В нос ударил резкий запах мертвечины, причём такой мощный, какой Ринельгеру, имевшему несколько лет путешествий по не самым приятным землям, ещё никогда не встречался. Чародей откашлялся, услышал, как сплюнул Ардира и выругался Фирдос-Сар.

— Фууу! — сморщила нос Ирма.

Ринельгер протёр слезящиеся глаза. Первый этаж башни был в полном разгроме: поваленные друг на друга деревянные стеллажи образовали нечто вроде полукруга, в центре которого лежала груда мебели и тряпок; на темнокаменной стене виднелись глубокие царапины и небольшие осыпавшиеся углубления от ударов, на некоторых её частях присохли обрывки чем-то заляпанных бумаг. Справа от входа змеёй тянулась ржавая винтовая лестница.

Ардира что-то пробурчал, прикрыв лицо рукавом.

— Клянусь всеми богами, — тихо сказал Фирдос-Сар, — будьте, проклятущие вы сукины дети, уверены — поляжем мы здесь. Командир, ну его на хрен. Пусть Ветер сама здесь возится… мы башню нашли, даже открыли…

— Нет, сарахид, заткнись, ради богов! — раздражённо бросил Ардира. — Чародей, посмотрим, что наверху.

Ринельгер промычал что-то в ответ. Язык не слушался, что-то изнутри раздувало в сердце страх. Ему вдруг захотелось поддержать Фирдос-Сара и предложить командиру уйти. В голове медленно зарождалась паника.

Ардира счёл мычание за согласие и наступил на первую ступеньку, наполнившую башню громким скрипом.

«Вечно ему хочется лезть в самую задницу», — подумал Ринельгер, вытаскивая из-под мантии серповидный меч. К клинку на поясе даже мысли притронуться не возникло. Какой-то странный, исходящий из древнего прошлого, страх скребся внутри, и казалось, будто оружие, взятое из башни, сможет защитить лучше, чем кусок острозаточенной стали.

— Ардира, — тоненько позвала Ирма.

Но командир словно не слышал. Крепко сжимая щит и меч, он уверенным шагом поднимался всё выше. Ринельгер старался не отставать, хотя с каждой новой ступенькой ноги становились всё тяжелее. Про себя, чтобы отогнать непонятно откуда взявшуюся панику, он ругался и проклинал ржавую лестницу, что не могла никак закончиться. Время, казалось, замедлило свой ход.

— С-с-скованный, — прошептал призрачный голос.

— Что? — Ринельгер опешил.

— Чародей? — Ардира не обернулся. Не успел.

Ринельгер замер, ноги будто бы приросли к ступенькам и ни один мускул не мог пошевелиться. Чародея пробрал жуткий холод, сердце громко заколотилось, собираясь вырваться из груди. Отряд попался в ловушку. Что-то завопило, или Ринельгеру просто показалось, потому что визг резко оборвался. Иллюзия, страх, потеря самообладания — только одна тварь могла так влиять на живых существ. Она приходила чародею во снах. Раньше, ещё в Анхаеле. Чудовище, которое считалось одим из самых опаснейших порождений истинного зла, опаснее дракона и оборотней всех мастей.

— С-с-спирит, — дрожащим загробным голосом произнёс Ринельгер.

На спуске со второго этажа в призрачном свете Вармаса, пробивавшемся через дыры в крыше башни, сверкнула длинная игла, и взору предстало завёрнутое в чёрный рваный балахон чудовище, держащее полуразложившимися руками стальной посох с оторванным навершием и стилет, больше напоминающий короткое копьё. Голова спирита скрывалась за капюшоном и блестящей железной маской, в прорезях которой алым светом наливались полные смертельной ярости глаза.

Ардира инстинктивно закрылся щитом, но чудовище ударом посоха расколола дерево, служившее командиру защитой столько времени, сколько знал его Ринельгер. Лицо норзлина перекосилось от ужаса, он опустил меч, спирит ударил посохом снова, наотмашь, попав Ардире по незащищённой голове. Командир покачнулся, устояв буквально пару мгновений, за которые чародей успел заметить, как потекла из разбитого виска струйка крови, а на лице играют гримасы боли и страха, и полетел с лестницы вниз. Ринельгер отступил на шаг, закусив до крови губу и чувствуя, как хватка ужаса ослабла, и выстрелил энергетическим импульсом — чары забросили спирита обратно на второй этаж.

Вернуть самообладание не получилось: Ринельгер дрожал, будто его била лихорадка, тщетно пытаясь сбежать или спрыгнуть вниз. Спирит воспарил, выплывая над лестницей, сверкнула в глазах игла. Чародея что-то ударило в правый бок, он не удержался и, развернувшись на левой ноге на сто восемьдесят градусов, рухнул вниз. Около чудовища метнулось пламя, но в этот раз Ирма промахнулась. Спирит угрожающе прошелестел, стремительно спикировал вниз, распространяя ауру искусственного страха. Остварка взвизгнула, зажмурилась так сильно, как только могла, и уступила панике. Она скрылась за спиной Фирдос-Сара: сарахид дёрнулся было навстречу чудовищу, взмахнув секирой, но вдруг замер и превратился в ту самую статую, с какой Ринельгер его часто сравнивал. У Ирмы началась истерика, она хотела бежать, спастись, наплевав на всё, развернулась к двери, но силы оставили её, и остварка рухнула на груду с обломками мебели.

Ринельгер, размазав кровь по подбородку и, ко всему прочему, прикусив язык, попытался метнуть заклинание, но энергия растворилась, как только сошла с его пальцев. Фирдос-Сар боролся — дрогнул, попытался обрушить секирой врага, но тщетно — чары сковали каждый мускул на его теле.

— Семя… великого… клинок… древних… кровь невинных… — шелестел спирит, подплывая ближе к Фирдос-Сару. Чудовище остановилось, вглядываясь в переполненные животным ужасом глаза сарахида, и подставило иглу к его мощной шее.

Ардира выскочил на спирита совершенно для того неожиданно. Меч со свистом, а потом жалобным пением отсёк руку с посохом, и тот со звоном грохнулся на каменную плитку пола. Чудовище, казалось, не обратило внимания на потерю конечности, отмахнулось иглой и тихо прошелестело: «кровь… ритуал!», лавируя следующую атаку. Ардира, воинственно крикнув, чтобы разогнать терзающий его ужас, рубанул в третий раз, но на взмахе потерял силу, и клинок, жалобно свища, пронзил пустоту. Спирит рывком приблизился вплотную, что-то изнутри разорвало балахон, и командир всё-таки поддался страху, завопив — оттуда высунулись ещё несколько рук разных размеров и разной степени разложения. Новыми конечностями спирит схватился за куртку командира, перехватил воротник и, не давая жертве опомниться, стремительно выбросил иглу вперёд, нанизывая захлебнувшегося в собственном крике Ардиру, словно кусок мяса на вертел. Вопль ужаса вперемешку с яростью застыл на губах Ринельгера, а чудовище продолжало с жестокой фанатичностью пронзать командира отряда и шелестеть из-под маски: «Семя!.. Клинок!.. Кровь!.. Да, кровь!»

Чародей пришёл в себя и, почти не осознавая, что делает, подцепил ладонь серпом. Тёплая кровь прилипла к лезвию, просочилась внутрь, и Ринельгер, складывая в голове руну, зажёг сталь. Спирит отбросил Ардиру в сторону, в его алых глазах играли отблески пламени, и он бросил руку с иглой на чародея, расправив остальные, словно паук, хватающий добычу, и стремительно рванулся с места. Закричав скорее от перевозбуждения, чем от ужаса, Ринельгер направил кончик лезвия меча прямо на чудовище, и рёв яростного пламени заглушил истошный вопль чародея и пронзительный шелест сгорающего спирита.

Аура страха сменилась пустотой так резко, что Ринельгер подавился собственным криком и выбросил серп из рук, прерывая заклинание. Фирдос-Сар, сжимая секиру, рухнул на колени, пустыми глазами смотря перед собой. Тишину, заполнившую башню, прерывала всхлипыванием только Ирма, над которой эмоции окончательно взяли вверх.

Перед ногами Ринельгера лежала горстка пепла, пламя пожрало спирита полностью, обратило в прах его оружие, но не тронуло маску, разве что только немного оплавило её. Вид поверженного чудовища не смог полностью вернуть Ринельгеру контроль над самим собой — попытка просто встать на четвереньки не обвенчалась успехом. Ощущая себя жутко старым и уставшим, он подполз к Ардире. Залитый собственной кровью, командир судорожно хватался за жизнь. Ринельгер пробежался взглядом по решету на животе — без шансов.

— Проклятие, — одними губами произнёс чародей. Ардира и сам всё понимал. — Боги…