***

Сандрия не сразу заметила, что некогда серые пустоши теперь покрылись снегом. Зима пришла, впервые за четыре года долгой осени. Окрестности Ветмаха погрузились в прекрасную тишину. Антониан рассказывал когда-то давно, что зима сугробами прячет несовершенство мира: его уродливые серые скалы, скрюченные, мёртвые, лишённые листвы деревья и тела павших.

Погрузиться в тишину и собственные раздумья Сандрия могла лишь у костра. Она забывалась на час, может, два, подрёмывая, и возвращалась в паршивую реальность. На её плечах четверо раненых, и только Энард, которому гахтар продырявил щеку и повредил язык, мог оказать посильную помощь. Но и его знаний оказалось недостаточно. Иногда Лоурен, потерявший много крови, приходил в себя, успевал дать пару советов, всегда выправляющих положение всех остальных, и снова уходил в сон. Сенетра открывала глаза, но всё, что делала — только смотрела куда-то вдаль, явно не осознавая, где она и что происходило вокруг. А Антониан не просыпался вовсе, ровно дышал, тихо и спокойно, без приступов лихорадки.

Когда гахтар вцепился ему в руку, Сандрия была уже около выхода. Брат вылетел с громким отчаянным криком, и у неё оставалось несколько мгновений, чтобы вместе с Энардом выскочить наружу и захлопнуть решётку. Капитан гвардии успел перетянуть её цепью, но как он сумел это сделать так быстро, не дав гахтару опомниться — не помнила. Самосознание вернулось тогда, когда зверь ударился окровавленной мордой в решётку и по-медвежьи заревел. Чудовище пробыло в канализации до сумерек и исчезло также неожиданно, как и появилось.

Энард свалился в паре шагов от решётки, кинувшись трясущимися руками обрабатывать себе лицо. Сенетра и Лоурен в тот момент лежали друг около друга: контрабандист лихорадочно стягивал руку ремнём, и это всё, что он успел сделать перед тем, как потерять сознание, а рунарийка повторяла в бреду чьи-то имена. Сандрия спустилась по склону и нашла залитого кровью брата — он весь обагрился, особенно затылок и запястье на левой руке.

Она порвала свою куртку, чтобы перевязать всех, кто нуждался, и только после этого занялась собственным лицом. Оно болело жутко, во рту стоял привкус крови, и Сандрия боялась увидеть рану, оставленную меткой чудовищем, но всё же взглянула в воды Реи — четыре длинные и аккуратные багряные полосы от когтей, удачно проскользившие рядом с глазом, но распоровшие левую ноздрю. Такая рана оставит уродливый шрам на всю жизнь — и пусть Сандрия никогда не носилась в попытке добиться идеальной красоты, как ей казалось, характерное желание всех юных и не очень женщин, но теперь — тоска поселилась глубоко внутри неё. Тётка Реми, нянька, когда была в добром духе, хвалила природную красоту её лица и, конечно же, родителей, что подарили дочери такую внешность.

— Возьми выпивку у меня сзади, — слабым голосом говорил Лоурен, когда очнулся в первый раз. — И… проклятие, тряпкой протри раны… только нежно, слышишь? Их нужно зашить, чтобы лучше затянулось, но мы, мать его, все лежим…

Просить помощи Сандрия не могла: Энард долго не мог прийти в себя, его не отпускала лихорадка. Вначале подумалось, что рунарийца одолевала болезнь, вселившая вместе с ударом от когтистой лапы. Но нет — чудовище оставило в его сознании ужасную рану. Иглу и нить Сандрия нашла, но зашить собственное лицо было просто невозможно. Дрожащей рукой она царапала остатки кожи на ноздре, боясь схватить её. Навыков лекаря ей никто не привил, а копошиться в ранах было совершенно не для неё. Проспиртовав тряпки, оставшиеся от куртки, она, как смогла, перевязала лицо. Раны щипало, и боль щекотала её все три дня, что она провела, обхаживая раненых.

Сандрия сидела около реки, чуть подмёрзнув, и водила заточенной палкой в холодной воде. Третий день тишины и покоя, так нужных ей сейчас. Раны жутко болели, но она старалась не обращать на них внимания. Она была сильной девочкой. Всегда, везде Сандрия была горой. И от роли такой она не отказывалась даже сейчас, когда самые паршивые мысли лезли в голову.

Тишина и покой. Гахтар снова исчез, будто бы и его стража отказалась выпускать из города. Воздух пропах гарью — что-то горело и, верно, до сих пор горит за городскими стенами. Быть может, народ решил радикально разобраться с чудовищем.

— Сестра!

Она обернулась — со склона медленно спускался мертвенно бледный Антониан. Сандрия откинула палку, подбежала к нему и крепко обняла. Брат прижал её к себе, чуть дрогнул, удерживая равновесие.

— Прокляни меня Залас, — он осторожно взял её за подбородок. В его глазах мелькнула жалость, потерянность, будто бы гахтар разодрал лицо ему, а не ей. — Не болит? Заражения нет?

— Болит, до сих пор, — сказала Сандрия, вытирая слезу. — Я её обработала… спасибо Лоурену и Энарду.

— Если бы тебя забрала гангрена, я бы никогда себя не простил, — Антониан обнял её крепче. — Слава богам… мы живы. Ты жива, сестрица.

Сандрия удивилась лишь на мгновение, но закрыла глаза, уткнувшись лицом ему в грудь. Они простояли так долго, даже не думая выпутываться из объятий друг друга. Давно такого не было, с тех самых пор, когда Сандрия повзрослела.

— Ничего уже не сделаешь, — произнесла Сандрия. — Я думала, что ты уже не придёшь в себя!

— Кажется, я в порядке… только голова немного болит. А что с чудовищем? Оно мертво?

Сандрия покачала головой, и Антониан сплюнул. Обняв сестру за плечо, он повёл её к реке. Они уселись на камень, немного помолчали. Тишина стояла сказочная.

— Мы тут три дня, братец.

— Три? И чудовище так и не появилось?

— Нет. В городе пожар. Может…

— Чую, но нет, не может. Лоурен живой? Рунарийцы?

— Д-да.

Антониан замолчал, насупился и неловким движением снял куртку с плеч, передавая сестре. Сандрия укуталась, и брат обнял её.

— Я бы хотел убить эту тварь, — протянул он. — Хотел бы истерзать её за твои раны, сестра. Твоё прекрасное лицо…

— Гахтара не взяло наше оружие, — Сандрии стало неуютно — слишком уж серьёзен стал Антониан. — Мы бессильны… Нужно уходить, как окрепнем.

— Вверх по течению, — подхватил он. — В Норзесилл. Или на юг?

— Ты больше не хочешь стать наместником?

— Тут бы жизни не лишиться, — он горько усмехнулся. — Права ты была. Права. Все мои затеи, — Антониан сжал губы, покачал головой, — всё это бред. Реальность… вот она.

— Ещё не поздно… о, Нерида… смотри!

Антониан повернулся — по реке плыли деревяшки и тела. Цепочкой, два или три десятка мертвецов. Антониан поднялся — одежды людей выглядели знакомыми.

— Проклятие! Это же люди Эриганна! — он сплюнул снова.

— Гляди, та девушка! — Сандрия уже бросилась в воду.

Каштановолосую чародейку вместе с каким-то норзлином течение вело ближе к левому берегу. Сандрия вошла по пояс, ухватилась за кроваво-красную куртку и потащила к суше.

— Только что мёрзла, проклятая! — ругался Антониан, заходя в воду.

Вместе они вытащили тело на берег. Тление ещё не коснулось лица каштановолосой чародейки, что вместе с сарахидом пленила Сандрию в Ветмахе, знакомые черты его сохранились, даже выражение осталось тем же. Сандрия склонилась над ней, приложила голову к мокрой груди.

— Это она тебе приснилась в поместье? — произнёс еле слышно Антониан.

— Не понимаю, — Сандрия отказывалась верить, что сон оказался простой фантазией.

— Рана сбоку, — сказал Антониан. — Широкая…

— Дева Нерида, — одними губами произнесла Сандрия.

— Остальных из её отряда не видно?.. Кажется, только наёмники Эриганна. А девку нужно, верно, обратно, в воду.

— Нет! — чуть ли не крикнула Сандрия. — Нельзя её…

— Ты что, влюбилась? — усмехнулся сам себе Антониан. — Сжечь мы её по всем канонам не сможем, закопать тоже. Рея станет прекрасной могилой.

— Мне она приснилась не просто так, — покачала головой Сандрия. — Не могла же умереть она вот… просто так!

— Я давно начал замечать твои странные наклонности, — сел он рядом. — Брось, сестра! Будем в каком-нибудь городе на юге или западе, найдём бордель и выберем тебе похожую на неё шлюху.