Жила его семья на третьем этаже, и в этот душный день, как и во все остальные, родители встретили сына очень тепло. Хоть ему и было восемнадцать лет, но с ним они обращались как с ребенком: интересовались каждой мелочью, произошедшей за день, расспрашивали про самочувствие в такую жару, и не голоден ли он. Тут же мама накрыла на стол и попросила сына переодеться в недавно выстиранную и идеально выглаженную одежду.

Весь семейный очаг пестрил нежностью и заботой, потому что Като был единственным ребенком в семье. Родители хотели подарить ему так много любви и ласки, чтобы он никогда не взрослел головой и оставался всегда рядом с ними, Като был единственным смыслом их существования. В ранней юности его, конечно же, устраивало такое расположение дел, но затем Чешуа начал замечать всю гнилую подноготную такой “сладенькой” жизни, а сейчас так и вовсе хотел, наконец, как настоящий повзрослевший мужчина, жить тихо и спокойно один, хотя любил Каткема своих родителей также сильно и самоотверженно. Сильную искреннюю и бескорыстную любовь к своим родителям подмечали даже школьные друзья Като, когда слышали, что он хотел врать родителям о намечающейся у кого-нибудь вечеринке и о том, что выпивки там будет немало.

Их трехкомнатная квартира с порога удивляла своей просторностью и вместительностью. Так как кухня была соединена с залом, отец Като часто мог, сидя на диване, смотреть телевизор и засматриваться на красавицу-жену, орудующую у плиты. В целом, помимо бежевой мебели, в интерьере комнат преобладали умеренные, спокойные темно-синие тона. Такие цвета были больше всего по душе родителям, потому что такие комнаты не казались слишком уж вычурными, скорее сообщали о скромном и спокойном темпераменте хозяев.

В этот раз на ужин была подана сёмга с гречневой лапшой, приготовленной в соусе “терияки”, а также овощной салат для лучшего переваривания основного блюда. Като пил смородиновый морс, а родители красное полусладкое вино. Стиль в красном цвете напитков по отношению к белой скатерти стола был идеально выдержан. Его подчеркивало мощное светлое освещение на кухне, а окна были занавешены жалюзи.

– Как дела на занятиях, сынок? – спросила мама – Алисия, мило улыбаясь и разрезая изысканно запекшуюся, порозовевшую плоть рыбы.

Она глядела на сына точно такими же карими глазами, как и Като на нее.

Алисия Чешуа была сорокалетней зрелой женщиной, выделявшейся среди многих ее ровесниц необычайной красотой. Она всегда носила очки овальной формы. Ее лицо было круглым и румяным, а волнистые каштановые волосы свисали до плеч. Ее глаза были цвета лесного ореха, над ними вырисовывались длинные натуральные ресницы и ровные, тонкие брови. Ее фигура была достаточно стройной, что выдавало ее тщательную слежку за лишним весом. Она выглядела ухоженно и опрятно, приятно пахла. Сейчас на ней были домашние серые штаны и футболка поло в желто-коричневую полоску. Все подмечали, что от Алисии всегда веяло добротой и домашним уютом, сразу располагающими к себе, поэтому она и считалась самым ценным воспитателем в детском саду.

– Пойдёт, – наотрез ответил Като.

– Что по оценкам? – спросил папа – Оллема, кратко его звали Олли. Он пытался мастерски, как в ресторанах, разлить вино себе и жене, но получалось больше нелепо, чем умело.

Лицом Като был вылитый отец, только вот волосы у старшего светлые и прямые, как солома, торчащая вверх. Оллема выглядел весьма неприглядно: высокий мужчина худого телосложения, со спортом он никогда не дружил, поэтому мускулатура была вообще не развита. Олли любил носить на повседневной основе только классическую одежду: на автопилоте каждое утро на работу надевал черные брюки со стрелочкой, клетчатые рубашку и вязаную желетку, отец привык носить такие вещи еще со школы и университета, теперь в другом обличии его и представить было невозможно. Все это в купе с бледной кожей, торчащим кадыком и мутно-голубыми глазами создавало ему имидж болезненного мужика, однако в его профессии инженера такой внешний вид почитался.

– Да вроде всё нормально, без особых проблем. Где-то вскоки, где-то падения. Хотя я думаю, что порой излишне заучиваюсь, – с неохотой отвечал Като, уткнувшись взглядом себе в тарелку от нежелания говорить на эту тему.

– Это почему же? – воскликнули оба предка сразу.

– Ведь чем лучше учится курсант, тем лучше должность он может занять – продолжил отец.

– Неа. Всем там абсолютно нет никакой разницы, как ты учишься, просто если не сможешь что-то вовремя сдать, то заставят пересдавать, пока не получится. А, например, сидеть в офисе, что ты и имеешь в виду, приходится курсантам с ограничениями по службе из-за болезней, – махал в воздухе вилкой Каткема, пока объяснял.

– Зачем же тогда вам ввели рейтинги, зачем ставят оценки, следят за процессом?– абсолютно не понимал Олли сына.

– Так, тех, кто плохо учится, отправляют патрулировать тот райончик рядом с портом, – сказал Чешуа, выпив разлитое им в свой же бокал вино, пока родители были поглощены разговором.

– Что??? Прям вас, таких мальчишек??? И ты ещё у меня учиться хорошо не собираешься тут! – воскликнула Алисия, откинув с яростью назад свои чудесные волнистые волосы.

– Не волнуйся, туда самых отпетых двоечников суют, и то на последнем курсе, мне до таких, как до Луны, – попытался успокоить её Като, сохраняя полное спокойствие, потому что знал, что тон в споре с женщиной играет наиважнейшую роль.

– Да такими темпами точно туда засунут, скажи же, Олли, – приподняла она свою хрупкую женскую кисть в сторону отца, но голос стал уже более спокойный.

– Ну, всё… началось… – промычал Като себе под нос.

Родители Каткемы были людьми старой закалки, для них самое главное было получить хорошее образование, чтобы затем найти престижную работу. Стандартная рабочая схема, подумали бы многие. Като понял, что такая пробежка родителей по карьерной лестнице – это крысиная гонка. Судя по часто повышаемому отцу можно было с легкостью заметить, что все равно жить богато им не удавалось, хоть зарплата и росла. Потому что при ее росте, возрастали и всяческие многочисленные налоги, да еще и потребности становились дороже, шли затраты и на них. И по итогу, жили они с такими же свободными деньгами, как и раньше, но при этом отец трудился еще кропотливее. Оллема просто-напросто не знал, как грамотно распоряжаться своими финансами, не знал, как и куда вкладывать деньги. Каткема понимал, что такое отсутствие финансовой грамотности связано с убогой, устаревшей системой образования, задачей которой является сделать из человека простого работника среднего класса, неспособного руководить и много зарабатывать. Поначалу для Като подобное осознание правды показалось очень жестоким, но затем, пораздумав, дошел до того, что государству это просто выгодно. С тех пор он решил для себя, что будет изучать еще и финансовую грамотность, хотел добиться в будущем финансовой независимости, вкладывая деньги в недвижимость или акции. Эти сферы полис пока еще не мог под себя подогнуть. Для юного Чешуа подобная позиция стала местью городу за то, что у него отняли возможность выбирать свой жизненный путь. Через несколько минут их волнения утихли, и разговор перетёк в новое русло.

– Так чем сегодня вечером будешь заниматься? Гулять пойдешь? – как обычно, дотошно спрашивала мать сына.

– Да, в центр, на ярмарку эту собираемся, – вежливо промолвил Като и посмотрел на мать по-доброму, так как резко осознал, что сейчас за столом вел себя, как нудный, трудный подросток.

– Оу. Может лучше не стоит, лучше с нами дома посиди, а то там такое ужасное столпотворение. Мало ли кто там будет, черт знает, откуда понаехали эти узкоглазые, или наши напьются и будут буянить. Вдруг что случится, – всё продолжала она с волнением в голосе.

– Мам, я уверен там будет много охраны, да и восточники – славный народ, наш мир толкают инновационными технологиями, вот от кого реально польза есть. Не думаю, что какой-то левый паренек из центрального полиса будет им нужен, – слегка дрожащим голосом отвечал Като, из глубокого уважения и любви пытаясь больше не злиться на родителей.