Араох остановил лодку, лениво огляделся и жестом указал Зериону вылезать за борт. Рунариец изумлённо осмотрелся — впереди начинался густой туман, и до земли, если она и была, плыть ещё сажени четыре. Спутник молча ждал — говорить в Кредохарте нельзя. Зерион осторожно высунул ногу, но ступня не погрузилась на дно. Чары.

Рунариец слез, крепче сжал посох и повернулся к Араоху: тот повёл лодку обратно. До Матери нужно идти в одиночку. Он сделал шаг, потом второй. Неуверенность не покидала его, сомнения, рождённые целым спектром переживаний: от страхов погрузиться в озеро до встречи и разговора с Матерью. Она — последняя из древних существ в нынешнем веке. Какие тайны и истории она знала? Зачем хотела его видеть?

Зерион сделал шаг в неизвестное. Туман поглотил его, ветер тепло дунул в лицо. Рунариец зажмурился, но не прекратил движения. Он открыл глаза и словно оказался в другом мире: пары рассеялись, впереди на островке, окружённом озером, раскинулась гигантское древо. Всего одна дорога вела к нему, к центру, к Матери. Рунариец прошёл по ней. Царящая вокруг безмятежность медленно убаюкивала страхи, скребущие сердце.

Цветущая, нетронутая поляна блестела росой, переливалась яркими красками всевозможных цветов. Зерион не терял бдительности. Пусть святилище и вселяло покой, но что-то древнее внутри рунарийца боялось, принуждало к бегству. Зерион подошёл к мощным корням древа, выставил посох перед собой и припал на одно колено. Она выросла прямо из мощного крона, зелёная, как и Народ, но мало чем на них похожая. Матерь была словно частью древа, но Зерион чувствовал, что это обман, иллюзия и защитная оболочка.

— Зерион оун Деллан тиль Горн, я приветствую тебя в моём доме.

Рунариец не поднимал головы. Её голос звучал у него в сознании, и только мыслью он мог отвечать.

— Цикл мира скоро завершится, — её голос звучал отрешенно, будто у приговорённой к смерти. — Царство Порядка и Хаоса кончится.

— Спустя столько времени…

— Всему приходит конец, Зерион, — её печаль пронзало сердце рунарийца. — Лерон и Залас ослабли настолько, что не в силах держать равновесие. Их дети не справились, а из глубин веков поднимают головы властители прошлого царства. Они жаждут реванша. Лерон и Залас ослабли…

Зерион молчал. Матерь тянула паузу, подбирая слова.

— Я знала, что день, когда всё ляжет на плечи смертных, настанет, — продолжила, наконец, она, — но его боялась. Новый цикл начнётся в тот самый час, когда взойдёт солнце новых властителей. Духи уйдут. Поток закроется.

— Ты сказала, властители прошлого царства. Я не понимаю. Это… древние?

— Предвещают они кровавое царство, его возвращение. Их мало, они хитры, скрытны. В сетях их обмана запутаются те, кто отчаялся.

— Что я должен делать? — спросил беззвучно Зерион.

— Паладин будет здесь, очень скоро, — произнесла Матерь. — Даже по меркам смертных. Народ не остановит его, не остановит его госпожу Рунайро. Паладин призовёт меня к поединку, и мы проиграем оба. Потому что самое главное случится не здесь, а в столице.

— Капитул ошибся…

— Тебе не следует здесь погибать.

Зерион не ответил.

— То, что случится, не самое страшное, — продолжала она. — Процессу нельзя мешать.

— Я не понимаю, Матерь… до сих пор не понимаю!

— Один из Стражей переродился, Зерион. И его сердце пронзает отчаяние — я чую его где-то на севере, в Норзрине. Сильный Страж, он отчаялся. Найди его и успокой. Переубеди — скажи, что его родитель не бросил его. И если не получится, уничтожь сталью Керамара.

***

Имя, последнее слово легендарной Матери отпечаталось в голове Ринельгера. Долгий сон, изнуряющий, глубокий. Теперь уже у чародея закружилась голова. Зерион казался дезертиром, влившимся по обыкновению в наёмничью группу, ничего особенного. Но нет, мало того, что он оказался из рода Делланов, одного из самых могущественных семейств Ригальтерийской империи, был близким родственником второго верховного лорда Аллесиоса оун Деллан тиль Горна, но и нёс на плечах бремя священной миссии. Он определял направление отряда, почти всегда проводя его через центральные провинции севера империи. Четыре года Зерион терпеливо исполнял волю сгинувшей в пучине войны Матери, служил уничтоженному мятежниками и катаклизмами лесу, собирал сведения, искал кого-то или что-то, носившее имя Стража.

Ринельгер вспомнил, что рунариец вёл записи, но все они остались под завалами в пещере на Пустынном берегу. И за ними уже не вернуться. Ничего материального, что могло бы рассказать о проделанной работе, об успехах и конечных целях, не осталось. Лишь приходящие видения из прошлого.

Чародей сел на кровать, зажёг свечу и склонился над дневником, уходя глубоко в себя. Случайная гибель Зериона — его рук дело, и всё, что мог сделать Ринельгер, так это продолжить его поиски. Из глубин сознания приходили обрывки фраз, перед глазами плясали выведенные чёрными чернилами на абсолютно белой бумаге буквы, а чародей пытался отразить эти воспоминания на страницах дневника: но лишь каракули, неразборчивые и ничего не значащие, отпечатывались на пустых страницах.

Ринельгер со злостью захлопнул книжку, заглянул под кровать и достал завёрнутый в тряпку серпообразный меч. Ключ к башне, он был уверен. Но до сих пор ни словом не обмолвился о находке ни командиру, ни магистру. Чародей боялся рассказывать, как он добыл клинок. Прежде всего просто произносить это вслух. Не раз Ринельгер замечал на себе странный взгляд Ардиры, будто бы он видел чародея насквозь. Может быть, командир начал что-то подозревать? Путеводитель дал ему массу возможностей искать и следить, почему бы не расколоть одного из бойцов команды, самого сомневающегося в действиях руководства? Ринельгер снова поймал себя на мысли, что побаивался того, что сумел достичь. Видения, знания, потеря контроля над сознанием — казалось, его же Мощь пожирала его самого. Дар оборачивался проклятием. Была бы рядом Кассия…

За столом все сидели хмурыми: предстоящий день казался самым тёмным за все годы наёмничества. Странное ощущение приближения опасности, потерянность, снова сомнения. Уж не Путеводитель ли о чём-то пытался предупредить? Как сказала Ветер, его сила коснулась всего отряда. Кабатчик по имени Гарис, худой, как скелет, мужичок, подал завтрак — водянистую кашу с салом, но обрадовал элем, заказанным Ардирой. Когда посторонние удалились, командир сделал глоток и сказал:

— Мы идём на поиски башни. Сегодня. Вчетвером.

— А пташка?

— Чародей позаботился о том, чтобы она была под присмотром, — ответил Ардира. — Мы вернёмся вечером, в крайнем случае, следующим. Комнаты я оплатил на три недели вперёд.

— Ветер может ещё долго не возвращаться, — вставил Ринельгер. — Закончим поиски и оставим башню без присмотра?

— Я не собираюсь рисковать бойцами ради её башен, ключей и прочего говна. Найдём башню, разведаем её и дождёмся магистра. После получим деньги и уйдём к Алормо. Доедайте. Сарахид, возьми у Гариса еды на дня два. Ирма, хорошенько подготовься. Боевые заклинания и прочее. Чародей, твоя лекарская сумка, способности — в общем, ты знаешь.

С какой усталостью говорил командир. Будто бы не спал целую вечность. «Нужно будет по возвращении его осмотреть», — подумал Ринельгер. Распри распрями, а долг лекаря превыше всего.

Пока завтрак заканчивался, Ринельгер снова погрузился в чертоги разума. После башни отряд хотел уйти, но чародей не поддерживал эту идею. Впервые, спустя почти пять лет, он оказался среди своих, среди имперцев. Ветер была к нему благосклона. А ведь когда она достигнет цели, Мёртвый Легион тяжёлой поступью направится либо к Анхаелу, либо к Рунайро.

Она соберёт войско, огромное войско — Ветер желала власти, желала стать верховной леди Ригальтерии. Ринельгер ощущал это. Честолюбие, амбиции в её жилах струились, будто в юной леди. И вслед за её восхождением воцарится новый порядок, построенный на принципах империи. И Ринельгер был согласен на жизнь в таком мире.