехнулся. Вопрос остался без ответа. Дух сжал глефу, и Ширен прищурился — трое беглецов направлялись к ущелью. Старик раздражённо передёрнулся, развернулся и увидел женщину в венце из сухих цветков, держащую за руку ребёнка. Ширен приподнял лук.

— Успокойся, Гробовщик, — ласково произнесла она. — Я не причиню тебе вреда.

— Террама, — Лицедей продолжал наблюдать. Земля дрогнула, стало темнее.

— Бедный, несчастный Гробовщик, — сказала дух и подошла ближе. — За что так терзают твою душу?

Террама прикоснулась к его лицу неожиданно тёплой ладонью, посмотрела в его глаза, и Ширену стало не по себе — будто бы встретился с собственной матерью, расстроенной и несчастной из-за блудного сына. Он сглотнул, неровно задышал. Дух погладила его по щеке, повернулась к Лицедею:

— Дальше Святилище Варолии. Тебе и твоему господину там нет места.

— Я и не собирался входить в залы Варолии, — бросил дух. Снова грохнула земля. — Они умрут здесь. А я уйду из Сумеречного леса.

— В Ветмах?

— В Ветмах.

Они услышали далёкий рёв, Ширен еле слышно выругался — в алой пелене стремительно пронеслась огромная крылатая тень. Она спикировала к великану, полыхая синим пламенем.

— Эстифальский дракон! — крикнул Марий.

Лицо Лицедея окаменело, только глаза быстро двигались, провожая крылатого зверя. Дракон бил пламенем по сущности и сжигал его энергию. Ширен задержал дыхание и безмолвно молился за победу над соратником Лицедея. Сущность вытянула руку и пала, испуская, словно кровь, фонтаны энергии. Лес загорелся, но дракона было не угомонить, он с яростью добивал остатки теневого великана.

Лицедей по-змеиному прошипел, в ладонях зажглась белесая энергия, он поднял глефу. Ширен сжал губы, поигрывая пальцами по плечу лука: хватит ли одной стрелы, всего одной, потому что на остальное времени не хватит, чтобы поразить и уничтожить дух.

Гробовщик промедлил, и Лицедей метнул глефу. Ширен увидел, как блеснула она перед тем, как пропасть в яркой вспышке под челюстью дракона. Зверь, покрывавшийся тёмной дымкой от места ранения, жалобно завизжал, спикировав к горам, и, обливаясь водопадами крови, пропал за ущельем.

Лицедей развернулся на пятках, его блеклые глаза пылали яростью. Скользнув по Ширену и Марию, и остановились на том месте, где только что стояла Террама.

— Что ж, — процедил он. — Святилище начинается с началом мостов… Что встали, охотники? В ущелье, убейте же их, наконец!

***

Тьма продолжала сгущаться. Единственный просвет — встреча с каштановолосой девушкой — исчез и омрачился. Тревога в душе росла, превращаясь в панику: выход Верон даже не мог представить. Сетей становилось больше, они были крепче и не упускали юношу из цепких захватов. Сила и власть Лицедея над сознанием росли, и теперь даже краем глаза Верон не мог увидеть, что происходило в реальном мире.

Он попался — нить, словно хлыст, рубанула по щиколотке и обхватила её, юноша рухнул. Запястья сдавило, дёрнуло ноги. Тень подняла Верона и подвесила на невидимую во тьме паутину. Лицедей появился напротив него, в чёрном балахоне, из-под капюшона светились зелёным глаза.

— Больше не убежишь, — спокойно произнёс дух. — С кем ты разговаривал? Кому проболтался о наших маленьких тайнах?

— Я её не знаю, — ответил, срываясь, Верон.

— Не знаешь? — протянул Лицедей. — Как она выглядела? Стой… И правда не знаешь… каштановолосая, молодая… красивая. Ну-ну, юноша, — он ядовито усмехнулся. — Я удивляюсь, как можно испытывать разом такой спектр эмоций: страх, паника, надежда… и похоть. Какие же вы, смертные, жалкие, слабые и глупые звери.

— Прекрати эти мучения, демон… Твоя ненависть жжёт меня…

— О, да, — произнёс Лицедей с удовольствием. — Вот она… ненависть. Но разве тебя не обучали именно ей, мальчик? Ведь именно с её подачи вы, коварные и жалкие, совершаете гнусные и бессмысленные поступки. Впрочем, я не демон, и нет во мне ненависти.

— Как раз наоборот, — Верон взвыл от боли. Он тяжело дышал, ярость волнами вскипала в нём. — Люди не способны на такие коварства, какое совершаешь ты.

— Будь у вас такая возможность, совершали бы. Вероломство, похоть, праздность, трусость — в этом все вы, — Лицедей снова издал смешок. — О, особенно трусость… тебе она знакома, мальчик. Тот старик, что привёл тебя ко мне, Ширен, тоже боится, страшно боится, и его страх звучит как сладкая мелодия…

Верон сдрогнул, зажмурился, думая, что сейчас пустит слезу — но ничего. Он поднял голову, с ненавистью посмотрел на духа:

— Демон!

— Я не демон! — крикнул Лицедей и подскочил к юноше. Зелёные огоньки пылали яростью.

— Разве духи поступают так?

— Поступают, когда велят обстоятельства, — прошипел Лицедей. — Я — спаситель мира, смертный! Это я раскрою вуаль Мощи Архилиоса, верну Потоку стабильность и принесу мир Цинмару. Я делаю всё, что мне велели, но вам, смертным, видимо, неведана жертва, великая жертва. Вы ноете и восклицаете — почему я должен за что-то платить, за что-то умирать…

— Спасти мир? — Верон истерично рассмеялся. — Ты только что говорил, что смертные жалки и ничтожны… а теперь — «спасти мир»!

Лицедей не ответил. Его огоньки превратились в маленькие точки. В реальности что-то произошло, и дух обратился всё внимание туда. Верон опустил голову и закрыл глаза. Кажется, он что-то увидел.